Встречайте, дамы и господа: ученые.
— Ну… всякое. — Оливия напрягла мозги. — Ходят куда-нибудь и вместе занимаются разным. Яблоки собирают или там рисуют картины и пьют вино.
«В общем, всякие идиотские вещи», — подумала Оливия.
— В общем, всякие идиотские вещи, — сказал Адам, пренебрежительно махнув своей огромной ручищей. — Можете просто пойти к Ань и сказать ей, что мы ходили на свидание и рисовали Моне. Она позаботится о том, чтобы об этом узнали все.
— Так, во-первых, это Джереми позаботился. Давайте будем винить Джереми. И это еще не все, — настаивала Оливия. — Люди, когда встречаются, они… разговаривают. Много. Больше, чем просто «привет» в коридоре. Они знают любимые цвета друг друга, и дни рождения, и… они держатся за руки. Они целуются.
Адам плотно сжал губы, словно пытаясь подавить улыбку.
— Ну нам до такого еще далеко.
Оливия пережила очередной приступ унижения.
— Я очень сожалею о поцелуе. Я правда не думала, и…
Он покачал головой.
— Все в порядке.
Ему, казалось, и правда было все равно, учитывая, что он был известен как человек, который выходил из себя, если кто-нибудь неправильно называл атомный номер селена. Хотя нет, ему было не все равно. Его это забавляло.
Оливия склонила голову набок.
— Вам это доставляет удовольствие?
— «Удовольствие» — это, вероятно, не слишком точное слово, но нельзя не признать, что все это довольно занимательно.
Она понятия не имела, что было занимательного в том, что она случайно поцеловала преподавателя кафедры, потому что он оказался единственным человеком в коридоре, и что вследствие этого поразительно идиотского поступка все теперь считали, что она встречается с кем-то, кого она до сегодняшнего дня видела ровно два раза…
Оливия принялась хохотать и согнулась пополам еще до того, как успела додумать мысль, пораженная абсолютной неправдоподобностью ситуации. Ну и жизнь у нее. И вот какие плоды приносят ее поступки. Когда она наконец снова смогла дышать, у нее болели мышцы живота, а в глазах стояли слезы.
— Хуже и быть не может.
Он улыбался, глядя на нее, и глаза у него странно блестели. И вы только посмотрите: у Адама Карлсена на щеках появились ямочки. Очень милые.
— Ага.
— И это все моя вина.
— В значительной степени. Я вчера немного подурачил Ань, но да, я бы сказал, что это по большей части ваша вина.
Липовые отношения. Адам Карлсен. Оливия, должно быть, чокнулась.
— Не будет ли проблемой то, что вы преподаватель, а я аспирант?
Он склонил голову, став серьезным.
— Это не будет выглядеть потрясающе, но не думаю, что станет проблемой, нет. Поскольку я не имею над вами никакой власти и не являюсь вашим куратором. Но я могу уточнить.
Это была эпически плохая идея. Худшая идея, когда-либо возникавшая в эпически плохой вселенной плохих идей. За исключением того, что это действительно решило бы ее текущую проблему, а также некоторые проблемы Адама, а взамен Оливии придется лишь здороваться с ним раз в неделю и прилагать некоторые усилия, чтобы не называть его доктором Карлсеном. Это казалось выгодной сделкой.
— Могу я подумать?
— Конечно, — спокойно сказал он. Его тон придавал уверенности.
Она не думала, что он будет таким. Наслушавшись разных историй и насмотревшись на его хмурую гримасу, она правда не думала, что он окажется таким. Даже если не вполне понимала, каким таким.
— И, видимо, спасибо. За предложение. Адам, — с опозданием добавила она. Как будто решила распробовать его имя. Звучало странно, но не слишком.
После долгой паузы он кивнул.
— Хорошо. Оливия.
Глава 3
Гипотеза: приватный разговор с Адамом Карлсеном станет на 150 процентов более неловким, после того как прозвучит слово «секс». Из моих уст.
Три дня спустя Оливия стояла перед кабинетом Адама.
Она никогда раньше здесь не была, но найти кабинет было несложно. Опознавательным знаком была студентка, выбежавшая оттуда с глазами на мокром месте и выражением ужаса на лице, не говоря уже о том, что только на этой двери не висели фотографии детей или домашних животных, или других значимых для хозяина кабинета лиц. Там не было даже копии его статьи, попавшей на обложку журнала Nature Methods. Оливия знала о статье, потому что накануне искала о нем информацию в Google Scholar. Простое темно-коричневое дерево и металлическая табличка с надписью «Адам Г. Карлсен, к. б. н.».
Возможно, «Г», означало «говнюк».
Накануне Оливия чувствовала себя немного маньячкой, зависнув на факультетской страничке с биографией Карлсена и прокручивая вниз список из десяти миллионов публикаций и исследовательских грантов. Его фотография на сайте явно была сделана в походе, а не в студии официального стэнфордского фотографа. Но Оливия быстро подавила это чувство, сказав себе: прежде чем вступать с кем-то в фейковые отношения, логично изучить результаты его научной работы.
