— Понял, сэр.
— Первую фазу операции назовем «Два У», поскольку ваш английский коллега, майор Уилби, — продолжил Даллес, — уже полтора года как внедрен в персонал спецлабораторий атомного проекта немцев. Цель первой фазы — скорейшая переброска вас обоих на остров Рюген. Для этого воспользуемся «дорогой Уилби». Это надежно. Недавно он таким образом вывез с острова подопытного ребенка с симптомами лучевой болезни. Действуйте, Уилберт! Мне нужны доказательства, что бомба у немцев есть! Президент торопит! Он уже на пути в Ялту. Сведения нужны в течение ближайших дней!
Накануне первого дня работы Ялтинской конференции вся мировая пресса была «заряжена» на это событие. Пресса шумела и волновалась: работали телетайпы, спецкоры, активно давали интервью мировые знаменитости: Чарли Чаплин говорил, например, о том, что на конференции будут, по его мнению, приняты такие основополагающие общечеловеческие решения, каких мировая история еще не знала. Люди во всех странах мира напряженно вслушивались в эфир.
И снова вдали от шума и вспышек телекамер произошло событие — никем не замеченное, невнятное, странное…
В тихой, мертвенно-спокойной акватории острова Рюген, возле мыса Аркона, несколько рыбачьих лодок на приличном расстоянии друг от друга сонно покачивались на волнах. Внезапно около одной из лодок вынырнул водолаз; в два приема задушив рыбака, содрал с него одежду, сбросил тело в воду, переоделся и как ни в чем не бывало… продолжил лов.
Через несколько часов к берегу причалят несколько рыбачьих лодок. Произойдет обычная процедура: под присмотром немецких солдат рыбаки загрузят пойманную рыбу в два военных грузовика, посланных с германской «экспериментальной базы», расположенной южнее Рюгена на островке Узедом, чтобы забрать улов. Среди рыбаков — переодетый Уилберт, в таком же, как у всех, рыбацком плаще и капюшоне. Охрана ничего не заметит.
4 февраля 1945 года. Ялта Первый день работы Ялтинской конференции
Первое заседание в Ливадийском дворце. Обстановка напряженно-торжественная. В соседних помещениях — наготове помощники, военные, спецохрана. Здесь же сидит в кресле единственная молодая женщина в форме Королевских ВВС — дочь Черчилля Сара.
В акватории — корабли и советские подлодки, несущие сторожевую вахту. За окнами день солнечно-ветреный: солнце то показывается, то скрывается за тучками, по небу вразброд бегут рваные облачка. Большие окна зала привносят эту своеобразную нервозность природы в торжественно-патетическую атмосферу внутри.
Три лидера в расслабленных позах в мягких креслах: трубка Сталина, сигары Черчилля, бутылки с водой, фужеры. Перед тремя лидерами — карты Европы, Азии и Африки. Перед Рузвельтом — две карты: та, что поменьше, — карта Японии.
Все готово и как будто ждет условного сигнала. Несколько мгновений — полной, глубокой тишины. Все телетайпы, эфиры и прочее на эти три мгновения замерли — мир словно застыл в немой сцене начала отсчета Новых Времен.
СТАЛИН. Я прошу господина президента Соединенных Штатов Америки открыть заседание.
РУЗВЕЛЬТ (улыбаясь, отчетливо и неторопливо проговаривая каждую фразу). Благодарю вас. Поскольку ни законом, ни историей это не предусмотрено, то я считаю для себя большой честью открыть нынешнее заседание. Прежде всего я хочу выразить благодарность за оказанное мне гостеприимство. Мы все хорошо понимаем друг друга, и взаимопонимание между нами растет. Мы все хотим скорейшего окончания войны и прочного мира. Мы можем беседовать совершенно откровенно, ибо опыт показывает, что откровенность лидеров друг с другом позволяет быстрее достичь правильных решений. (Сталин и Черчилль подчеркнуто кивают.) Но сегодняшнее заседание мы посвятим положению на Восточном фронте, где войска Красной Армии столь успешно продвигаются вперед. (Повернувшись к Сталину.) Каково сейчас положение на советско-германском фронте?
СТАЛИН. Положение наше хорошее. Предлагаю заслушать по этому поводу доклад заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии, генерала армии Антонова.
Рузвельт продолжает улыбаться, но он несколько озадачен: у него поползли вверх брови. Черчилль, до этого сидевший расслабленно, подается вперед.
Входит генерал армии Антонов; встает с указкой около висящей на стене задернутой занавеской карты. Отдергивает занавеску. Только сейчас Рузвельт и Черчилль видят, что на стене большая, очень подробная карта Германии с очерченной ярко красным цветом границей. Они быстро переглядываются. Сталин делает вид, что ничего не заметил.
АНТОНОВ. Советские войска с 12-го по 15 января перешли в наступление на фронте от реки Неман до Карпат протяжением 700 километров. Войска генерала Черняховского наступали на Кенигсберг. Войска маршала Рокоссовского — по северному берегу Вислы, отрезая Восточную Пруссию от центральных районов Германии. Войска маршала Жукова — южнее Вислы — на Познань. Войска маршала Конева — на Ченстохов и Бреслау… (Рузвельт и Черчилль буквально впиваются взглядами в говорящего Антонова.) …Цель, намеченная Верховным командованием, достигнута. Благодаря хорошо проведенной предварительной разведке и мощному артиллерийскому наступлению огневая система противника была подавлена и его укрепления разрушены. Это позволило нашим войскам в первый день наступления продвинуться на 10–15 километров, то есть полностью прорвать всю оборону противника на всей ее тактической глубине.
