У него были большие пальцы, должно быть, дело заключалось в этом. Первый сустав был уже слишком глубоко, вызывал щемящую боль и ощущение мокрой некомфортной наполненности. Она поерзала на пятках, пытаясь приспособиться и освободить место, затем поерзала еще немного, и наконец ему пришлось другой рукой схватить ее за бедро, чтобы удержать на месте. Оливия держалась за его плечи, его кожа под ее ладонями была скользкой от пота и обжигающе горячей.
— Тсс.
Его большой палец погладил ее, и она всхлипнула.
— Все в порядке. Расслабься.
Невозможно. Хотя, если быть честной, ощущения от того, как его палец изгибается внутри нее, уже становились приятнее. Было уже не так больно, и, может быть, она даже стала еще более влажной, и, если бы он коснулся ее там… Ее голова откинулась назад. Она стиснула его плечи ногтями.
— Тут? Хорошая точка?
Оливия хотела ответить «нет», что это уже чересчур, но, прежде чем она смогла открыть рот, он сделал это снова, пока она уже не могла сдерживаться, исходя стонами и всхлипами и влажными, непристойными звуками. Но тут он попытался проникнуть немного глубже, и тогда Оливия не удержалась и вздрогнула.
— Что? — Это был обычный его голос, но в миллион раз более хриплый. — Больно?
— Нет… Ох.
Адам поднял взгляд. Его бледное лицо с ярким румянцем резко выделялось на фоне темных волос.
— Почему ты так нервничаешь, Оливия? Ты ведь делала это раньше, да?
— Я… да.
Она не знала, почему решила сообщить подробности. Любой идиот сразу бы понял, что это ужасная идея, но теперь, когда они стояли так близко, для лжи не осталось места. Поэтому она призналась:
— Пару раз. В колледже.
Адам застыл. Стал совершенно неподвижен. Его мышцы напряглись, сильно сжавшись под ее ладонями, а затем просто остались тугими и неподвижными. Он смотрел на нее.
— Оливия.
— Но это не имеет значения, — поспешно добавила она, потому что он уже качал головой, отстраняясь от нее. Это и в самом деле не имело значения. Не для Оливии, и потому это не должно было заботить Адама. — Я разберусь… я за пару часов разобралась с гигаомным контактом, секс не может быть сильно сложней. И готова поспорить, ты этим занимаешься постоянно, так что можешь научить меня, как…
— Ты проспоришь.
В комнате было прохладно. Внутри нее уже не было его пальца, а на бедре не лежала его ладонь.
— Что?
— Ты проиграешь свое пари. — Он вздохнул, проведя рукой по лицу. Другая рука, та, что была у нее внутри, двинулась вниз, чтобы поправить член. Теперь он казался огромным, и, прикоснувшись к нему, Адам поморщился.
— Оливия, я не могу.
— Конечно, можешь.
Он покачал головой.
— Извини.
— Что? Нет. Нет, я…
— Ты практически девств…
— Нет!
— Оливия.
— Нет.
— Но почти, поэтому…
— Нет, это так не работает. Девственность — это не непрерывная переменная, а категориальная. Двоичная. Условная. Дихотомическая. Возможно, порядковая. Я имею в виду хи-квадрат корреляции, может — корреляцию Спирмена. Логистическую регрессию. Логит-модель и эту дурацкую сигмоидную функцию.
Прошло уже несколько недель, а у нее все еще перехватывало дыхание от его улыбки одним уголком рта. Какой она всегда была неожиданной, какие ямочки появлялись у него на щеках. Оливия охнула, когда его большая ладонь накрыла ее щеку и притянула ее голову для медленного, теплого, смеющегося поцелуя.
— Ты такая всезнайка, — сказал он ей в губы.
— Может, и нет.
Она тоже улыбалась и целовала его в ответ. Обнимая его, обвивая его шею руками, чувствуя дрожь удовольствия, когда он притянул ее ближе к себе.
— Оливия, — сказал он, чуть отстранившись, — если по какой-либо причине секс для тебя… некомфортен, или ты не хочешь секса без отношений, то…
— Нет. Нет, ничего подобного. Я… — Она глубоко вздохнула, раздумывая, как это объяснить. — Дело не в том, что я против секса. У меня просто почти никогда не возникает такого желания. У меня что-то странное творится с мозгом и с телом, и… я не знаю, что со мной не так, но я, похоже, не способна испытывать влечение, как другие люди. Как нормальные люди. Я пыталась просто… просто сделать это, покончить с этим, и парень, с которым я это сделала, был милый, но правда заключается в том, что я просто не чувствую никакого… — Она закрыла глаза. Это было сложно признать. — Я не чувствую сексуального влечения, если только человек не начинает мне действительно нравиться и я не проникаюсь к нему доверием, а этого почему-то никогда не происходит. Или почти никогда. Этого не было уже давно, но сейчас… ты мне действительно нравишься, и я доверяю тебе, и впервые за миллион лет я хочу…
Она не могла продолжать, потому что он снова целовал ее, на этот раз так сильно и крепко, будто хотел проглотить.
— Я хочу сделать это, — сказала она, как только смогла. — С тобой. Я правда хочу.
— Я тоже, Оливия. — Он вздохнул. — Ты не представляешь, насколько.
