Он описал все с такой болезненной точностью, что Оливия уткнулась лицом в колени. Как раз в тот момент, когда Ань сказала:
— Такого не бывает в реальной жизни.
— Бывает.
— Не-а. Это какая-то мелодрама. Или дурно написанная книжка для подростков. Ужасный сюжет. Оливия, скажи Малькольму, чтобы он не бросал работу: ему никогда не стать писателем.
Оливия заставила себя поднять глаза. Она никогда раньше не видела, чтобы Ань так хмурилась.
— Это правда, Ань. Мне так жаль, что я солгала тебе. Я не хотела, но…
— Ты встречалась с Адамом Карлсеном понарошку?
Оливия кивнула.
— Боже, я знала, что тот поцелуй был какой-то странный.
Оливия подняла руки, защищаясь.
— Ань, извини…
— У тебя были фейковые отношения с Адамом, блин, Карлсеном?
— Это казалось хорошей идеей, и…
— Но я видела, как ты его целовала. На парковке биофака!
— Только потому, что ты меня вынудила…
— Но ты сидела у него на коленях!
— Опять же, ты заставила меня… Кстати, не самый лучший момент нашей дружбы…
— Но ты натирала его солнцезащитным кремом! Вас видело человек сто!
— Только потому, что кое-кто подставил меня. Не замечаешь закономерности?
Ань покачала головой, как будто вдруг ужаснулась собственным поступкам.
— Я просто… вы так хорошо смотрелись вдвоем. Адам так смотрел на тебя, было очевидно, что он от тебя без ума. И ты тоже смотрела на него так, словно он — единственный парень на земле, и потом… всегда казалось, будто ты заставляешь себя сдерживаться, и мне хотелось, чтобы ты знала: можно выражать свои чувства, когда захочется… Я правда думала, что помогаю тебе, и… у тебя были фейковые отношения с Адамом Карлсеном?
Оливия вздохнула.
— Слушай. Извини, что лгала. Прошу, не надо меня ненавидеть. Я…
— Я тебя не ненавижу.
Правда?
— Нет?
— Конечно, нет, — возмутилась Ань. — Я немного ненавижу себя за то, что заставляла тебя делать все это. Ну, может быть, не «ненавижу», но если бы я писала себе письмо, то не стала бы стесняться в выражениях. И я невероятно польщена, что ты делала для меня подобное. То есть это было чересчур опрометчиво, все слишком запуталось, а ты — ходячее клише из ромкома, и боже, Ол, ты такая дура. Но очень милая дура, и моя дура.
Все еще не веря своим ушам, она покачала головой, но сжала колено Оливии и посмотрела на Малькольма.
— Погоди. А твоя связь с Родригесом настоящая? Или вы двое притворяетесь парой, чтобы судья передал ему опеку над недавно осиротевшими крестниками?
— Вполне настоящая. — Малькольм самодовольно улыбнулся. — Трахаемся как кролики.
— Потрясающе. Ну, Ол, мы еще поговорим об этом. Серьезно поговорим. Наверное, ни о чем другом больше не будем говорить, только об этих грандиознейших фейковых отношениях нашего века, но пока давай сосредоточимся на Томе, и… это ничего не меняет, вместе вы с Адамом или нет. Я по-прежнему считаю, что он хотел бы знать. Я бы в аналогичной ситуации хотела знать. Ол, если бы все было наоборот, если бы ты могла потерять что-то, а Адам стал жертвой сексуальных домогательств…
— Я не жертва.
— Нет, Ол, ты жертва. — Серьезный взгляд Ань прожег ее насквозь, и только тогда Оливия осознала всю чудовищность того, что случилось. Того, что сделал Том.
Она судорожно вздохнула.
— Если бы все было наоборот, я хотела бы знать. Но все иначе.
— Почему иначе?
Потому что я люблю Адама. А он меня нет. Оливия помассировала виски, стараясь думать вопреки нарастающей головной боли.
— Я не хочу отнимать у него то, что он любит. Адам уважает Тома и восхищается им, и я знаю, что Том поддерживал Адама в прошлом. Вероятно, лучше ему не знать.
— Если бы только был способ узнать, что предпочел бы Адам, — сказал Малькольм.
Оливия в ответ шмыгнула носом.
— Ага.
— Если бы только можно было спросить кого-то, кто знает Адама очень хорошо, — сказал Малькольм громче.
— Ага, — повторила Ань, — это было бы круто. Но никого нет, так что…
— Если бы только кто-то в этой комнате недавно начал встречаться с давним другом Адама. — Малькольм едва не кричал, полный пассивно-агрессивного возмущения, и Ань с Оливией обменялись изумленными взглядами.
— Холден!
— Ты можешь спросить совета у Холдена!
Малькольм фыркнул.
— Вы обе такие умные и при этом такие тормоза.
Оливия вдруг кое-что вспомнила:
— Холден ненавидит Тома.
— Правда? Почему?
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Адам списывает это на какую-то странную причуду Холдена, но…
— Эй. Он идеален, у него нет причуд, — перебил Малькольм.
— Может, дело еще в чем-то?
Ань энергично закивала.
— Малькольм, где Оливия может найти Холдена прямо сейчас?
— Не знаю. Но, — он с самодовольной улыбкой постучал по телефону, — у меня как раз есть его номер, прямо тут.