Черчилль шумно выдыхает; под Рузвельтом скрипнуло кресло; оба переводят взгляд на карту.
АНТОНОВ. К 1 февраля, то есть за восемнадцать дней наступления, советские войска на направлении главного удара продвинулись до пятисот километров. Средний темп продвижения 25–30 километров в сутки. Советские войска вышли на реку Одер и овладели Силезским промышленным районом…
Черчилль делает знак помощнику, означающий, что кто-то ему нужный должен быть наготове. Помощник выходит.
АНТОНОВ (продолжая) …. препятствовать противнику производить переброски войск на восток с Западного фронта, из Норвегии и из Италии; в частности, парализовать узлы Берлин и Лейпциг.
Черчилль ерзает как на иголках в своем кресле; на слове Берлин он буквально подпрыгнул.
РУЗВЕЛЬТ (нетерпеливо). А как советское правительство предполагает поступить с немецкими паровозами, вагонами и железными дорогами? (Забывшись, он обратился непосредственно к Антонову.) Вы предполагаете перешивать германские железные дороги на более широкую колею?
Антонов бросает молниеносный взгляд на Сталина; тот едва заметно кивает.
АНТОНОВ. Ввиду того что подвижной состав и паровозы, оставляемые немцами, малопригодны для использования, германские железные дороги придется на ряде направлений перешить.
РУЗВЕЛЬТ (несколько суетливо и одновременно резко). Да, да, но нужно, чтобы наши штабы совместно обсудили этот вопрос! Войска союзников быстро сближаются друг с другом.
АНТОНОВ. Советское командование перешивает минимальное количество направлений в целях обеспечения снабжения своих войск.
СТАЛИН. Большая часть немецких железных дорог останется неперешитой. Советское командование делает эту перешивку без большой охоты.
ЧЕРЧИЛЛЬ. У меня есть несколько вопросов! Есть ряд вопросов, которые нужно обсудить трем штабам. Прежде всего целесообразно обсудить вопрос о времени! Вот, например (Черчилль тычет пальцем в карту)... сколько времени потребуется немцам, чтобы перебросить из Италии восемь дивизий на советский фронт? И что нужно предпринять, чтобы предотвратить такую переброску? Нужно перебросить часть наших войск через Люблянский проход на соединение с Красной Армией! И решить, сколько понадобится времени и не поздно ли будет это предпринимать! И… и это только один вопрос! Только один! Нужно сейчас же пригласить Маршалла! Он доложит об операциях на Западном фронте! Как можно помочь советским армиям. Пригласите Маршалла!
Переместившееся солнце внезапно посылает луч прямо ему в глаз. Черчилль так резко откидывается в кресле, точно хочет опрокинуться вместе с ним.
РУЗВЕЛЬТ. Совершенно согласен! Раньше мы воевали на больших расстояниях друг от друга. А сейчас Германия стала мала, и нужно иметь более тесный контакт между нашими штабами.
СТАЛИН (сделав паузу, неторопливо, как бы вразвалочку). Это пра-виль-но.
Явившийся по вызову своего премьера генерал Маршалл не нашел ничего лучшего, как патетически произнести заранее заготовленную фразу, должную произвести эффект:
— Последствия немецкого наступления на Западном фронте в Арденнах ликвидированы.
Зависла пауза. Черчилль досадливо кусал губы. Фраза была заготовлена при и главное — для — других обстоятельств: сейчас от нее не было никакого эффекта.
Генерал Маршалл продолжил свой доклад. Начав с хлесткого заявления, уже через две фразы он признал, что в Арденнах у немцев остаются весьма значительные силы. Поэтому Эйзенхауэр начал концентрацию там своих войск.
МАРШАЛЛ. В настоящее время 25-я армейская группа и 9-я американская армия, находящиеся под командованием Монтгомери, готовятся к наступлению на северном участке. 9-я армия будет наступать в северо-восточном направлении. Командование надеется, что первая из этих операций начнется 8 февраля, вторая — через неделю. Мы рассчитываем, что немцы отступят к Дюссельдорфу, и мы двинемся на Берлин. В наступление будет введено столько сил, сколько окажется возможным ввести. Будут применяться парашютные войска…
Невыгодный для союзников контраст доклада Маршалла с докладом Антонова был очевиден. Весь доклад Антонова был сделан в прошедшем времени: «войска наступали», «операция была проведена», «цель была достигнута», «войска вышли», «прорвать удалось» и соответственно — результаты. Весь доклад Маршалла был сделан в будущем времени!
Маршалл объяснял медленное развитие операций на Западном фронте отсутствием тоннажа и немецкими бомбардировками Антверпена. 4 февраля 1945 года немецкая авиация сбросила в этом районе 60 летающих бомб и 6 ракет. Сталин на это возразил, что «бомбы и ракеты редко попадают в цель».