Может, у него их было пятнадцать. А также пожизненное место в университете и десятки публикаций, и все эти заслуги, перечисленные на его странице. Не говоря уже об одном патенте, про который она прочитала в его резюме. А Оливия мучилась с дешевыми поддельными реагентами и старыми пипетками, которые у нее регулярно воровали. Она старалась не зацикливаться на том, насколько дальше нее Адам продвинулся в своей карьере, но забыть, как хорош он в своем деле, не представлялось возможным. Так хорош, что это начинало бесить.
— Я хочу сказать, что эта проблема преодолима. И мы активно работаем над этим. Это наше общее дело, мы демонстрируем всем, что вы остаетесь тут навсегда ради своей потрясающей девушки.
Оливия указала на себя размашистым жестом, и его взгляд скользнул по ее руке. Очевидно, он не был поклонником рационализации и работы с собственными эмоциями.
— Или вы можете продолжать злиться, и мы пойдем в вашу лабораторию, покидаемся пробирками с токсичными реагентами, пока боль от ожогов третьей степени не заставит вас забыть о плохом настроении. Весело, а?
Он отвернулся, закатив глаза, но по линии его щеки она поняла, что он развеселился. Скорее всего, против собственной воли.
— Много вы понимаете.
— Может быть, немного, но это не я фыркнула в ответ на вопрос «Как прошла неделя?».
— Я не фыркал. И вы заказали мне ромашковый чай.
Она улыбнулась.
— Всегда пожалуйста.
Они помолчали несколько секунд, пока она жевала кусок своего дэниша. Проглотив, она сказала:
— Сочувствую, что все так сложилось с вашим финансированием.
Он покачал головой.
— А вы извините за мое настроение.
Ух ты.
— Все в порядке. Вы знамениты своим настроением.
— Правда?
— Ага. Это типа ваша фишка.
— Неужели?
— Угу.
Губы у него дрогнули.
— Может, я хотел вас от этого избавить.
Оливия улыбнулась, потому что это было мило. В принципе, Адам был не очень милый, но к ней относился с добротой… можно сказать, всегда. Он почти улыбался в ответ, глядя на нее сверху вниз взглядом, значение которого она не вполне понимала, но который наводил ее на странные мысли. Бариста поставил их напитки на стойку, и внезапно он посмотрел так, будто его вот-вот стошнит.
— Адам? Вы в порядке?
Он уставился на ее стакан и сделал шаг назад.
— Этот запах.
Оливия глубоко вдохнула. Блаженство.
— Не любите тыквенный латте?
Он сморщил нос, отодвигаясь еще дальше.
— Отвратительно.
— Как его можно не любить? Лучшее, что было придумано в этой стране за последние сто лет.
— Пожалуйста, отойдите. Воняет.
— Эй. Если мне придется выбирать между вами и тыквенным латте, нам, возможно, стоит пересмотреть наше соглашение.
Он смотрел на ее стаканчик так, будто там хранились радиоактивные отходы.
— Может, стоит.
Когда они выходили из кофейни, он придержал для нее дверь, стараясь держаться подальше от тыквенного латте. Снаружи начинал моросить дождь. Студенты поспешно собирали со столов внутреннего дворика свои ноутбуки и блокноты, чтобы отправиться на занятия или переместиться в библиотеку. Оливия любила дождь, сколько себя помнила. Она глубоко вдохнула и наполнила легкие запахом сырой земли, остановившись с Адамом под навесом. Он сделал глоток своего ромашкового чая, и это заставило ее улыбнуться.
— Эй, — сказала она. — У меня есть идея. Вы собираетесь на осенний пикник биофака?
Он кивнул.
— Придется. Я член комитета по общественной жизни и нетворкингу.
Она расхохоталась.
— Не может быть.
— Ага.
— Сами вызвались?
— Это часть моих обязанностей. Я вынужден был вступить.
— А. Веселитесь там, наверное. — Она сочувственно поморщилась, едва не расхохотавшись опять над выражением отвращения на его лице. — Ну, я тоже иду. Доктор Аслан велела всем быть, говорит, это способствует сближению с коллегами по лаборатории. А вы заставляете своих аспирантов туда идти?
— Нет. У меня есть другие, более продуктивные способы сделать их несчастными.
Оливия хихикнула. У него было чувство юмора, странное и мрачноватое, но было.
— Не сомневаюсь. Так вот, у меня такая идея: на пикнике мы должны тусить вместе. На глазах у завкафедрой… раз уж он «оценивает». Я буду строить вам глазки, он увидит, что мы практически в шаге от свадьбы. Затем сделает быстрый телефонный звонок, подъедет грузовик и выгрузит ваше финансирование наличкой прямо перед…
— Привет, дружище!
К Адаму подошел светловолосый мужчина. Оливия замолчала, когда Адам повернулся, улыбнулся ему и обменялся рукопожатием — очень дружеским рукопожатием. Она моргнула, думая, не мерещится ли ей это, и отпила глоток своего латте.
— Я думал, ты сперва отоспишься, — сказал Адам.
— Разница во времени сбила мне режим. Я подумал, что с тем же успехом могу пойти на кампус и приступить к работе. Заодно поем. У тебя дома нет еды, чувак.