Холден, или «Холден Милая Попка», как он значился в телефонной книге Малькольма, как раз завершал свой доклад. Оливия застала последние пять минут: что-то о кристаллографии, что она не понимала и не хотела понимать, — и была совершенно не удивлена тем, насколько талантливым, харизматичным оратором он оказался. Она подошла к кафедре, как только Холден закончил отвечать на вопросы, и он улыбнулся, увидев, что она поднимается по ступеням. Казалось, он был искренне рад ее видеть.
— Оливия. Моя сводная соседка!
— Точно. Да. М-м, отличный доклад. — Она приказала себе прекратить теребить собственные руки. — Я хотела задать тебе вопрос.
— Речь о нуклеиновых кислотах на четвертом слайде? Потому что я сам не понял, что говорил. Слайд делала моя аспирантка, а она намного умнее меня.
— Нет. Вопрос об Адаме…
Лицо Холдена прояснилось.
— Ну, вообще-то это насчет Тома Бентона.
Его лицо так же быстро помрачнело.
— Что насчет Тома?
Вот да. Что именно насчет Тома? Оливия не знала, как подобраться к теме. Она даже не знала, что именно хочет спросить. Конечно, она могла бы выложить Холдену всю историю своей жизни и умолять его решить все проблемы за нее, но почему-то это не казалось хорошей идеей. Она на мгновение задумалась, а затем решила начать вот с чего:
— Ты знаешь, что Адам думает переехать в Бостон?
— Ага.
Холден, скорчив гримасу, указал на высокие окна аудитории. Там виднелись огромные зловещие тучи, угрожавшие разразиться дождем. Ветер, уже холодный в сентябре, раскачивал одинокое дерево гикори.
— Кто не захочет переехать сюда из Калифорнии? — усмехнулся он.
Оливии нравилась смена погоды, но она оставила эту мысль при себе.
— Как ты думаешь… Как думаешь, он будет тут счастлив?
Холден с минуту пристально смотрел на нее.
— Знаешь, ты уже стала моей любимой девушкой Адама… Не то чтобы их было много, ты — единственная женщина за примерно десять лет, которая смогла конкурировать с компьютерным моделированием, но этот вопрос дает тебе пожизненное звание первой. — Он на минуту задумался. — Я думаю, что Адам мог бы быть счастлив тут… по-своему, конечно. Хмуро и уныло счастлив. Но да, счастлив. При условии, что ты тоже будешь тут.
Оливии пришлось сдержаться, чтобы не фыркнуть.
— При условии, что Том будет хорошо себя вести.
— Почему ты так говоришь? О Томе? Я… я не хочу совать нос в чужие дела, но в Стэнфорде ты предупреждал меня, чтобы я была осторожнее с Томом. Ты… не любишь его?
Он вздохнул.
— Не то чтобы не люблю… Хотя и правда не очень. Скорее, я ему не доверяю.
— Но почему? Адам рассказал мне, что делал для него Том, когда ваш научрук вел себя жестоко.
— Видишь ли, вот отсюда и проистекает большая часть моего недоверия. — Холден потеребил губу, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Том неоднократно вмешивался, чтобы спасти задницу Адама? Конечно. С этим не поспоришь. Но во-первых, как возникали такие ситуации? Наш научрук был тот еще фрукт, но он был не склонен контролировать каждую мелочь. К тому моменту, как мы стали его аспирантами, он, известный мудак, был уже слишком занят, чтобы вникать в повседневные дела лаборатории. Вот почему у него были аспиранты вроде Тома, которые руководили такими, как Адам и я, и фактически всей лабораторией. И все же наш научрук узнавал о каждой мелкой ошибке Адама. Каждые несколько недель он приходил, говорил Адаму, какой он неудачник, потому что взял не тот реагент или разбил мензурку, а затем Том, самый верный его постдок, публично вступался за Адама и спасал положение. Это была пугающе отработанная схема, и она касалась только Адама, самого многообещающего аспиранта нашей программы. Он был обречен на успех и все такое. Поначалу это вызывало у меня некоторые подозрения, я думал, что Том целенаправленно саботирует Адама. Но в последние годы я задумался, а не хотел ли он чего-то совсем иного.
— Ты говорил об этом с Адамом?
— Да. Но у меня не было доказательств, а Адам — ну, ты его знаешь. Он упрямо, непоколебимо верен людям, и он был безумно благодарен Тому. — Холден пожал плечами. — В конце концов они закорешились и близко дружат с тех пор.
— Тебе это неприятно?
— Само по себе нет. Я понимаю, что это может показаться ревностью, но правда в том, что Адам всегда был слишком сосредоточенным и целеустремленным, чтобы иметь много друзей. Я был бы счастлив за него. Но Том…
Оливия кивнула. Да. Том.
— Зачем он это делал? Что за… странная вендетта?
Холден вздохнул.
— Вот поэтому Адам отмахнулся от моих подозрений. Тут действительно нет ясных причин. На самом деле, я не думаю, что Том ненавидит Адама. Или, по крайней мере, все не настолько просто. Но я верю, что Том умный и очень, очень хитрый. Вероятно, здесь есть зависть, желание воспользоваться Адамом, может быть, получить контроль или власть над ним. Адам склонен преуменьшать свои достижения, но он — один из лучших ученых нашего поколения. Иметь влияние на него — привилегия и немалое достижение.