Прежде чем постучать, она сделала глубокий вдох, а потом еще один между «войдите» Адама и мгновением, когда она наконец собралась с духом, чтобы открыть дверь. Когда она вошла в кабинет, он не сразу поднял взгляд и продолжал печатать на своем макбуке.
— Мои приемные часы закончились пять минут назад, так что…
— Это я.
Его руки замерли, зависнув в двух сантиметрах над клавиатурой. А потом он развернулся.
— Оливия.
Было что-то особенное в том, как он произнес ее имя. Может, акцент, может быть — тембр голоса. Оливия не вполне понимала, в чем дело, но он так это сказал. Отчетливо. Осторожно. Глубоко. Как никто другой. Это казалось невероятным, но этот тон был ей хорошо знаком.
— Что вы ей сказали? — спросила она, стараясь не думать об интонациях Адама Карлсена. — Девушке, которая выбежала отсюда в слезах?
Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, что меньше минуты назад в кабинете был кто-то еще… кто-то, кого он явно довел до слез.
— Я просто дал отзыв на ее письменную работу.
Оливия кивнула, молча благодаря всех богов за то, что Карлсен не был ее научруком и никогда им не будет, и осмотрелась. Конечно, у него был угловой кабинет. Два окна, которые вместе, должно быть, составляли семьдесят тысяч квадратных метров стекла, давали столько света, что здесь можно было вылечить от сезонной депрессии двадцать человек. Это имело смысл, учитывая количество грантов, которые Карлсен выиграл для университета, и его репутацию — конечно, ему выделили хороший кабинет. В кабинете Оливии не было окон, и в нем странно пахло: вероятно, потому, что она делила его с тремя другими аспирантами, хотя он был рассчитан максимум на двоих.
— Я собирался написать вам. Я сегодня разговаривал с деканом, — сказал Адам, и она снова посмотрела на него.
Он указал на стул перед своим столом. Оливия отодвинула его и села.
— Насчет вас.
— Вот как.
Внутри Оливии все рухнуло. Она бы предпочла, чтобы декан не знал о ее существовании. Хотя, опять же, она бы предпочла не сидеть в этой комнате с Адамом Карлсеном, и чтобы семестр не начинался уже через пару дней, и чтобы глобальное потепление было выдумкой. И тем не менее.
— Ну, насчет нас, — уточнил он. — И правил социализации.
— И что она сказала?
— Нет никаких препятствий к тому, чтобы мы встречались, поскольку я не являюсь вашим научным руководителем.
Оливию захлестнула смесь паники и облегчения.
— Однако есть некоторые моменты, которые нужно принять во внимание. Я не могу сотрудничать с вами в каком бы то ни было официальном качестве. И я член комитета, присуждающего гранты, а это значит, что мне придется самоустраниться, если вы будете номинированы на какую бы то ни было стипендию.
Она кивнула.
— Справедливо.
— И я точно не могу состоять в вашем диссертационном совете.
Оливия подавила смешок.
— Это не проблема. Я и не собиралась просить вас участвовать в диссертационном совете.
Он сощурился.
— Почему нет? Вы занимаетесь раком поджелудочной, так ведь?
— Да. Диагностика на ранней стадии.
— Тогда ваша работа только выиграет, если ее будут разбирать с точки зрения вычислительных моделей.
— Да. Но в отделе есть и другие разработчики вычислительных моделей. А я бы хотела защититься, не рыдая в туалете после каждого заседания диссертационного совета.
Карлсен пристально смотрел на нее.
Оливия пожала плечами.
— Без обид. Я простая девчонка с простыми запросами.
В ответ на это он опустил взгляд в стол, но Оливия успела заметить, как дернулся уголок его рта. Затем он снова поднял взгляд и посмотрел серьезно.
— Итак, вы приняли решение?
Она сжала губы под его спокойным взглядом. Сделала глубокий вдох и сказала:
— Да. Да, я… Я хочу на это пойти. На самом деле это хорошая идея.
Этому было много причин. Так можно было решить проблему Ань и Джереми, а заодно… и все остальные проблемы. С тех пор как слух начал распространяться, люди, казалось, слишком боялись ее, чтобы, как обычно, ставить ей палки в колеса. Другие ассистенты преподавателей теперь не пытались поменять расписание и вместо ее удобного слота в два часа дня заставить ее взять ужасающие восемь утра, коллеги по лаборатории перестали оттеснять ее в очереди на микроскоп, а два преподавателя, с которыми она пыталась связаться последние несколько недель, наконец соизволили ответить на ее письма. Казалось немного нечестным использовать это огромное недоразумение в своих целях, но в академических кругах царило беззаконие, а жизнь Оливии в последние два года была сплошным расстройством. Она научилась хвататься за все, что могло сойти ей с рук. И если некоторые… ладно, почти все аспиранты факультета смотрели на нее с подозрением, поскольку она встречалась с Адамом Карлсеном, так тому и быть. Ее друзья вроде бы не возражали, хотя и не понимали, что происходит.
Если не считать Малькольма. Целых три дня он избегал ее, как прокаженной. Но Малькольм — это Малькольм. Он переживет.