[304]. Ей разрешили вместе со взрослыми присутствовать на прощальном обеде в честь императора. Герцогиню Гогенберг под руку вел Вильгельм, а эрцгерцог предложил руку своей гордой дочери. Они вошли в столовую в сопровождении адмирала и двух десятков гостей. Из членов семьи была только сестра герцогини Генриетта Хотек, любимая всеми Гогенбергами.
Столовая сияла вечерними туалетами, костюмами, парадными формами. Девять блюд, приготовленные из всего, чем изобиловали сады и охотничьи угодья Конопиште, раскатистый голос германского императора, глубокий басовитый смех эрцгерцога, звуки, волны и ритм музыки, приглушенные разговоры друзей и соседей делали вечер сказочным.
Принцесса София Гогенберг запомнила все его мельчайшие подробности. Ей очень хотелось остановить время, но это было не в ее власти. Вильгельм II, адмирал Тирпиц и две императорские таксы скоро должны были возвращаться к себе в Берлин. Первый в ее жизни настоящий взрослый ужин, на котором она присутствовала вместе с родителями, оказался последним. Эрцгерцог и герцогиня через несколько дней уезжали в Боснию[305].
Уже весной сербские националисты, террористы и анархисты даже в далеком Чикаго знали, что эрцгерцог едет в Сараево, главный город Боснии. До сих пор неясно, как им стало известно об этом раньше, чем Вена сделала соответствующее официальное объявление. Одна сербская газета писала: «Если наследник престола отправляется в Сербию, то должен знать, что поплатится за это… Сербы, беритесь за любое оружие: кинжалы, ружья, бомбы, динамит. К отмщению; смерть династии Габсбургов!»[306]
Антиавстрийская пропаганда на Балканах, пожалуй, никогда не была яростнее, чем перед визитом эрцгерцога. В православных церквях раздавались листовки, в которых католичку герцогиню Гогенберг изображали «отпетой шлюхой из Богемии». Газеты заходились в истерике: «Вон отсюда, собака Эсте[307] и весь мерзкий богемский род!»[308] В балканских кофейнях только и говорили, что о покушении. Агенты австрийской контрразведки ходили рядом с известными и неизвестными террористами, но ничего не докладывали о необычной деятельности или необходимости особых мер безопасности во время приезда эрцгерцога.
Франц-Фердинанд выезжал из Конопиште необычно спокойным, даже подавленным. Утром он передал ключи от своего стола во дворце Бельведер Францу Яначеку, когда-то личному дворецкому, теперь же управляющему всем поместьем, и распорядился: если он не вернется, ключи передать племяннику Карлу[309].
Яначек провел рядом с эрцгерцогом много лет, но он был не просто слугой или хранителем Конопиште, а тенью эрцгерцога, его доверенным человеком; именно он в 1901 г. первым взял на руки новорожденную принцессу Софию[310]. В тот день Франц-Фердинанд сделал Яначеку сюрприз, вручив ему золотые часы за многолетнюю верную службу, и удивил его просьбой не оставлять жену и детей, если с ним что-нибудь случится[311]. Яначек беспрекословно согласился.
В Богемии у эрцгерцога было еще одно поместье – Хлумец, где Гогенберги провели несколько дней перед Сараево. Старший сын Максимилиан сдавал школьные экзамены неподалеку, в Вене. Последнее утро семьи ничем не отличалось от множества других. Все сходили к заутрене, потом легко позавтракали. Франц-Фердинанд взял двенадцатилетнего Макса, и они долго катались по поместью. Принцесса София и принц Эрнст остались с матерью. День был самый обыкновенный, вот только потом он больше никогда не повторился[312].
За обедом о поездке в Боснию не говорили, но вдруг у эрцгерцога вырвалось: «Я генерал-инспектор вооруженных сил Австро-Венгрии! Моя обязанность – ехать в Сараево. Солдаты не поймут, почему меня там нет»[313]. Он как будто спорил сам с собой. Воцарилась гнетущая тишина. Но неловкий момент прошел, мрачное настроение наследника улетучилось, и трапеза продолжилась.
Только потом дети узнали, что родителям очень не хотелось ехать. Франц-Фердинанд признавался другу: «Это не великий секрет. Не удивлюсь, если там меня поджидают сербские пули»[314]. За собственную жизнь он не боялся, но оставлять детей без отца было страшно. Герцогиня призналась в своих опасениях духовнику, но сказала: «Если есть хоть какая-то опасность, мое место рядом с мужем»[315]. Житель Конопиште писал потом: «Думаю, бедная женщина тысячу раз предчувствовала грядущую катастрофу»[316].
