Тут-то ее и осенило.
Она сорвала три ягоды шиповника, сросшихся черенками, и трижды дохнула на них.
Прозрачной мерцающей дымкой фея поднялась над кустом, пересекла шоссе и полетела вдоль магистрали. Потом она свернула в небольшую тихую улочку, проплыла мимо поликлиники, детского сада и остановилась перед высоким, облицованным голубым кафелем одиннадцатиэтажным домом.
Фея положила ягоды шиповника на тротуар, а сама притаилась в узком палисаднике за кустом можжевельника.
И стала ждать.
Первой прошла женщина, сгибаясь под тяжестью двух хозяйственных сумок, — ягод она не заметила.
Вперевалку проплелся упитанный молодой человек со скучающим взором — он чуть не раздавил ягоды. Трое мальчишек пробежали мимо, один строчил из игрушечного автомата.
Размахивая полупустым полиэтиленовым пакетом, прошла молоденькая девушка.
Но что-то заставило ее остановиться: ей показалось, будто она увидела что-то необычное. Девушка вернулась и присела, чтобы получше рассмотреть ягоды шиповника. Потом подняла их с асфальта.
Фея радостно улыбнулась. Прекрасно! Вот и будет о чем помечтать зимними вечерами. И она, довольная, вернулась в свой куст шиповника.
А девушка поднялась и пошла дальше. Но что за чудесные ягоды были у нее в руке! Они словно согревали ладонь, и как странно, как ново стало все вокруг: и сверкающие окна домов, и фонари у подъездов, и черный дрозд, который проворно ворошил желтым носом опавшие листья, выискивая что-то под ними. Все стало как-то ярче и ближе. Так, во всяком случае, ей казалось.
Дома ее мать, склонившись над тазом, стирала белье. Взглянув на дочь, она удивленно спросила:
— Франциска, что это с тобой?
Мать редко называла ее Франциска, обычно — просто Гика.
У матери никогда не хватало на дочь времени, и им почти не о чем стало разговаривать.
Но сейчас Гика подошла и прильнула к ней.
Однако, словно застеснявшись, быстро проговорила:
— Со мной? Ничего!
И скрылась в своей комнате, упала там ничком на кровать. Гика считала мать виновной в том, что ей пришлось расти без отца. Однажды мать рассказала: она вышла замуж не по любви, может быть, в надежде на любовь.
Гика не поняла. Как могла мать в таком случае вообще выйти замуж, да еще родить ребенка?
И тогда мать спросила: а может ли Гика себе представить, что ее не было бы на свете, что она не жила бы…
Этого Гика представить себе не могла.
О своем отце она знала только, что он живет в другом городе, снова женат, и что он аккуратно выплачивает алименты.
Уж она-то непременно выйдет замуж по любви и за такого человека, который полюбит ее!
И к ней не будут, как к матери, приходить по вечерам мужчины, нести всякий вздор и потом опять уходить.
Когда мать позвала ее ужинать, Гика вытерла слезы, потому что в пятнадцать лет плакать уже стыдно. Она положила ягоды шиповника в деревянную шкатулку, где хранились ее «драгоценности»: серебряный браслет, янтарные бусы, два медальона и старые сломанные часики.
Они ужинали молча, лишь изредка перекидываясь словом. Мать еще должна была идти дежурить в ночную смену. Она работала оператором на химическом заводе. На другой день все вокруг опять выглядело необычно: и дома, и утреннее небо; будто впервые Гика видела и маму, и ребят в классе.
Но самое главное — во время урока ее так и тянуло взглянуть на Дирка, сидящего в другом ряду. Он давно ей нравился, но сегодня, встретившись с ним взглядом, она опускала глаза и краснела.
Дирк держался скромно; его мягкие каштановые волосы красиво вились, и он знал, что на него приятно взглянуть.
На перемене он подошел к Гике и попросил карандаш. После уроков он вертелся в коридоре около нее. Но Гика ходила домой с подругой из соседнего подъезда. А сегодня она чуть не пожалела о том, что дружит с ней. Через несколько дней она увидела Дирка, поджидавшего их у дверей школы.
— Мне сегодня с вами по пути, — сказал он. И проводил Гику и ее подругу до дома.
И на следующее утро он зашел за Гикой.
Теперь они, уже не стесняясь, подходили друг к другу на переменах, разговаривали и дурачились. Потом стали встречаться и после занятий.
Они убегали из скопища домов, среди которых чувствовали себя слишком маленькими и незначительными. Они бродили полевыми тропами, лугами, спускались к воде канала или уезжали на автобусе в старый город, толкались там по оживленным торговым улицам, а если у них были деньги, заходили в кино или в кафе.
Мать недоверчиво наблюдала за Гикой. Она поручала ей теперь больше дел. В восемь вечера Гика должна была возвращаться домой.
Как-то зимой, собираясь на свидание с Дирком, Гика вспомнила вдруг о ягодах шиповника. Она подошла к шкатулке, достала оттуда одну ягоду.
И когда они рука об руку спускались по заиндевевшему лугу к каналу, Гика вдруг остановилась. Она протянула обе руки к Дирку, на ладони краснела ягода шиповника — ее сердце.
