В волны вероятности. Этот парень, сам того не зная, объясняет, как это все работает, ежедневный гипноз, установка, Закон Привлечения!
Материализованные события становятся опытом ума, испуганного всеми аспектами физической структуры, требуемой, чтобы сделать их реальными и познавательными для созидающего сознания. Этот автономный процесс, подобно фонтану, орошает каждый объект и событие в театре пространства-времени.
Каждый объект? Конечно, при условии нашего согласия и визуализации. Каждое событие? Разве события не являются объектами, при ближайшем рассмотрении действующими вместе?
Убедительность имаджонной гипотезы основана на ее способности к личному подтверждению. Гипотеза предполагает, что, когда мы фокусируем свое осознанное намерение на позитивном и жизнеутверждающем, когда мы сосредоточиваем свои мысли на этих ценностях, мы поляризуем массы позитивных концептонов, реализуем благотворные волны вероятности, вызываем в нашу жизнь полезные чередующиеся события, которые иначе бы не произошли.
Да это не просто гипотеза, подумал он, это работает. Достаточно убедительно, подумал он. Реальные законы, вы можете доказать их сами.
Обратное в такой же степени справедливо для продуцирования негативных или – в промежутке между ними – заурядных событий. Намеренно или по ошибке, безотчетно или с умыслом, мы не только выбираем, но и создаем все внешние условия, которые в наибольшей степени резонируют с внутренним состоянием души.
Вот в чем все дело. Вот тебе и «ну и что» – мы творим. Наше внутреннее состояние бытия. То, что кажется нам Внешним.
Никто не пассивен, никто не сторонний наблюдатель, никто не жертва.
Мы творим. Предметы, события. Что еще? Уроки. Предметы и события – это опыт, который мы переживаем, и уроки, на которых мы учимся. Или не учимся, и в таком случае создаем другие предметы и события и снова себя испытываем.
Совпадение? Из всех страниц, которые он мог бы открыть в книге, купленной случайно, его палец оказался именно на этой странице из… – он заглянул в конец книги – из трехсот девяноста семи. Шансы четыреста к одному. Он выбрал именно эту книгу из… какого количества книг? Нет, это не совпадение, подумал он, это судьба и Закон Привлечения в действии. Это была ее теория.
Уже не теория, тихо шепнула она, а Закон.
Глава семнадцатая
На следующее утро, сняв и уложив брезент, Джейми Форбс, слегка обеспокоенный прогнозом погоды, снова забрался в кабину своего самолета. Формировался холодный фронт, тучи сгущались над Алабамой, ожидались громы с килотоннами молний, бушующих там наверху. Не самая приветливая погода для маленьких аэропланов.
Смесь – ОБОГАТИТЬ
Шаг винта – МАКСИМАЛЬНЫЙ
Магнето – ОБА
Аккумулятор – ВКЛ.
Вспомогательный насос – ВКЛ., два-три-четыре-пять… ВЫКЛ.
Зона винта – ЧИСТО
Стартер – ВКЛЮЧИТЬ
И появился с грохочущим звуком пляшущий сизый дымок у винта.
Он взлетел, держа курс на юго-восток, наблюдая за погодой впереди, белые облака, несколько темных туч. Интересно, удалось бы выполнить полет по приборам в ситуации, что намечалась впереди?
Строгие правила слепого полета не позволяют включать в голове «автопилот», нет простора для посторонних мыслей. Он выбрал обычный режим визуального полета и решил держаться подальше от туч, поскольку такие полеты оставляют больше возможностей для маневра и интереснее, чем слепые полеты, которые подразумевают точное следование показаниям приборов, когда вокруг ничего не видно.
Чарльз Линдберг[11] подумал он, не мог лететь по чартерной авиатрассе из Нью-Йорка в Париж в 1927 году. Линдберг создал собственную авиатрассу.
Он набрал комфортную среднюю высоту, пять тысяч пять, с ловкостью орла обогнул тучи с помощью S-образных разворотов, внизу лоскутное одеяло лугов и пашен, вверху райское лоскутное одеяло неба. Есть где разогнаться вверх, есть где парить, лавировать между ватными клубами над Миссисипи, устремляясь на восток.
Кому-то пришлось бы принять вызов стать таким человеком, подумал он. В этом не было предопределения, не было долженствования. Когда Линдберг начал летать, он был таким же никому не известным парнем, как все другие летчики-ученики. Ему приходилось принимать одно решение за другим, чтобы стать человеком, который своим полетом изменил мир.
Давление и температура масла – в норме. Обороты, подача топлива, температура выхлопных газов…
Линдбергу нужно было пройти каждый шаг, отношение-выбор-желание тысячи раз снова и снова, чтобы проявить триллионы имаджонов для начала в пятьсот долларов наличными, затем овеществить их в биплан Кертисс Дженни,[12] использовать его для развлекательных полетов, обучения летчиков, перевозки почты. Во время этих полетов он и загорелся идеей совершить первый перелет через Атлантический океан в одиночку, на маленьком самолете, не на большом.