— Тогда, пожалуйста. Пожалуйста, не говори «нет». — Она закусила свою губу, потом — его. А потом прикусила его подбородок. — Пожалуйста!
Он сделал глубокий вдох и кивнул. Она улыбнулась и поцеловала изгиб его шеи, и его ладонь накрыла ее талию.
— Но, — сказал он, — нам стоит сделать это несколько иначе.
Ей потребовалось чрезвычайно много времени, чтобы понять его намерения. Не то чтобы она была недалекой или настолько наивной, просто…
А может, все-таки была. Но она и в самом деле много лет не думала о сексе, и даже с Адамом она не мыслила такими категориями. Он над ней, раздвигает ее ноги широко в стороны, его ладони лежат на внутренней стороне ее бедер, затем он опускается на колени. Скользит глубоко вниз.
— Что ты…
Он раздвинул ее языком, словно она была куском масла, а он хотел разрезать ее, как горячий нож. Он двигался медленно, но уверенно и не остановился, когда бедра Оливии напряглись под его ладонями и когда она попыталась вырваться. Он просто зарычал, густо и низко, затем провел носом по коже там, где ноги переходили в живот, глубоко вздохнул, а затем лизнул ее еще раз.
— Адам, остановись, — взмолилась она, и на мгновение он просто уткнулся в нее лицом, как будто вовсе не собирался останавливаться. Затем поднял голову с затуманенным взглядом, как будто осознав, что должен слушать ее.
— М-м-м? — Его губы вибрировали на ее губах.
— Может быть, может быть, тебе стоит остановиться?
Он замер, его рука сжалась на ее бедре.
— Ты передумала?
— Нет. Но стоит заняться чем-нибудь другим.
Он нахмурился.
— Тебе не нравится?
— Нет. Да. Ну, я никогда. — Складка между его бровями стала глубже. — Но я втянула тебя в это, так что давай делать то, что нравится тебе.
На этот раз его язык прижался к ее клитору ровно настолько, чтобы заставить ее сжаться и резко выдохнуть. Кончик языка скользил вокруг — такое легкое движение, и все же оно заставило ее вскинуть руку к губам, впиться зубами в ладонь.
— Адам! — Она не узнала свой голос. — Ты слышал, что я сказала?
— Ты сказала делать то, что мне нравится. — Его дыхание обжигало ее. — Я и делаю.
— Ты же не можешь хотеть…
Он сжал ее ногу.
— Всегда только этого и хотел.
Кажется, такое не входило в стандартный протокол секса на одну ночь. Все это было слишком интимно. Но сложно было спорить, когда он смотрел, как зачарованный, на ее лицо, ноги, все тело.
Его большая рука прижималась к ее животу, удерживая ее, медленно поднимаясь все выше и выше к груди и так и не добираясь до цели. Лежа вот так, Оливия немного смущалась того, какой впалый у нее живот, как торчат ее ребра.
Адаму, казалось, все нравится.
— Может, тебе лучше…
Укус.
— Нет.
— Я даже не сказала…
Он вскинул взгляд.
— Я хочу заниматься только этим и ничем другим.
— Но…
Он с громким, влажным звуком всосал одну ее губу, и она ахнула. А потом его язык оказался внутри нее, и она застонала, наполовину — от удивления, наполовину — от ощущения… О, да.
Да.
— Боже, — сказал кто-то. Не Оливия, так что, должно быть, Адам. — Боже.
Это было невероятно. Сверхъестественно. Его язык скользил внутрь и наружу, кружил, его нос прижимался к ее коже, каждый раз, когда по ее телу проходила судорога, он издавал тихие грудные звуки, и Оливия была близка к тому, чтобы…
Она не знала, сможет ли кончить. Ведь в этой комнате находился другой человек, и он ее касался.
— Мне потребуется время, — сказала она извиняющимся тоном. Она ненавидела себя за то, как тонко прозвучал ее голос.
— Слава богу, — его язык прошелся по ней целиком длинным широким движением. — Пожалуйста.
Она никогда не слышала, чтобы Адам с таким энтузиазмом относился к чему бы то ни было, даже к написанию заявок на гранты или к вычислительной биологии. Это вознесло ее на несколько уровней выше, и все стало еще хуже, когда она заметила его руку. Не ту, которой он отодвигал половинку ее задницы, а другую.
Оливия увидела, что он не достал член из штанов, и это было несправедливо, раз она лежала перед ним, настолько раскрывшись. Но то, как двигалась его рука, как медленно она скользила вверх и вниз, — это было просто невыносимо. Она выгнулась еще сильнее, ее позвоночник образовал идеальную дугу, а затылок коснулся подушки.
— Оливия. — Он отклонился на несколько сантиметров и поцеловал внутреннюю сторону ее дрожащего бедра. Глубоко втянул воздух носом, как будто хотел удержать ее запах. — Тебе пока нельзя кончать.
Его губы коснулись ее складок, когда его язык снова погрузился внутрь, и она зажмурилась. В ее животе расцвел жидкий обжигающий жар и разлился по всему телу. Ее пальцы ухватились за простыни, пытаясь найти опору. Это было невыносимо. Это было не в ее власти.
— Адам.
— Нет. Еще две минуты. — Он всосал ее ртом… Боже, да. Вот здесь.
— Прости.
— Еще минуту.
— Я не могу…