Невыносимо долго Дирк стоял неподвижно, потом осторожно взял ягоду, положил руки Гике на плечи, потянулся к ней и поцеловал ее — их зубы неловко стукнулись, он отпрянул. А Гика вся затрепетала, ощутив, как по телу пробежал легкий озноб, будто перед ней распахнулись ворота чудесного, неведомого сада.
Дирк сосредоточенно шагал рядом. Он сказал серьезно:
— Я буду носить ее на груди.
На другой день он, действительно, проколол ягоду и повесил ее на тонком шнурке на шею. И носил ее, не снимая.
Гика и Дирк скоро окончили школу. Позади остались экзаменационные страхи и волнение.
Минуло лето. Они поступили работать. Гика — ученицей помощника библиотекаря, Дирк — учеником повара в лучшем ресторане нового города. Но как только у них выдавалось свободное время, они встречались.
Конечно, случалось иногда, что один был в чем-то не согласен с другим, они даже спорили, но это проходило быстро, как летний дождик.
Свой первый отпуск они решили провести в Польше, пройти пешком всю страну с юга на север.
Гика чуть ли не полгода упрашивала мать отпустить ее.
Они прошли путь от Высоких Татр до самого Балтийского моря, ночевали в кемпингах, а так как денег у них было не слишком много, они частенько обходились хлебом и яблоками. Это было восхитительное, полное приключений путешествие.
И что Гику поразило: даже в самой отдаленной деревушке люди относятся к себе и своим проблемам так, словно они находятся в центре мироздания. А ведь до сих пор Гика жила в своем городе точно с тем же чувством.
В один из вечеров, когда Гика и Дирк уже вернулись из отпуска, они решили пойти потанцевать. С ними пошла и подруга Гики. Она недавно рассталась со своим другом, который начал встречаться с другой девушкой. Они не пропустили ни одного танца: Дирк танцевал с Гикой, а иногда и с ее подругой.
Во время перерыва между танцами девушки остались за столиком одни, и подруга начала ругать парней:
— У всех у них одно на уме.
— Мой Дирк не такой!
Подруга лишь усмехнулась. Они чуть было не повздорили.
И тогда подруга предложила:
— Спорим, твой Дирк поцелует меня сегодня же вечером, если ты оставишь нас вдвоем.
Гика лишь рассмеялась в ответ. Но потом все же решилась. Дирк подошел к ним, Гика протанцевала еще два танца, но как-то вяло.
— У тебя что, стоп-сигнал сработал? — пошутил Дирк.
— Мне как-то нехорошо. Я пойду домой.
Дирк хотел проводить ее, но Гика отказалась. Она пойдет одна, не так уж ей плохо, до дома ведь недалеко. Дирку лучше остаться с ее подругой, той нужно немного развлечься.
Но Дирк этого не хотел, Гика все же настояла на своем. Дирк принес из гардероба куртку и проводил ее немного. Гика сделала вид, будто идет домой. Но потом вернулась и спряталась за угол.
Прошло немного времени, из клуба вышли Дирк и подруга. Они оживленно болтали, смеялись; вдруг Дирк обнял подругу и поцеловал ее, крепко прижимая к себе.
Гика чуть не умерла от отчаяния.
Но ей все же удалось взять себя в руки, и она подошла к ним.
— Вот видишь! — воскликнула подруга, вырвавшись из объятий Дирка.
Гика не могла ни смотреть на Дирка, ни говорить с ним. Подруга подхватила ее под руку, и они ушли.
Вечерами Гика теперь сидела дома. Она много читала: притаскивала домой из библиотеки кучу книг. Помогала матери по дому.
Прошло время, она вновь познакомилась с юношей. Потом с другим. Но одно она знала наверняка: ни то, ни другое знакомство не станет чем-то серьезным.
Она не желала отказываться от своей мечты: когда-нибудь жить с тем, кого она полюбит.
Время ученичества закончилось. Как-то вместе с подругой по работе она поехала в отпуск на Балтику и встретила в кемпинге неуклюжего добродушного парня. Он понравился ей. Звали его Петер. Он тоже только что закончил учебу, стал технологом.
Петер жил в другом городе, и они часто писали друг другу. Время от времени встречались. Матери Гики он тоже нравился.
Гуляя по городу, они разглядывали выставленную в витринах мебель: гарнитуры жилых комнат, спальни и кухни — ведь они хотели пожениться.
В одну из пятниц, вечером, когда Гика, как всегда, собиралась к Петеру, она вспомнила вдруг о ягодах шиповника, которые все еще лежали в шкатулке. Что сделает Петер, когда она протянет ему ягоду?
Она не была уверена, надо ли это делать, и все же вернулась и взяла одну ягоду.
Ей не удалось подарить Петеру шиповник в тот же вечер, потому что они были не одни: Петер собрал друзей, они до поздней ночи сидели в комнате, которую он снимал, болтали, слушали магнитофон, пили пиво, похрустывали солеными хлебными палочками.
Но на следующий день, когда Гика с Петером гуляли по городу, она открыла сумочку, достала шиповник и протянула Петеру.
— Что это? — спросил он, беря крупную, словно вишня, ягоду. — Алая, как твои губы, — восхитился он и поцеловал шиповник. И смутился, не зная, куда его деть.
Они пошли дальше, заговорили о другом.
«А чего, собственно, ты ожидала?» — злилась на себя Гика. Но когда они подошли к мосту, Петер остановился: