И все же, несмотря на это, он продолжал помогать ей. А Оливия в ответ на его доброту взращивала в себе чувства и мысли, которые, несомненно, поставили бы его в неловкое положение.
— Будешь заказывать кофе?
Оливия подняла взгляд от своих ладоней.
— Нет.
Она откашлялась, борясь с ощущением, которое жгло ей грудную клетку. Мысль о кофе вызывала тошноту.
— Думаю, мне стоит вернуться в лабораторию.
Она наклонилась, чтобы подобрать рюкзак, хотела встать и немедленно уйти, но ей пришла в голову одна мысль, и она поняла, что пристально смотрит на него. Он сидел напротив, слегка нахмурившись, с встревоженным выражением лица.
Она попыталась улыбнуться.
— Мы друзья, да?
Он нахмурился сильнее.
— Друзья?
— Да. Ты и я.
Он посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. Что-то новое промелькнуло у него на лице, суровое и немного грустное. Слишком мимолетное, чтобы можно было истолковать.
— Да, Оливия.
Она кивнула, не зная, должно ли это ее подбодрить. Она не ожидала, что день окажется таким, и под веками ощущалось странное жжение, что заставило ее побыстрее просунуть руки в лямки рюкзака. С робкой улыбкой она махнула ему на прощание и уже собралась было уйти из этого проклятого «Старбакса», но тут Адам произнес этим своим голосом:
— Оливия.
Она остановилась прямо у его стула и посмотрела на него сверху вниз. Странно было оказаться выше него.
— Это, может быть, неуместно, но… — Он стиснул зубы и на секунду закрыл глаза. Как будто хотел собраться с мыслями. — Оливия. Ты необыкновенная, и я не сомневаюсь, что если ты расскажешь Джереми о своих чувствах, то он… — Он замолчал. Затем кивнул. Поставив своего рода точку, потому что его слова и то, как он произнес их, заставили ее глаза гореть еще сильнее.
Он думал, что это Джереми. Адам думал, что она была влюблена в Джереми, когда они заключали свое соглашение, и что она по-прежнему в него влюблена. Потому что она только что произнесла глупую ложь, которую слишком боялась взять обратно и…
Теперь без вариантов. Она сейчас разрыдается, и больше всего на свете ей не хочется этого делать на глазах у Адама.
— Увидимся на следующей неделе, ладно?
Оливия не стала дожидаться его ответа и быстро направилась к выходу, толкнув плечом кого-то, перед кем ей следовало бы извиниться. Оказавшись снаружи, она глубоко вздохнула и направилась к биофаку, пытаясь выбросить мысли из головы, пытаясь заставить себя думать о семинаре, на котором ей надо было ассистировать, о заявлении на стипендию, которое она обещала доктору Аслан отправить завтра, и о том, что в следующие выходные в городе будет сестра Ань и собирается готовить для всех вьетнамскую еду.
Холодный ветер шелестел в листьях деревьев, прижимая свитер Оливии к телу. Она обхватила себя руками и шла, не оглядываясь на кафе. Наконец-то началась осень.
Глава 12
Гипотеза: если я плохо справляюсь с активностью А, мои шансы на то, что меня попросят заняться активностью А, будут возрастать в геометрической прогрессии.
С отъездом Адама кампус казался странно пустым, даже несмотря на то, что в эти дни они все равно не должны были видеться. Это ощущение не имело под собой никакого основания: Стэнфорд определенно не пустовал, а, наоборот, кишел бесяще шумными студентами, которые постоянно бежали то на занятия, то обратно. Жизнь Оливии тоже была насыщенной: мыши достаточно подросли для проведения поведенческих анализов; она наконец-то получила отзывы на статью, которую представила несколько месяцев назад; ей требовалось спланировать переезд в Бостон в следующем году. Кроме того, у ее студентов близилась контрольная, так что теперь они внезапно начали ходить к ней на консультации — у них был испуганный вид, и они задавали вопросы, ответы на которые всегда можно было найти в первых трех строчках учебного плана.
Малькольм потратил пару дней, пытаясь убедить Оливию рассказать Адаму правду, а затем сдался перед ее упрямством и необходимостью заниматься собственными любовными драмами. Но несколько партий карамельного печенья он все-таки испек, явно солгав о том, что «не поощряет ее, Оливии, саморазрушительное поведение, а просто совершенствует рецепт». Оливия поглощала их все и обнимала своего друга со спины, пока он посыпал последнюю порцию морской солью.
В субботу Ань пришла на пиво и зефирки, и они с Оливией мечтали о том, чтобы бросить науку и найти работу в компании, где им бы нормально платили и признавали право на свободное время.
— Например, мы могли бы спать по утрам в воскресенье. Вместо того чтобы проверять в шесть утра наших мышей.
— Да. — Ань тоскливо вздохнула.
На заднем плане шел фильм «Гордость и предубеждение и зомби», но они не смотрели на экран.
— Мы могли бы покупать настоящий кетчуп, а не воровать пакетики из «Бургер Кинга». И заказать беспроводной пылесос, который я видела по телику.
Оливия пьяно хихикнула и перевернулась на бок под скрип кровати.
— Серьезно? Пылесос?
— Беспроводной. Это топчик, Ол.
— Это…
— Что?
— Просто… — Оливия снова хихикнула. — Мне бы это никогда в голову не пришло.
