Брату грозит смертельная опасность. Ему в спину вонзилась стрела, он пока еще жив. Мне нужно как можно скорее разыскать его, иначе уже ничто не поможет. Стало холодать, поднялся ветер. Иду, увязая в полной опасностей воде. Нет, я не сдамся, пока не найду своего брата.
Внезапно послышался шорох. Я осторожно развел стебли камыша. И тут увидел такое, что остолбенел. Йост и Мира стояли в мелкой воде на коленях, уставившись друг на друга с таким серьезным видом, будто открыли какое-то чудо.
Я отпустил стебли, и занавес сомкнулся, я отступил на несколько шагов назад, сел в камышах, и мне стало холодно. Потом я заполз еще глубже в заросли камыша, как животное в ожидании смерти. Так я и сидел там, посреди камышовых зарослей, подперев голову руками. Младший брат, покинутый неизвестно где. Я, Мозес, случайно оказавшийся здесь, в этой точке земли. Как я попал сюда? Кто я? Куда мне идти?
Перевод Е. Шлоссер.
Бенно ПлудраУМЕР ВОЛНИСТЫЙ ПОПУГАЙЧИК
Никто не мог сказать, куда пошел мальчик и когда он ушел после того, как был с мужчинами. Он был маленький, с заплаканными глазами. Умер его волнистый попугайчик.
— Твой волнистый попугайчик, — сказал кто-то, — это печально.
Они мало знали мальчика. Он жил со своим братом в комфортабельной палатке, великолепной желто-синей палатке, конечно, с холодильником. Отец приезжал только по субботам и воскресеньям, а иногда и совсем не приезжал, у него еще не было отпуска, и он, очевидно, был занят какой-то важной работой, технолог или кто-то в этом роде; мать здесь еще ни разу не видели. Брат был старше, лет семнадцати, крутился с девчонками. Мальчик, обычно предоставленный самому себе, удил рыбу, купался или мечтал возле палатки. Ему было девять лет, а может, уже и десять, у него были соломенные волосы и слишком короткая верхняя губа, и казалось, будто он постоянно о чем-то размышляет.
В этот день, среду, стояла тридцатиградусная жара. Палаточный лагерь на бранденбургском песке изнывал от зноя. У воды были деревья, там и находились мужчины, и мальчик оставался с мужчинами в тени деревьев. Мужчины сооружали лодку типа «дельфин», они в этом деле не разбирались и на каждую планку тратили по минуте. На них смотрели несколько женщин в бикини, в большинстве еще молодые, но многие уже настолько круглые, что трудно было сказать, что из них выйдет в будущем. Мальчик рядом с ними выглядел особенно худеньким, как коноплянка, у него были заплаканные глаза, и они спросили его:
— Что с тобой? Ты плачешь?
Он сказал, что умер его волнистый попугайчик, и сразу убежал, а кто-то сказал: «Твой волнистый попугайчик, это печально», а еще кто-то добавил: «Неудивительно. При такой жаре. В палатке. Тут и лошадь не выдержит».
Но волнистый попугайчик умер не в палатке. Он умер дома, в квартире, в комнате мальчика, потому что отец забыл о нем.
Потом мальчика никто не видел, да и никто не вспоминал о нем. О нем заговорили только вечером, когда его брат бегал и спрашивал:
— Кто-нибудь видел Анди?
— Анди? — удивленно спрашивали некоторые, но потом догадывались, что это имя мальчика, но его никто не видел.
Было время ужина, шипели газовые горелки, а комары тучами накидывались на любой кусочек обнаженной кожи — пищи им было предостаточно. Кое-где уже мерцали фонарики, но небо еще было светлым.
Наконец старший брат побежал к воде. Там купались дети, кричали, как дикари, брызгали друг на друга. Анди среди них не было.
— Не, весь день нет.
Старший брат ощутил в сердце страх. Он ведь знал, какой малыш: чувствителен до слез. Он сообщил ему не без жестокости: «Твоя птица умерла. Сдохла с голоду».
И теперь он чувствовал страх за Анди.
Дети больше не купались, их голоса перекликались между палатками, узкое озеро блестело в лучах вечерней зари. Противоположный берег почернел.
Старший брат прислушивался.
— Анди! — сказал старший брат. — Анди! — повторил он и повернул голову к воде, тростнику, черному тихому берегу и услышал, как прыгают рыбки, как возятся в тростнике утки, услышал вдруг магнитофон, услышал, как поет Бонни Тайлер. «Это печаль, — пела она, — это печаль», и песня так подействовала на него, как никогда раньше.
Отец приехал вскоре после полуночи. Об Анди все еще не было ничего известно, старший брат сидел на корточках у палатки.
Он звонил домой, и вот он увидел, как остановилась белая «Лада». Машина подъехала тихо, отец вышел, дверца осталась открытой, фары погасли.
Мальчик встал и продолжал стоять возле палатки, отец был меньше его ростом. На нем была клетчатая рубашка и светлые джинсы, двигался он быстро.
— Где он? Что случилось?
— Попугайчик, — сказал юноша. — Я подумал, что надо сразу ему сказать, такой был случай.
— Случай, — повторил отец.
— Тогда в следующий раз сделай это сам, — сказал юноша.
Они стояли друг против друга, отец был ниже на целую голову. Палаточный лагерь спал, небо все еще было светлым. Бледное лицо отца казалось еще бледнее, на загорелом лице юноши блестели глаза.
