Он оттолкнул утопленника от берега, и тело быстро отнесло волной.
— Пусть другие докладывают, а мы не видели, — поддержал первый охранник.
То же утро. Крым.
Рузвельт на открытой веранде, смотрел на другое море — синее, с серебристой рябью. Работало радио: Рузвельт слушал, одной рукой вращая ручку настройки: из эфира на всех языках летели возбужденные сообщения о первом дне работы конференции. В другой руке Рузвельт держал рисунок ребенка — «атомный гриб». Президент слушал одно и думал о другом.
На веранду вошел госсекретарь Стеттиниус с папкой в руках.
Рузвельт произнес задумчиво, не оборачиваясь:
— От каких мелочей порой зависит ход истории! Как по-вашему, что это такое?
Стеттиниус заглянул в листок, прищурился.
— Похоже на… переросший трюфель?
Рузвельт печально усмехнулся. Потом обернувшись, удивленно взглянул на Стеттиниуса:
— А где это вы видели переросшие трюфели?!
— Я давно никаких не видел, — вздохнул тот.
— Что вы принесли?
— Мой завтрашний доклад о Совете Безопасности ООН. Придется повторять многое из того, что уже сказано в вашем послании от 5 декабря, — доложил Стеттиниус.
— Придется повторять, — назидательно произнес Рузвельт. — Сталин захочет изучить… под увеличительным стеклом. Встанет и польский вопрос. Только бы не растянуть его на несколько заседаний. Ох уж эти поляки — вечная европейская мигрень!.. От Даллеса нет сообщений?
— Пока нет, — прозвучал короткий ответ.
— Если что-то будет, информируйте меня лично и сразу. В любой момент, — подчеркнул Рузвельт. — Если я буду в зале заседаний, то встаньте у двери с листом бумаги так, чтобы я вас увидел. Я пойму.
Сталин в своем кабинете, наклонившись над картой, прикладывал линейку, измеряя пройденные армиями расстояния.
«Медленно, медленно продвигаемся…» — было написано на его лице.
Раздался стук в дверь.
Вошел секретарь.
— Товарищ, Сталин, вы просили лично информировать вас обо всех просьбах гостей, — начал свой доклад секретарь.
Сталин, не оборачиваясь, кивнул.
— Премьер-министр попросил тренажер. Велосипед. Чтобы педали крутить, — продолжил секретарь.
— Ну снимите колеса, и пусть… катается! — не отрываясь от карты, сказал Сталин.
5 февраля 1945 года. Москва. Кабинет Берии
ИЛЬИЧЕВ (показывая чертежи). …Эти новейшие немецкие бомбы предположительно могут замедлить темпы нашего наступления.
БЕРИЯ. О каком устройстве идет речь?
ИЛЬИЧЕВ. Весом не менее одной тонны, разработанное группой Курта Дибнера. Использован недостаточно чистый уран-235. Однако пока доподлинно неизвестно, сумели ли немцы изготовить достаточное количество этого материала…
БЕРИЯ (раздраженно перебивая). А что вам известно… доподлинно?
ИЛЬИЧЕВ. По последним донесениям, готовятся испытания в районе Ордруфа. Мы также располагаем информацией о немецких планах ядерной (террористической) «минивойны» со взрывами в Лондоне и Париже…
БЕРИЯ. С поражением в радиусе 500 метров?! И что это даст? Это, по-вашему, решит ход войны?! Это, черт вас подери?! Гитлер что-то подготовил, он на что-то рассчитывает — на что ? А вы меня кормите устаревшими баснями! Еще в 42-м мне передавали высказывание Гейзенберга о том, что заряд, способный разрушить целый город, будет не больше ананаса! А вот это сказано Шпеером, сказано только что, в январе (читает): «Нам нужно продержаться еще год, и тогда мы выиграем войну. Существует взрывчатка размером всего со спичечный коробок, количества которой достаточно для уничтожения целого Нью-Йорка». (Сердито фыркает.) Еще год! Ишь чего захотел, сукин сын!
ИЛЬИЧЕВ. К ядерным снарядам с радиусом поражения в 500 метров в самих СС не относятся всерьез. Немцы, безусловно, близки к созданию бомбы, настолько близки, что Гиммлер уже видит ее у себя в кармане…
БЕРИЯ. Как бы она в ближайшее время действительно там не оказалась! Активизируйте работу! И тщательней отслеживайте гиммлеровских эмиссаров! Что-то они зачастили в Европу.
На острове Рюген велась эвакуация.
По дороге, ведущей к морю, постоянно курсировали крытые грузовики. Вывозили «изделия», маркированные ящики разных размеров…
На погрузке вместе с немецкими солдатами трудилась группа рыбаков. В этой группе таскал ящики Уилберт в рыбацком плаще.
Одновременно Уилби, в форме оберштурмфюрера СС, распоряжался погрузкой очередной партии. Несколько отставленных в сторону ящиков он приказал нести в грузовик. У него вспыхнул скандал с одним из сотрудников в штатском — тот не давал нести ящик в грузовик. Оба так кричали, что привлекли к себе общее внимание. Уилберт, работающий в группе рыбаков, поймал быстрый взгляд Уилби, говорящий: «Вот этот! Это тот, кто нам нужен — это он, «доктор N». Поторопимся: эвакуация, неразбериха… время для операции удобно».