— Заткнись. — Ань улыбнулась, но не открыла глаз. — У меня жуткая аллергия на пыль. А знаешь что?
— Собираешься добить меня фактами о пылесосах?
В уголках глаз Ань появились морщинки.
— Не-а, — сказала она. — Ничего такого не знаю. Погоди… кажется, первая женщина-гендиректор возглавила компанию по производству пылесосов.
— Да не может быть. Это реально круто.
— Но может, я все придумала. — Ань пожала плечами. — Ладно, я хотела сказать, что… Думаю, я и правда этого хочу.
— Пылесос? — Оливия зевнула, не потрудившись прикрыть рот.
— Нет. Работу в академии. И все, что с этим связано. Лаборатория, студенты, чудовищная преподавательская нагрузка, гонка за грантами Национального центра исследования здоровья, непропорционально низкая зарплата. Вся эта чертовщина. Джереми говорит, что Малькольм прав. Что работа в фирме — это мечта. Но я думаю, что хочу остаться здесь и преподавать. Конечно, это будет ужасно, но это единственный способ создать хорошие условия для таких женщин, как мы, Ол. Составим конкуренцию всем этим привилегированным белым мужчинам. — Она ухмыльнулась, красивая и яростная. — Джереми может идти в фирму и зарабатывать кучу кровавых денег, а я вложу их в беспроводные пылесосы.
Оливия пьяно смотрела на выражение пьяной решимости на пьяном лице Ань, думая, что есть в этом что-то обнадеживающее: ее ближайшая подруга начинает понимать, какой ей хочется видеть свою жизнь. С кем она хотела бы ее прожить. От этих мыслей Оливия почувствовала укол боли глубоко внутри, в том месте, которое, казалось, острее всего ощущало отсутствие Адама, но она подавила ее, стараясь не думать об этом. Вместо этого она потянулась к руке своей подруги, сжала ее и вдохнула сладкий яблочный аромат ее волос.
— У тебя все получится, Ань. Дождаться не могу, когда увижу, как ты изменишь мир.
В общем, жизнь Оливии продолжалась так же, как и всегда, вот только впервые у нее возникло желание заниматься чем-то другим. Находиться рядом с кем-то другим.
«Так вот каково это, когда кто-то нравится», — размышляла она. Когда чувствуешь, что нет смысла идти на факультет только потому, что Адама нет в городе и у нее отняли малейший шанс пересечься с ним; постоянно оглядываться, надеясь заметить иссиня-черные волосы; слышать глубокий голос, такой же низкий, как у Адама, но все-таки не его; думать о нем, потому что ее подруга Джесс заговорила о поездке в Нидерланды, или потому что в телевикторине правильным ответом к слову «айхмофобия» оказалось «боязнь игл»; чувствовать себя в странном подвешенном состоянии и ждать, просто ждать, ждать… напрасно. Адам вернется через несколько дней, и ложь Оливии о том, что она влюблена в кого-то другого, никуда не денется. Двадцать девятое сентября наступит слишком быстро, и в любом случае мысль о том, что Адам когда-то сможет думать об Оливии в романтическом ключе, была абсурдной. Учитывая все это, ей повезло, что она нравилась ему хотя бы как друг.
В воскресенье она бегала в спортзале, когда у нее звякнул телефон. В верхней части экрана появилось имя Адама, и она сразу же бросилась читать сообщение. Вот только читать было особо нечего: просто огромное фото с кофе в пластиковом стаканчике, сверху — нечто, похожее на маффин. Внизу стояло гордое: «Фраппучино с тыквенным пирогом», а ниже — сообщение от Адама.
Адам: Как думаешь, я смогу пронести это в самолет?
Ей не нужно было зеркало, чтобы знать: она улыбается телефону, как идиотка.
Оливия: Ну, служба безопасности печально известна своей некомпетентностью. Хотя, может, не настолько?
Адам: Печально.
Адам: Жаль тогда, что тебя здесь нет.
Оливия еще долго улыбалась. А потом, когда вспомнила, в какой дурацкой ситуации оказалась, улыбка превратилась в тяжелый вздох.
Она несла поднос с образцами тканей в лабораторию к электронному микроскопу, когда кто-то похлопал ее по плечу. Оливия вздрогнула и чуть не споткнулась, подвергая опасности несколько сотен тысяч долларов федерального финансирования. Когда она обернулась, на нее со своей обычной мальчишеской улыбкой смотрел доктор Родригес. Как будто они были не аспиранткой и бывшим членом ее консультационной комиссии, который так и не удосужился прочитать ни одного из ее документов, а хорошими приятелями, которые сейчас пойдут пить пиво и веселиться.
— Доктор Родригес.
Он нахмурил брови.
— Я думал, мы договорились насчет Холдена.
Разве?
— Точно. Холден.
Он улыбнулся удовлетворенно.
— Парень уехал, а?
— А. Эм… Да.
— Ты туда? — Он подбородком указал в сторону лаборатории с микроскопом, и Оливия кивнула. — Давай помогу. — Он провел своим бейджем, чтобы открыть дверь, и придержал ее.
— Спасибо. — Оливия опустила образцы на лабораторный стол и благодарно улыбнулась, сунув руки в задние карманы. — Хотела взять тележку, но не смогла найти.