— Надо сообщить в полицию, — сказал он.
Отец ничего не ответил, только слегка повернул голову, как будто кто-то появился сбоку, и юноша понял, что он совершенно растерян.
— В полицию, — повторил юноша.
— Среди ночи?
— Могло же что-то случиться…
— С Анди? С Анди ничего не случится.
— Если ты в этом уверен, — сказал юноша, — то почему ты приехал?
Отец вошел в палатку, здесь тоже было достаточно светло. Он закурил сигарету, присев на складной стул, и замолчал, а юноша смотрел на него. Затем отец сказал:
— Насколько я тебя знаю, ты особенно не стеснялся, когда сказал ему об этом.
— Только то, что узнал от тебя, — возразил юноша. — Смерть есть смерть, и для птицы тоже.
— Я просил тебя ничего не говорить, — сказал теперь отец.
— Он все равно бы узнал как-нибудь.
— Я бы сказал по-другому, не как-нибудь. И принес бы новую птичку.
— Ах, вот как, — сказал юноша, — сразу принес бы новую птичку. И попытался бы ее всучить под видом старой?
— Да, я думал об этом, — согласился отец.
— Ну да, почему бы и нет?
На вторую сигарету, взятую из верхнего кармана рубашки, отец долго смотрел, а потом спросил:
— Почему ты остался со мной?
— Почему я что?
— Почему ты остался со мной? Не ушел вместе с ней месяц назад?
— С мамой? — спросил мальчик.
— Да, с мамой.
— Я не хотел, — сказал мальчик. — Перед самыми экзаменами, и все мои ребята здесь. Я не хотел уходить, ты же это знаешь.
— Знаю, да. А Анди? — спросил отец.
— Анди?
— Почему не ушел Анди?
— Он хотел остаться с тобой, разве он тебе не сказал? И, кроме того, ему не понравились маленькие домики.
— Маленькие домики? — спросил отец.
— Там, внизу, где сейчас живет мама, сплошь маленькие домики.
— И он захотел остаться со мной?
— Вроде того…
Отец, сунул в рот сигарету, поднял зажигалку, но пламя не вспыхнуло, отец вынул сигарету.
Юноша прислушался, повернув голову туда, где в деревьях зашелестел ночной ветерок.
— Что-нибудь слышишь? — спросил отец.
— Я бы на твоем месте обратился в полицию.
— Ты не на моем месте. Иди спать.
— Как тут спать? Ты спишь?
Юноша сидел на втором складном стуле. Это были удобные стулья, но юноша сидел, согнув спину, напряженный и как бы готовый к прыжку.
— Сядь поудобнее, — сказал отец. — Если ты заснешь как сидишь, то у тебя потом будет болеть спина.
— Я не засну, я не сплю.
Тут отец закурил свою вторую сигарету.
— Когда опять начал? — спросил сын.
— Сегодня, сейчас.
— Удивляюсь, как ты можешь спокойно сидеть.
— Спокойно?
— Ты сидишь и куришь, как будто мы ждем гостей.
— Не то, — возразил отец, — я в гостях, теперь мы ждем, что придет Анди.
— Ждем, — сказал сын.
— Ждем, — повторил отец.
Они почти не смотрели друг на друга, слушали ночные звуки над палаткой. Совсем далеко, очень далеко прошел поезд. Потом — второй, и отец сказал:
— Просто не верится, что тут слышны поезда.
Юноша не ответил, он внезапно заснул: голова свесилась набок, руки сложены на коленях. «А потом будет болеть спина, — подумал отец, — опять он сделал по-своему».
Он опять сделал по-своему… Но где же Анди? Анди нет, волнистый попугайчик умер, старший брат сказал ему… «Если Анди не вернется?..» — подумал отец.
Он подумал об этом как бы в оцепенении, сидя с третьей сигаретой в руке, смотрел на сына. Всегда отличные оценки. Девчонки за ним гоняются. Для Анди высший авторитет — брат. И на тебе: смерть есть смерть, и для птицы тоже.
Отец смотрит на сына. Между ними отчуждение, откуда оно? Живешь в полном взаимопонимании и гармонии, но даже не знаешь, какие уши у мальчика: маленькие, большие, тонкие, толстые, думал, что слишком большие. У него мягкие, круглые. Они у него от мамы. Она теперь живет там, где маленькие домики. После восемнадцати хороших лет? Кто сможет в этом разобраться?
Палатку она терпеть не могла и многое другое не любила, например слишком точные часы, автотуризм и Розали. Но Розали давно исчезла, да и не была тем самым важным, из-за чего приходится уходить после восемнадцати прожитых лет. И другого мужа у нее не было, не было и другой профессии, некоторым образом, ничего не было. Некоторым образом, так сказать, кто тут разберет! А это четвертая… пятая, последняя сигарета, начинается утро.
Приходит утро, и приходит усталость.
И приходит Анди. Из тумана между деревьями, из-за последних палаток появляется Анди, действительно Анди, но никто не замечает его, отец и старший брат спят. В желто-синей палатке с откинутой занавеской.
Анди стоит тихо, деревья и палатки стоят тихо, потому что утро еще не проснулось как следует. Оно потягивается в первом белом свете, поднимается и падает в отзвуках птичьего щебетанья. Никого нет, кроме Анди.