— Я? — в голосе Малькольма звучало удивление.
— Да.
— Нет. С чего бы?
— Потому что он ужасно себя с тобой повел, заставил выкинуть кучу данных. Просто… Со мной он не…
— Я знаю. Ну то есть, — поправил он себя, махнув рукой, — я не знаю, конечно. Но я верю, что с тобой он ведет себя по-другому, а не как на моем чертовом диссертационном совете.
— Ты его ненавидишь.
— Ага… Я ненавижу его. Или, скорее, недолюбливаю. Но ты не обязана не любить его потому, что я его не люблю. Хотя я оставляю за собой право комментировать твой ужасный вкус. Раз в два дня или около того. Но дружище, я видел вас вместе на пикнике. С тобой он определенно был другим. Плюс, знаешь, — неохотно добавил он, — нельзя отрицать, что он секси. Я понимаю, почему ты втрескалась в него.
— Ты говорил другое, когда я призналась, что свидания фейковые.
— Да, но сейчас я пытаюсь тебя поддержать. Тогда ты еще не была влюблена.
Оливия застонала.
— Можно, пожалуйста, не использовать это слово? Никогда? Немного преждевременно.
— Конечно. — Малькольм стряхнул несуществующую пылинку со своей рубашки. — Кстати, это прямо ромком наяву. Итак, как собираешься сообщить ему эту новость?
Оливия потерла висок.
— О чем ты?
— Ну, у тебя к нему чувства, и вы подружились. Я полагаю, ты планируешь сообщить ему о своих… Чувствах? Могу я использовать слово «чувства»?
— Нет.
— Как ни назови. — Он закатил глаза. — Ты ведь скажешь ему, да?
— Конечно нет. — Она отрывисто фыркнула. — Нельзя сказать тому, с кем ходишь на фейковые свидания, что ты… — ее мозг поискал верное слово, но не нашел и затем споткнулся на самом очевидном, — что он тебе нравится. Так просто не делают. Адам подумает, что я срежиссировала все это. Что я с самого начала охотилась на него.
— Вот глупость. Ты даже не была с ним знакома.
— А может, и была. Помнишь, я рассказывала тебе про парня, который помог мне решиться поступить в аспирантуру? Которого я встретила в туалете в ту неделю, когда проходило собеседование?
Малькольм кивнул.
— Я думаю, это мог быть Адам.
— Ты думаешь? Хочешь сказать, ты его не спросила?
— Конечно нет.
— Почему «конечно»?
— Потому что, может быть, это был и не он. А если и он, то, очевидно, не помнит, иначе сказал бы об этом давным-давно.
В конце концов, это не у него были линзы просроченные.
Малькольм тяжело вздохнул.
— Слушай, Оливия, — сказал он серьезно, — подумай вот о чем. Что, если ты тоже нравишься Адаму? Что, если он хочет чего-то большего?
Она рассмеялась.
— Этого не может быть.
— Почему нет?
— Потому.
— Почему?
— Потому что он — это он. Он Адам Карлсен, а я… — она умолкла.
Не было нужды продолжать. А я — это я. Ничего особенного.
Малькольм долго молчал.
— Ты даже не догадываешься, да? — Голос его звучал печально. — Ты потрясающая. Красивая и нежная. Ты независимая, и ты гениальный ученый, самоотверженная, преданная… Черт, Ол, взять хоть всю эту дурацкую историю, ты ее затеяла, лишь бы твоя подруга могла встречаться с парнем, который ей нравится, не испытывая чувства вины. Не может быть, чтобы Карлсен этого не заметил.
— Нет. — Оливия была настроена решительно. — Не пойми меня неправильно. Я считаю, что правда нравлюсь ему, но только как друг. А если я скажу ему, а он не захочет?
— Не захочет что? Продолжать фейковые отношения? Кажется, ты не много потеряешь.
Может, и много. Все эти разговоры и взгляды, которые Адам бросал на нее, и то, как он качал головой, когда она заказывала двойные взбитые сливки. То, как он позволял подшучивать над его угрюмостью, то, как непринужденно он вел себя с ней и как заметно отличался от того Адама Карлсена, которого она раньше немного боялась… Возможно, все это было не так уж много. Но теперь они с Адамом стали друзьями, и они смогут оставаться друзьями даже после двадцать девятого сентября. Сердце у Оливии проваливалось куда-то, когда она думала, что может потерять такую возможность.
— Нет, все-таки много.
Малькольм вздохнул, снова накрывая ее руку своей.
— Тогда это серьезно.
Она сжала губы, быстро моргая, чтобы подавить подступающие слезы.
— Может быть. Я не знаю… У меня никогда раньше такого не было. Я никогда не хотела такого.
Он улыбнулся, чтобы придать ей уверенности, но Оливия чувствовала что угодно, только не уверенность.
— Послушай, я знаю, что это страшно. Но это не обязательно плохо.
Одна-единственная слеза скатилась по щеке Оливии. Она поспешила стереть ее рукавом.
— Это ужасно.
— Ты наконец нашла кого-то, кто тебе нравится. И ладно, это Карлсен, но все еще может повернуться к лучшему.
— Не может. Не повернется.
— Ол, я знаю, через что ты прошла, я понимаю. — Малькольм крепче сжал ее руку. — Я знаю, что это страшно — быть уязвимым, но ты можешь позволить себе любить. Тебе можно иметь кого-то еще в жизни, кроме друзей и случайных знакомых.