Крым. То же утро.
Черчилль на открытой веранде усиленно крутил педали импровизированного велотренажера — разогревался перед заседанием. По дорожке к веранде подкатила на велосипеде Сара Черчилль. За ней, тоже на велосипедах, на некотором отдалении двигались охранники. Сара помахала отцу.
— Чудесное утро, не правда ли! — восторженно произнесла Сара Черчилль — И какие красивые тут места! Нужно непременно уговорить маму посетить Ялту, папа!
(Справка: Клементина Черчилль посетит Ялту в том же мае.)
Черчилль молча кивнул, стараясь не потерять дыхательный ритм. Сара поднялась на веранду, села в кресло.
— В этом дворце есть что-то подлинно британское. Мне здесь так нравится! А нельзя ли… нельзя ли купить его у господина у Сталина? — спросила Сара. — И маме бы понравилось. Пожалуйста!
Черчилль как-то неопределенно дернул головой, усиливая ритм вращения педалей.
— Ты сегодня что-то очень уж по-боевому настроен, папа! А когда мы сюда ехали, говорил, что собираешься попробовать роль миротворца, — напомнила ему дочь.
— Миротворец кормит крокодила в надежде, что тот сожрет его последним, — был ответ.
Сара усмехнулась:
— Очередной афоризм? Непременно запишу для истории.
Черчилль понимал, что на этой конференции ему часто предстоит отбиваться в одиночестве. Если Соединенные Штаты и Англия были и остаются безусловными стратегическими партнерами, то по тактическим вопросам Рузвельт был склонен к большему сотрудничеству со Сталиным, нежели того желала бы Британия в лице ее премьер-министра.
Второе заседание в Ливадийском дворце
Обстановка менее торжественная, более деловая.
Рузвельт, Сталин, Черчилль за столом переговоров. Секретари раскладывают папки с документами, карты; каждый из лидеров формально углублен в изучение чего-то своего, подчеркивая деловой характер происходящего.
Открывая заседание, Рузвельт предложил обсудить вопрос о зонах оккупации Германии. Он подчеркнул, что речь должна идти не о постоянной, а о временной оккупации. Сталин никак не отреагировал на этот акцент. Зато поставил другой — нужно ли оставлять правительство Гитлера, если оно безоговорочно капитулирует, или не оставлять Гитлера ни при каких условиях! Сталин подыграл Черчиллю, дав ему возможность сразу, открыто и однозначно заявить на весь мир: никаких переговоров с военными преступниками!
Учитывая уже ставшие известными Москве секретные переговоры англичан с бывшим заместителем фюрера Рудольфом Гессом, Сталину было важно, чтобы это прозвучало именно с английской стороны.
СТАЛИН. Вопрос о расчленении Германии уже обсуждался между премьер-министром и мной в Москве в октябре прошлого года. Но решение не было принято, и невозможно было его принять, так как в Москве не было президента.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Имея в виду мощь Пруссии — главную причину всех зол, я думаю, что возможно создание еще одного большого германского государства, со столицей в Вене. Это обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией. Население Германии было бы поровну поделено между этими двумя государствами. Далее встанет вопрос — будет ли Пруссия подвергнута внутреннему раздроблению. Вопрос требует изучения. На мой взгляд, это вопрос о расчленении больше подходит для рассмотрения уже на мирной конференции.
РУЗВЕЛЬТ. Вопрос, безусловно, требует изучения. Но сейчас нужно решить дело в принципе: расчленять Германию или нет.
СТАЛИН. Это правильно.
РУЗВЕЛЬТ. Я не вижу иного выхода, кроме расчленения. (Черчиллю.) Так вы согласны добавить в статье 12 слова о расчленении Германии или не согласны?
ЧЕРЧИЛЛЬ (с трудом сдержав крайнее недовольство). Я готов только к тому, чтобы три министра иностранных дел рассмотрели статью 12 в целях выяснения возможности включить слова «расчленение Германии» или другую формулировку в эту статью.
На этом пока и порешили. Сталин и Черчилль словно прощупывали силу и податливость друг друга. Когда Черчилль предложил перейти к вопросу о правительстве Германии, Сталин заявил, что предпочитает обсудить вопрос о репарациях.
Рузвельт тут же согласился со Сталиным и сразу перешел к этому вопросу. Обсудили восемь положений, на которых должен быть построен план материальных репараций. Доклад по этим пунктам сделал Майский.
Черчилль слушал внешне рассеянно. Его взгляд порхал, как бабочка, по стенам и потолку зала заседаний. На самом деле Черчилль еще раз продумывал и выстраивал свою речь.
Он начал говорить сразу, едва Майский закрыл лежащую перед ним папку.
Речь премьер-министра звучала весомо, несколько патетически, в противовес прежнему скучновато-деловому тону:
— Я хорошо помню конец той войны! Репарации тогда доставили одни разочарования. Англия взяла у Германии несколько старых пароходов, а на те деньги, которые Германия получила от Англии, она построила себе новый флот! Безусловно, жертвы России не сравнимы с потерями других стран. Но я уверен, что из разбитой и разрушенной Германии невозможно получить такое количество ценностей, чтобы компенсировать убытки даже одной России. Англия пострадала очень сильно. Если бы я видел возможность поддержать английскую экономик