Он легко спрыгнул со стены и упругим шагом подошёл к Хроносу.
— Где девушка? — спросил Дмитрий глухо, приблизив своё лицо к лицу Хроноса.
Тот молчал и улыбался темно и загадочно.
Дмитрий скрипнул зубами и ухватил странного, так ненавидимого им человека за лацканы. Гнилая материя затрещала. Хронос не сопротивлялся. Выражение его лица не изменилось.
— Кто ты такой?! Говори правду! Говори! Говори немедленно! А не то…
Он попытался встряхнуть его, но Хронос стоял, как изваяние. Казалось, он не слышит обращённых к нему слов.
— Говори!
Хронос легко разжал руки доктора и сказал, скучая:
— Отпусти меня, ибо уже восходит заря.
Дмитрий невольно глянул в сторону востока и увидел разгорающееся зарево. Он перевёл взгляд на Хроноса и увидел в глубине его глаз красные отсветы. Снова тоска и страх вскипели в душе Дмитрия. Захотелось оставить всё и бежать, бежать, бежать… Бежать, куда глаза глядят. Лишь бы оказаться подальше от этого чудовища! Но он уже знал, как справиться с минутной слабостью.
— Говори! — закричал он и бросился на странное существо.
Неведомая сила отбросила его назад. Дмитрий едва устоял на ногах.
— Иди. Иди назад на скорую, — с непоколебимым спокойствием сказал Хронос. — Разве ты не слышишь, как звонит телефон? Срочно вызывают тебя. Плохо человеку. Помнишь, что ты давал клятву Гиппократа?
Дмитрий невольно прислушался. И впрямь, до его слуха донёсся звонок телефона, по которому в диспетчерской принимали вызова. Он повернул голову в сторону скорой, недоумевая, как на таком расстоянии он смог услышать столь слабый звук. Когда снова он обратил свой взор к Хроносу, того уже не было рядом. Пуст был холм.
Понурив голову, прихрамывая, Дмитрий направился к скорой.
На полпути он встретил сутулого старичка с удлинённой, словно тыква, головой и миндалевидными глазами. Старичок направлялся к инфекционному отделению.
«Этот тоже… Тоже из этой компании, — задёргались в голове доктора бессвязные мысли. — Как же его дед Саливон назвал? Шеф Бумбараш?».
Дмитрий Маркович преградил путь старичку и без всякого предисловия спросил:
— Скажите, кто этот Хронос? Чего он хочет? И что там, в инфекционном отделении?
Старичок без удивления оглядел Дмитрия Марковича, поморгал морщинистыми веками и, пробормотав что-то недружелюбное, продолжил путь.
— Я, кажется, у вас спрашиваю!
Дмитрий сам несказанно удивился своей настойчивости.
Старичок напыжился и, зло посверкивая глазами, забормотал:
— Никакой он не Хронос! Хронос, это же надо придумать! Это у него от старости мания величия. Маразм начинается. Сенильный психоз. Ахриманом звать его, бездельника этого. Пэнуэл же — вы его называете инфекционным отделением — это всё, что осталось от множества времён и вселенных, существовавших до вас. Они исчезли, но здесь существует как бы реликт… Вот я…
Больше не слушая старичка, Дмитрий Маркович поплёлся к скорой.
А старичок продолжил свой трудный путь наверх, бормоча сам для себя что-то несусветное:
— Вы — мой вымысел. Ваши сны сродни моим мечтам. И лишь там, где соприкасаются эфемерные поля вымысла и сна, вы можете если не понять, то ощутить Меня!
Вот и скорая… Снова скорая…
Надя Вислогуз, услышав шаркающие незнакомые шаги, выглянула из диспетчерской. Она увидела блуждающие глаза доктора, его грязный изорванный халат и с необычной для себя резвостью спряталась в диспетчерскую.
22
Честноков уже минут десять вертел в руках бумажку с телефонограммой, тщетно пытаясь проникнуть в тайный смысл непонятных слов. При этом он усиленно морщил лоб, который был настолько узок, что на нём умещалась только одна морщина. Морщина, впрочем, была глубока и казалась следом от только что снятой с бугристой головы фуражки.
— Ну, Сахара! Вспомни! Может ещё что говорили?! — в сотый раз обращался он к своей секретарше, стоящей перед шефом навытяжку, грудь — вперёд.
— Нет. Не говорили, — в сотый же раз отвечала божественная секретарша; и было видно, что терпение начинает покидать её. — Я помню совершенно точно. Впрочем, разобраться было очень трудно. Так трещало в трубке и даже хрюкало, как будто говорили с другой планеты.
— И подпись… Подпись тоже неразборчива… — никак не мог успокоиться главный врач.
— Я же объясняю, почему… Слышимость!
Честноков повёл носом по строчке.
— Мене. Текел. Упарсин. И неразборчивая подпись. Мене — это явно «мне». Текел… Текел… Что же это такое — «текел»? От слова «тека», которое входит, например, в состав слова «библиотека»? Тогда «тека» означает «хранилище» Или же это перевранное слово «только»? Упарсин… Этое слово мне никак непонятное. Упарсин… Калимин… Магазин…
— Ванюша, — пропела Сахара Каракумовна, умело скрывая раздражение.
Честноков вздрогнул. Он узнал интонацию, с которой южная красавица говорила с ним во вполне определённые интимные моменты.
— Зомбичек, — голос прозвучал ещё музыкальнее, ещё призывнее.