Ему надо было выбирать между установками «ты можешь это сделать» и «ты не можешь», отвергать одни и лелеять другие. Когда он выбирал «ты можешь», он должен был представить будущее (тучи оживлонов бурлят, устремляются наружу): нужно будет построить самолет, что-то наподобие М-2, почтового самолета фирмы «Клод Райен»[13] например, но только с одним сиденьем, все остальное – не почта, а… топливо (взрыв возбуждонов)!
Наверняка это пришло ему в голову в воздухе, во время развлекательных полетов, когда его внутренний второй пилот выполнял фигуры высшего пилотажа или перевозил пассажиров. Скажем, сто миль в час, это будет тридцать пять часов до Парижа; тридцать пять часов лёта при расходе, скажем, двенадцать галлонов в час будет… четыреста двадцать – пятьсот галлонов топлива. Если галлон весит шесть фунтов, это три тысячи фунтов топлива. Нужно разместить топливо по центру тяжести, чтобы самолет сохранял равновесие при полных баках и при пустых. Это должен быть летающий топливный бак. Что ж, это возможно, возможно…
Интересно, слышал ли Линдберг посвистывание и потрескивание концептонов сквозь гул двигателя?
Он относился к подготовке самолета со всей серьезностью, понимая, что рискует оказаться «тем самым Чарльзом Линдбергом, который рухнул в океан из-за безумной затеи совершить перелет на одномоторном самолете – моноплане, заметьте, – когда каждому известно, что для такого перелета необходим биплан с несколькими двигателями. До Парижа на одном двигателе – сумасшедший, вот он кто, и теперь среди летчиков меньше на одного Чарльза… как там его?»
Чтобы не стать «тем самым Чарльзом», пилот почтового самолета, должно быть, подумал: у моего самолета должен быть надежный двигатель, может, новенький мотор Wright Whirlwind.
Выбор за выбором, фантазоны становились мыслями идеями линиями на чертеже стальным каркасом обтянутым тканью, пока не появился на свет «Дух Сент-Луиса».[14]
Пора забраться повыше, решил Джейми Форбс, тучи впереди надвигались сплошной стеной.
Смесь, шаг винта, газ – все на полную. Так проходил день Джейми Форбса, полный размышлений, набор высоты до двенадцати тысяч, тучи остались внизу, солнцезащитный щиток шлема опущен, чтобы защитить глаза от яркого света.
Кто-то должен был выбрать стать Чарльзом Линдбергом, который принимал собственные установки, гипнотизировал себя, чтобы сделать то, что он хотел сделать, и, между прочим, войти в историю. Из всех людей на свете тот, кто принял такое решение, был парень внутри ума Чарльза Линдберга.
Какие установки я выбираю принять, думал он, что я решил изменить? Кем я решил стать?
Глава восемнадцатая
На юге верхняя кромка облаков становится все выше, двадцать пять тысяч футов, прикинул Джейми.
Можно подняться еще тысяч на пять, если надо, подумал он. Если между облаками будут просветы, можно нырнуть под нижнюю кромку. Если придется, можно лететь по приборам.
Накануне ночью он приготовил запасной план. Один радиовызов – и он может лететь не куда захочет, а в соответствии с зарегистрированным планом по согласию с центром управления полетами: полетит по оси авиатрассы в Марианну, штат Флорида, не огибая облака, прямо сквозь мглу.
Это был план «Б». А пока он летел на высоте двенадцать пять в ясном небе, увертываясь от верхней кромки облаков.
Великий Блэксмит разгипнотизировал себя до того, что вышел из тела. Мне это не нужно. Мне слишком нравится здешняя Игра, нравится работать инструктором, водить самолеты.
И когда Сэм обессмертил себя, расторгнув соглашение с одной из всеобщих установок-соглашений, не угодил он тут же в другую установку – некую установку об Играх по ту сторону?
Тогда появляется целый новый набор возможностей, которые можно принять или отклонить: верить, например, что теперь мы духи, на которых не распространяются ограничения для смертных – законы, которые были незыблемы час назад.
Убеждения других не влияют на мою жизнь, подумал он, пока не становятся и моими убеждениями.
Убедившись, что мы духи, мы сможем проникать сквозь стены, перестаем бояться внезапной грозы, болезни, старости, войны. Нас нельзя похоронить, застрелить, утопить, раздавить, взорвать, замучить, отравить, одурманить, приковать цепями, сломать, задушить, переехать, заразить, поймать в ловушку, посадить на цепь, убить электрическим током, посадить в тюрьму, разорвать, избить, повесить, казнить на гильотине, заморить голодом, оперировать, нами нельзя манипулировать и с нами больше ничего не сможет сделать никакой отдельный человек, организация или правительство на земле, или галактика, или вселенная, или даже закон пространства и времени.