— Но я не могу.
— Не вижу причин почему.
— Потому что все, кого я любила, умерли, — огрызнулась она.
Бариста где-то в глубине кафе выкрикнул заказ: карамельный макиато. Оливия тут же пожалела о своей резкости.
— Прости. Просто… так оно и есть. Мама. Бабушка с дедушкой. Мой отец жив, но… Так или иначе, никого нет рядом. Если я не сдержусь, Адам тоже уйдет.
Вот. Она выразила это словами, произнесла вслух, и от этого все стало только реальнее. Малькольм вздохнул.
— Ох, Оливия.
Ее друг был одним из немногих, кому она призналась в своих страхах: постоянном чувстве непричастности, ощущении, что раз большая часть ее жизни прошла в одиночестве, то и закончиться должна так же. Что она никогда не будет достойна чьей-то любви. На лице Малькольма отразилась смесь печали, понимания и жалости, и смотреть на это было невыносимо. Она отвела взгляд: посмотрела на смеющихся студентов, на крышки кофейных стаканчиков, сложенные рядом со стойкой, на наклейки на макбуке какой-то девушки… И убрала руку из-под его ладони.
— Тебе пора. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной. — Заканчивать свою операцию.
Он не сводил с нее глаз.
— Я люблю тебя… Ань тебя любит… Ань предпочла бы тебя Джереми. И ты тоже нас любишь. Мы все заботимся друг о друге, и я вот никуда не делся. Я никуда не уйду.
— Это другое.
— Почему?
Оливия не потрудилась ответить и вытерла щеку рукавом. С Адамом все было иначе, и Оливия хотела от него другого, но она не могла… не хотела произносить это вслух. Не сейчас.
— Я не скажу ему.
— Ол.
— Нет, — ответила она твердо. Теперь, когда слезы ушли, она чувствовала себя намного лучше. Может быть, она была не той, за кого себя принимала, но она умела притворяться даже перед самой собой. — Я не скажу ему. Это ужасная идея.
— Ол.
— На что это вообще будет похоже? Как мне это сформулировать? Какие слова будут верными?
— Я думаю, тебе стоит…
— Сказать ему, что я влюблена? Что я думаю о нем постоянно? Что я втрескалась? Что…
— Оливия.
Насторожили ее в итоге не слова Малькольма, не паническое выражение его лица и не тот факт, что он явно смотрел куда-то выше ее плеча. Просто именно в этот момент Оливии на телефон пришло сообщение от Ань, и это привлекло ее взгляд к цифрам на экране.
10:00.
Десять утра. Среда. Оливия сидела в «Старбаксе» кампуса, в том самом «Старбаксе», где она проводила каждое утро среды последние несколько недель. Она резко обернулась и…
Она даже не удивилась, увидев Адама. Он стоял позади нее. Достаточно близко, чтобы — если только с момента их последней встречи у него не лопнули барабанные перепонки — слышать каждое слово, слетевшее с губ Оливии.
Ей хотелось умереть на месте. Ей хотелось выползти за пределы собственного тела и этого кафе, растаять в луже пота, просочиться меж плитками пола, просто раствориться в воздухе. Но это все на данный момент было вне пределов ее возможностей, так что она натянула слабую улыбку и снизу вверх посмотрела на Адама.
Глава 11
Гипотеза: как только я начинаю врать, все становится хуже в семьсот сорок три раза.
— Ты… ты слышал это? — выпалила она.
Малькольм поспешил убраться из-за стола со всеми своими вещами, натянуто пробормотав:
— Я как раз собирался идти.
Оливия едва заметила это, пристально следя за тем, как Адам отодвигает стул, чтобы сесть напротив.
Дерьмо.
— Да, — сказал он мягко и ровно, и Оливия почувствовала, что вот-вот распадется на миллион крошечных кусочков прямо тут, на этом самом месте. Она хотела, чтобы он взял свои слова обратно. Хотела, чтобы он сказал: «Нет, слышал что?» Хотела вернуться в сегодняшнее утро и перемотать все назад, весь этот ужасный беспорядочный день. Не проверять сообщения на телефоне, не дать Ань войти и увидеть, как она тоскует по своему фейковому парню, не изливать Малькольму сердце в худшем из всех возможных мест.
Адаму нельзя было знать. Просто нельзя. Он подумает, что Оливия поцеловала его специально, что она спланировала весь этот кошмар, что она манипулировала им. Он решит порвать с ней задолго до того, как получит какую-то выгоду из их соглашения. И возненавидит ее. Перспектива была ужасающей, поэтому она сказала единственное, что пришло ей в голову:
— Это было не про тебя.
Ложь слетела с языка, словно оползень: непродуманная, быстрая и разрушительная.
— Я знаю, — кивнул он и… даже не выразил удивления.
Казалось, ему никогда не приходило в голову, что Оливия может им интересоваться. Ей хотелось плакать — частое состояние в это дурацкое утро, — но вместо этого ее вырвало очередной ложью:
— Я просто… влюбилась. В одного парня.
Адам снова кивнул, на этот раз медленно. Взгляд его потемнел, а уголок рта дернулся — лишь на мгновение. Она моргнула, и выражение его лица снова стало пустым.