. Соседняя с Болгарией Греция имела в своём руководстве немало германофилов, но опиралась на союз с Турцией, гарантировавшей военную помощь на случай нападения Болгарии с целью завоевания Салоник и побережья Эгейского моря[147]. В июле 1938 года заключено Салоникское соглашение между Болгарией и странами Балканской Антанты, по которому страны обязывались воздерживаться от применения силы. В тридцатых годах Германия активно проводила политическую работу в Болгарии. Берлин тратил крупные суммы на подкуп видных общественных деятелей страны, а также на покупку болгарских газет. Шло непосредственное военное сближение между Болгарией и Германией. Приход в Варну немецкого крейсера «Эмден» превратил болгарогерманскую дружбу в манифестацию. Царь Борис посетил «Эмден» и затем устроил у себя во дворце прием для высшего командного состава корабля. Болгария целенаправленно с 1936 года увеличивает военные закупки в Германии. София покупает самолеты и ведет переговоры о приобретении подводных лодок. Гитлер подталкивает царя Бориса решительно стать на сторону Германии и держать у власти Цанкова, который без колебаний будет вести Болгарию по пути фашизма[148]. С 1938 года Болгарии в планах Гитлера отводилась роль важного звена, притягивавшего к себе близлежащие страны, ориентирующиеся на итало-германский блок[149]. Ревизионистская цель царя Бориса по возвращению потерянных территорий поддерживалась большей частью болгарского народа[150].
Мегаломания правящих кругов Болгарии с их проповедью о «Великой Болгарии» была вполне созвучна планам передела мира, выработанным Гитлером. Ревизионистские круги Болгарии претендовали не только на утраченные территории по договору в Нейи. София хотела получить греческие Салоники с прилегающим районом. Армия и особенно молодые болгарские офицеры, многие из которых учились в германских военных академиях, стояли на почве самого тесного сотрудничества с вермахтом. Болгарская буржуазия была настроена прогермански. Царь Борис и его ближайшее окружение были подвержены немецкому влиянию и готовились провести территориальные переделы на Балканах в пользу Болгарии[151].
Польша «от моря до моря»
Версальский мир, учредив новые государства, вместо спокойствия породил напряженность. Ибо нет ничего опаснее, чем мания величия небольших стран. Не успели их учредить, «как они стали интриговать друг против друга и спорить из-за крохотных полосок земли: Польша против Чехословакии, Венгрия против Румынии, Болгария против Сербии»[152]. Едва родившись в 1918 году, польское государство обнаружило потребности в расширении своей территории[153]. Польское великодержавие, воскресшее после 1918 года, получило новый щит в виде фашизма, фашизма феодального, опиравшегося на аристократию и военных[154]. С первых шагов новообразованного государства, Варшава стала проводить в Центральной Европе мини-империалистическую политику[155]. Первая истина, с которой знакомился польский гимназист, гласила: «Польша – великая держава». Об этом постоянно твердили газеты, журналы, радио. Мутная волна шовинистической пропаганды захлестнула польское общество[156]. Громогласно руководство страны заявляло: «Польша не любит, чтобы с ней обращались не как с великой державой»[157]. В стране воцарилось авторитарное националистическое правление военных[158]. Польша в начале 30-х годов, имея армию в три раза превышавшую численность рейхсвера, главным противником считала не Германию с её реваншизмом, а Советскую Россию[159]. Польские аграрные капиталисты являлись германофилами, их цезаристские устремления были направлены на захват новых земель[160]. В фашистской Польше страна являлась каким-то «привеском» к армии, вернее, к её верховному командованию и офицерству[161].
Юзеф Пилсудский, маршал Польши
Польские руководители находились в плену миража совместного с Германией похода на Восток[162]. С 1935 года отношение польского общества к рейху коренным образом изменилось в лучшую сторону[163]. Польская военщина и нацисты готовились даже к возможному совместному польско-германскому военному выступлению[164]. Фактический правитель Польши маршал Пилсудский (1867–1935) и его окружение вынашивали великодержавные планы переустройства границ в Европе[165]. Германо-польский флирт имел, кроме политических, и культурные формы. Польский писатель Каден-Бандровский в 1935-м совершил триумфальное турне по Германии со своими лекциями. Успешно прошла поездка в Дрезден представителей Варшавского и Краковского муниципалитетов на шопеновские торжества. Затем последовали выставка польской графики в ряде городов Германии, дружеские радиопереклички между немецкими и польскими общественными кругами, поездка делегации в составе двадцати человек польского министерства коммуникаций по ряду городов Германии. Польские корреспонденты «Газеты польской» в Берлине и других городах Европы превозносили Гитлера и его политику. Польша демонстративно придерживалась пронемецкой позиции в европейских вопросах[166].