Честноков вскинул глаза.
— Лапушка ты моя, — это уже не женский голос произносил. Это звучал неземной нежности инструмент.
Воля главного и его небогатые способности к мышлению побарахтались в омуте чёрных глаз да и утонули.
— Хватит читать, — чётким голосом гипнотизёра молвила Сахара Каракумовна. — Надо им будет — пришлют повторный запрос. Я тебя сейчас хочу попросить об одном одолжении.
— Каком? — невнимательно спросил Иван Иванович, блуждая взором по фигуре секретарши.
— Вызови сейчас же к себе всех работников скорой помощи.
— Зачем?
— Погоди! Не перебивай! И слушай внимательно! У меня есть сведения, что около недели тому назад они прибыли на вызов по поводу высокой температуры с опозданием на полтора часа. Есть на этот случай жалоба от населения.
Сахара уселась на край стула, забросила ногу на ногу и выжидающе посмотрела на Честнокова.
Главный привычно наморщил чело.
— Не понимаю, чего ты хочешь. Я знаю об этом случае. Мне о нем в тот же день доложила Вислогуз. Тогда на скорой была всего одна машина. Они в то время выехали на сердечный приступ и не могли оставить больного, не купировав аритмию.
Сахара Каракумовна вздохнула и принялась терпеливо втолковывать главному:
— Я хочу, чтобы ты помотал им нервы. Обвинил в отсутствии ответственности, оперативности и тому подобное.
Иван Иванович выпучил глаза.
— Прости, но я никак не могу взять в толк: зачем это?
Сахара Каракумовна загадочно улыбнулась.
— Мне надо ткнуть палкой в их осиное гнездо. И ещё одна просьба. Через пять минут после того, как все сотрудники скорой помощи придут к тебе, позвони в диспетчерскую и несколько минут поговори о чём-нибудь с диспетчером.
— А это зачем?
— Я должна быть уверена, что диспетчер будет сидеть возле телефона, а не шляться где попало.
Оставив попытки хоть что-нибудь понять, главный устало махнул рукой.
— Будь по-твоему!
Он нажал на кнопку селектора.
— Скорая? Честноков говорит. Немедленно всех сотрудников, которые на смене, ко мне. Немедленно! Водители? — Иван Иванович вопросительно посмотрел на Сахару Каракумовну. Та энергично закивала.
— Да! И водители тоже пусть придут. Они ведь полноправные члены нашего коллектива. Их это тоже касается. Что именно касается? Придёте — узнаете!
Сахара Каракумовна одарила главного обворожительной улыбкой и выплыла из кабинета.
Сотрудники скорой помощи шумной толпой ввалились в приёмную главного врача.
Сахара Каракумовна встретила их недоумённым вопросом:
— Вы по какому вопросу такой делегацией?
— Нас Иван Иванович вызывал, — ответило сразу несколько голосов.
Сахара Каракумовна приоткрыла дверь в кабинет и громко проговорила:
— Иван Иванович. Тут сотрудники со скорой пришли. Говорят, будто вы их вызывали.
— Вызывал, — донеслось из кабинета. — Пускай заходят.
Секретарша с надменным видом распахнула дверь.
— Ладно уж. Заходите, раз вызывали.
Сотрудники скорой, откашливаясь и держа руки по швам, вошли в кабинет.
Сахара Каракумовна тут же поспешно встала и вышла из приёмной. Через пару минут она уже была в помещении станции скорой помощи. Она остановилась возле фельдшерской и замерла, прислушиваясь. В диспетчерской зазвонил телефон.
— Да, Иван Иванович. Это я — Наташа Кроль, — зазвучал тоненький голосок.
— Всё идёт по плану, — прошептала секретарша.
Она тихонько отворила дверь фельдшерской и проскользнула внутрь. В комнате Сахара Каракумовна пробыла недолго, не более минуты, и вышла, держа в руках какой-то продолговатый предмет, завёрнутый в газету.
Кроль всё ещё говорила с главным врачом:
— Нет, Иван Иванович. Я же совершенно точно помню. Тогда была не моя смена…
Не дожидаясь окончания разговора, Сахара Каракумовна поспешно покинула скорую помощь.
Зажав свёрток под мышкой, Сахара Каракумовна стремительно шла по коридору и, улыбаясь каким-то своим мыслям, бормотала:
— «Симпатичная такая». Тоже мне, симпатичная. Спереди, как доска, а сзади, как спереди. Наплачешься ты у меня!
Медработники, встреченные Сахарой Каракумовной в коридоре, при виде её улыбки холодели и прижимались к стене.
Войдя в приёмную, она бросила свёрток в ящик стола и направилась к зеркалу. Сахара Каракумовна внимательно всмотрелась в своё изображение и поулыбалась ему непривычно доброй и приветливой улыбкой. Она подумала немного и пустила локон от виска на щёку. Пусть он как бы невзначай напоминает Ванюше о тех сладких минутах, когда…
Затем она придала лицу холодное официальное выражение и ступила к столу.
Когда злые и красные сотрудники скорой помощи выходили из кабинета главного врача, секретарша уже сидела на своём рабочем месте. Она косилась в какую-то лежащую перед ней бумагу и увлечённо стучала на машинке. Сахара Каракумовна была настолько занята работой, что даже не заметила посетителей.
Лишь только закрылась дверь за последним из них, Сахара Каракумовна вскочила, вынула из стола тот