— На кухне есть яблоки.
— Вот и я говорю. Нет еды.
Оливия сделала шаг назад, собираясь распрощаться и уйти, когда блондин обратил внимание на нее. Он казался странно знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречалась с ним раньше.
— А это кто? — спросил он с любопытством. Глаза у него были светло-голубые, почти прозрачные.
— Это Оливия, — ответил Адам. После ее имени повисла пауза. Здесь он, видимо, должен был уточнить, кто такая Оливия. Он не сделал этого, и она не могла упрекнуть его в том, что он не хотел вешать на уши кому-то, кто, очевидно, был его добрым другом, лапшу об их фейковом романе. Она просто продолжала улыбаться и позволила Адаму закончить. — Оливия, это мой коллега…
— Чувак. — Блондин притворился оскорбленным. — Представь уж как друга.
Адам закатил глаза с явным удовольствием.
— Оливия, это мой друг и коллега — доктор Том Бентон.
Глава 5
Гипотеза: чем сильнее мне нужно, чтобы мой мозг работал на максимальной мощности, тем выше вероятность, что он зависнет.
— Минутку. — Доктор Бентон склонил голову. Он все еще улыбался, но его взгляд стал чуть пристальнее, его внимание к Оливии — не столь поверхностным. — Вы случайно не…
Оливия застыла.
Она никогда не мыслила спокойно или последовательно… на самом деле, ее разум больше походил на беспорядочную свалку мыслей. И все же, стоя там, перед Томом Бентоном, она почувствовала нехарактерную тишину, воцарившуюся в голове, и несколько умозаключений аккуратно встали на свои места. Во-первых, ей до смешного не везет. Человек, от которого зависело завершение ее драгоценного исследовательского проекта, был знаком… нет, дружил с тем, от которого зависело романтическое счастье ее драгоценной Ань. Вероятность этого была смехотворно низкой. И тем не менее. С другой стороны, так называемая везучесть Оливии не была ей в новинку, поэтому она перешла к следующему умозаключению. Ей нужно признаться Тому Бентону в том, кто она такая. Они должны были встретиться в три часа дня, и, если она притворится сейчас, будто не узнала его, это похоронит план проникнуть в его лабораторию. В конце концов, у всех ученых раздутое эго.
Третье умозаключение: если она сформулирует все верно, возможно, ей удастся избавить доктора Бентона от дикой истории с фейковым романом. Адам никак про это не упомянул, что, вероятно, означало, что он и не планировал этого делать. Оливии просто нужно следовать его примеру.
Да. Отличный план. У нее все получится.
Оливия улыбнулась, вцепившись в свой тыквенный латте, и ответила:
— Да, я — Оливия Смит, та…
— …возлюбленная, о которой я столько слышал?
Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Она сглотнула.
— Эм, на самом деле я…
— Слышал от кого? — неодобрительно спросил Адам.
Доктор Бентон пожал плечами.
— Ото всех.
— Ото всех, — повторил Адам. Теперь он хмурился. — В Бостоне?
— Ага.
— Почему люди в Гарварде обсуждают мою девушку?
— Потому что ты — это ты.
— Потому что я — это я? — Адам выглядел озадаченным.
— Пролилось немало слез. Некоторые рвали волосы на голове. Несколько сердец было разбито. Не беспокойся, они переживут.
Адам скорчил гримасу, а доктор Бентон вернулся к Оливии. Он улыбнулся ей, протягивая руку.
— Очень приятно познакомиться. Я считал все эти разговоры про девушку слухами, но теперь рад, что вы существуете. Прошу прощения, не запомнил имени… У меня ужасная память на имена.
— Я Оливия. — Она пожала его руку. У него было приятное рукопожатие, не слишком жесткое и не слишком мягкое.
— На каком факультете преподаете, Оливия?
Блин.
— На самом деле, нет. То есть я не преподаю.
— О, прошу прощения. Я не имел в виду, что это само собой разумеется. — Он улыбнулся скромной, извиняющейся улыбкой. В нем было какое-то мягкое очарование. Он был слишком молод для преподавателя, хотя и не так молод, как Адам. И он был высок, хотя и не так высок, как Адам. И он был красив, хотя… м-да. Не так красив, как Адам.
— А чем вы тогда занимаетесь? Научный сотрудник?
— Эм, на самом деле…
— Она учится, — сказал Адам.
Глаза доктора Бентона расширились.
— В аспирантуре, — пояснил Адам. В его тоне была нотка предостережения, как будто он очень хотел, чтобы доктор Бентон оставил эту тему.
Доктор Бентон, естественно, этого не сделал.
— Твоя аспирантка?
Адам нахмурился.
— Нет, конечно, она не моя…
Это была идеальная возможность.
— На самом деле, доктор Бентон, я работаю с доктором Аслан. — Может быть, эту встречу еще можно было спасти. — Вы, наверное, не помните моего имени, но мы переписывались. Мы должны были встретиться сегодня. Я та самая аспирантка, которая занимается биомаркерами рака поджелудочной железы. Та, которая просила у вас согласия поработать год в вашей лаборатории.
Глаза доктора Бентона распахнулись еще сильнее, и он пробормотал что-то вроде «Какого черта?». Затем его губы растянулись в широкой улыбке.