Премьер-министр полковник Славек воспринимался в Польше и за рубежом как носитель прогитлеровской внешней политики[167]. Поляки стремились создать «великую Польшу». Пилсудский и Бек, с 1932 года по 1939 год министр иностранных дел и представитель Польши в Совете Лиги Наций, в своих намерениях искали поддержки у гитлеровского режима[168]. Польша внушала своим соседям резонные опасения. Правительственную верхушку характеризовали такие черты как дух аристократизма и национальный эгоизм. Политическая концепция Пилсудского – пророка и отца возрожденной Польши, предусматривала создание польско-литовско-белорусско-украинской федерации «Междуморие» на территориях прежней Речи Посполитой[169]. Геринг во время президентской охоты в Польше встретился с Пилсудским и Беком. Целью его поездки стало обсуждение укрепления военных связей двух стран[170].
Эдвард Рыдз-Смиглы, маршал Польши
В 1935 году Министр иностранных дел Чехословацкой республики Бенеш высказал мысль: «либо в Берлине и Варшаве сидят сумасшедшие, либо эти две страны поставили для себя задачу начать войну в Европе в течение ближайшего года»[171]. Гитлер в личном письме Пилсудскому предлагал маршалу сообща решать все проблемы, возникавшие между двумя государствами[172]. «Польский Муссолини» Пилсудский и его продолжатели строили свою внешнюю политику как агрессивную, захватническую, антиверсальскую[173].
После смерти Пилсудского в мае 1935 года диктаторские полномочия перешли его преемнику Рыдз-Смиглы, занимавшему пост инспектора армии. Он объявлялся ответственным за судьбу государства лишь «перед богом и историей». Декретом Республики генерал Рыдз-Смиглы признан первым лицом в государстве после президента. Все представители власти, включая председателя совета министров, подчинены генерал-инспектору армии, т. е. ему[174].
Министр-президент генерал Славой-Складковский в речи на заседании сейма сказал: «Эпоха Пилсудского не кончилась. Он нам завещал и нашего нынешнего вождя. Мы будем верны генералу Рыдз-Смиглому до последней капли крови»[175]. Встреча Бека с Гитлером в июле 1935 года, при которой последний заявил, что слабая Польша представляла бы угрозу для Германии, произвела неизгладимое впечатление на Бека и в дальнейшем оказала огромное влияние на внешнюю политику Польши, сделав её прогерманской[176]. Польское руководство лелеяло свой план раздела Чехословакии. Варшава в конце 1936 года планировала: Судето-немецкие части Чехословакии отходят к Германии. Польша получает Моравскую Силезию и ряд исправлений в свою пользу на границе в Татрах и Карпатах. Закарпатье отходит к Венгрии[177]. Политическое поведение Польши в межвоенный период заставляет «задуматься над самыми глубинными аспектами истории и человеческой морали»[178]. С 30-х годов началась таможенная война между Польшей и Чехословакией, продлившаяся несколько лет. Она только усугубила и без того напряженные политические отношения между двумя странами, длившиеся с 1918 года. Начиная с 1936 года, польские правящие круги начинают декларировать требования возвращения части Тешинской Силезии, входившей в состав Чехословакии с 1920 года, и установления общей совместной польско-венгерской границы. Министр иностранных дел Польши Бек исходил из убеждения, что развитие ситуации в Европе сделало невозможным вмешательство Франции в дела Центральной Европы. В этих условиях Бек полагал, что польско-чешский тандем исключен. Словакия, по плану Бека, должна стать польским протекторатом. Варшавская дипломатия прилагала усилия для активизации словацких сепаратистов. Существовала определенная конкуренция между Венгрией и Польшей за влияние в Словакии