Не один раз эрцгерцог грозился, что не приедет. Его адъютант барон Альберт фон Маргутти вспоминал: «Вся поездка от начала до конца была ему противна»[317]. Как обычно, на маневрах отрабатывалась подготовка армии к развертыванию во время войны. Но войска в Боснии уже два раза успешно прошли мобилизацию и хорошо показали себя во время недавних кризисов в этой стране.
Со дня свадьбы здоровье Франца-Фердинанда было просто отменным, но незадолго перед поездкой у него обнаружили астму. Личный врач эрцгерцога опасался, что климат Боснии не пойдет ему на пользу. Эрцгерцогиня Зита вспоминала:
Эрцгерцог воспользовался сильнейшей жарой в Боснии как поводом, чтобы не присутствовать на маневрах. Обычно он сам решал, куда поедет, и у него получалось склонить на свою сторону старого императора… Но тогда он так не сделал, хотя поездка была из самых обычных. Император оставил окончательное решение за эрцгерцогом, но ясно дал понять, что желает ее. Это желание, особенно в связи с военными вопросами, выросло до размеров приказа. Сейчас остается только удивляться, что поездка в Сараево оказалась единственной, которую эрцгерцог совершал не по своей воле[318].
Чтобы побудить эрцгерцога ехать, Франц-Иосиф совершил немыслимое и отменил давнишний запрет для герцогини Гогенберг участвовать в официальных обязанностях ее мужа[319]. Посещения Румынии, Германии и Англии считались частными делами правящих домов, но теперь все было по-другому. Решение императора потрясло всех. Он отступил от правила, которое сам же строго навязывал четырнадцать лет, заставив своего упрямого племянника отправиться в район, где воевали с незапамятных времен. В первый и последний раз Франц-Иосиф разрешил паре вместе появиться на публике.
В Боснии и Герцеговине герцогиня, которую эрцгерцог называл своей лучшей сиделкой, могла бы лично следить за его здоровьем. Кроме того, она намеревалась посетить благотворительные организации в Сараево, которым покровительствовала несколько лет. Эрцгерцог же считал Софию своим счастливым талисманом и чувствовал себя гораздо увереннее, когда она была рядом.
Поездка давала Францу-Фердинанду возможность покончить со скандальным делом Редля, сменив начальника штаба своей армии. Он приказал возложить командование маневрами на трех генералов. Гетцендорф верно догадался, что Франц-Фердинанд, не теряя времени, ищет, кем бы его заменить[320]. Совсем недавно генерал с эрцгерцогом сильно повздорили, потому что Гетцендорф ратовал за войну против Сербии[321]. Теперь они разговаривали, только если иначе было нельзя.
Все спланировали очень тщательно; не подумали лишь о безопасности. Пятьдесят тысяч жителей Сараево имели все возможности разглядеть своих высокопоставленных гостей. Глава протокольной службы Франца-Иосифа князь Альфред Монтенуэво опубликовал список мероприятий, которые эрцгерцог и герцогиня должны были посетить вместе и по отдельности. Впервые дворец Хофбург так открыто говорил о поездке Франца-Фердинанда[322]. Плакаты, развешанные по всему городу, извещали публику о маршруте автомобильного кортежа и призывали оказывать гостеприимство:
Граждане! Его Императорское и Королевское Высочество, благословенный наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд почтит наш город своим блистательным визитом. Наши глубочайшие чувства сыновней благодарности, преданности, любви и верности… позволяют выказать великую радость по поводу августейшего визита, особенно на тех улицах, по которым проследует Его Высочество: Железнодорожная, Мастажбек, набережная Аппель, улица Франца-Иосифа, улица Принца Рудольфа[323].
Адъютант Франца-Фердинанда барон Маргутти был настороже. Он чувствовал, что подробное освещение «каждого шага эрцгерцога и его жены было… игрой с огнем, настоящим вызовом судьбе»[324]. В маневрах рядом с Сараево участвовало двадцать тысяч человек, но для защиты пары не выделили ни одного. Военный губернатор Боснии Оскар Потиорек утверждал, что сараевского полицейского корпуса из ста двадцати человек будет вполне достаточно; при этом прямого контроля над ним у него не было[325]. Эту обязанность исполнял его старый политический соперник доктор Леон Билански, габсбургский бюрократ и личный друг императора, но венская контора доктора была почти в тысяча трехстах километрах от Сараево.
Через день после обнародования маршрута кортежа эрцгерцога с Билански встретился Йован Йованович – министр по делам Сербии в Вене. Один открыто предупредил другого, что визит эрцгерцога в Сараево, намеченный на 28 июня, может быть опасен для жизни последнего. Это был не только праздник святого Вита, славянского божества войны, но и 525-я годовщина битвы при Косово