[993]. Ее внук так вспоминал о своей бабушке:
На долю поколения моей бабушки выпало столько потерь, столько трагедий, но оно умело находить в жизни и веселье, и красоту, и радость, и смех, и доброту, даже в самом конце своей жизни. Она видела, как время смело почти все, но никогда не падала духом. Думаю, что то поколение было живо верой и верностью, чувством юмора и глубокой преданностью своей семье. Это наследие давало ей силы выживать. Для нее не было ничего важнее ее веры, ее религии. Она нисколько не сомневалась, что когда-то воссоединится с любимыми людьми. Ее способность выносить все безумства жизни и не сгибаться под ударами судьбы шла от веры и от семьи[994].
В жизни Софии Ностиц-Ринек было много знаменательных дат. Некоторые она очень любила, некоторые были слишком печальны или болезненны. 28 октября она особенно ненавидела. В тот день в 1914 г. Гаврило Принципу было предъявлено обвинение в убийстве ее родителей, а через четыре года Чехословакия объявила о независимости от Австро-Венгерской империи. 28 октября 1945 г. Эдуард Бенеш объявил политику этнических чисток. В тот день сама София и ее семья вместе с миллионами чехов и немцев узнали, что их выселят из своих домов. 27 октября 1990 г., в канун очередной годовщины этих событий, восьмидесятилетняя дочь эрцгерцога Франца-Фердинанда и герцогини Гогенберг спокойно умерла во сне[995].
Ее похоронили не в замке Артштеттен вместе с родителями, братьями и золовками, а в семейном склепе ее зятя в австрийской деревне Танхойзер. София и Фриц, прожившие вместе пятьдесят три года, лежали теперь рядом. На буклете с текстом заупокойной мессы, который раздавали всем пришедшим сказать ей последнее «прости», было две фотографии. На одной она улыбалась, окруженная любимыми ею цветами. На другой была статуя Пражского Иисуса-младенца из пражской церкви Богородицы Торжествующей. Она сама выбрала молитву и любимую цитату из Библии для этого буклета. Обе они лучше всего соответствуют прожитой ею жизни. «Я теперь с Господом. Меня больше нет, но моя любовь к тебе не умрет. На небесах я буду любить тебя так же, как на земле… Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил»[996].
23. Судьба одного семейства
Сараево, Конопиште, годы правления Гитлера бросали на него все более сильную тень.
Когда мы читаем в учебниках имена, то не видим за ними реальных людей. Но ведь они жили, и до сих пор они влияют на нас.
После смерти Максимилиана Гогенберга в 1962 г. герцогский титул перешел к его старшему сыну Францу. В 1956 г. он женился на принцессе Елизавете, дочери великой герцогини Люксембургской и племяннице императрицы Зиты. На их пышном венчании в тысячелетнем католическом кафедральном соборе Брюсселя присутствовали члены семьи, друзья и родственники из правящих домов всей Европы. От отца Францу достались мужская красота, обаяние и живость ума; от тети Софии – любовь к музыке и культуре; от дяди Эрнста – нестандартное мышление, любовь к природе и неуемная активность. А еще, вместе со своим поколением, он получил в наследство травму Сараево, Адольфа Гитлера и десятилетие коммунистического владычества[997].
После смерти отца Франц узнал один семейный секрет. Всю жизнь Максимилиан Гогенберг тосковал о доме своего детства – Конопиште. Экземпляры его частных писем документально зафиксировали, как он боролся за возврат брату, сестре и себе самому хотя бы чего-то из старинного замка[998].
В 1945 г. Макс подумал, что его молитвы, наверное, услышаны. Художественные шедевры, награбленные Адольфом Гитлером по всей Европе, обнаружили в соляных шахтах Альтаузее южнее Зальцбурга. Макса как будто озарило, и он стал внимательно следить за этой историей. Кроме знаменитой «Мадонны из Брюгге» работы Микеланджело, «Гентского алтаря» Яна ван Эйка, шедевров Вермеера, Гитлер спрятал еще сорок ящиков с предметами искусства из Конопиште[999].
Максимилиан написал множество писем во все военные инстанции, которые потом назвали «спасителями памятников», с просьбами вернуть семейные портреты, картины, фотоальбомы и книги из частной библиотеки своей матери. Это наследство Франц-Фердинанд и герцогиня Гогенберг хотели бы передать своим детям, внукам и правнукам, которых им, может быть, и не суждено было увидеть[1000].
Он писал красноречиво и прочувствованно, без озлобленности, горечи и самовозвеличивания, но ему всякий раз отвечали отказом. Со временем все сокровища Гогенбергов, найденные в горах Австрии, были возвращены Чехословакии[1001]. В 1947 г. Конопиште снова открыли, но уже как музей[1002]. В завещании Максимилиан просил сына сделать все, что тот сможет, но вернуть семье Конопиште вместе со всеми произведениями искусства. При жизни отец никому ничего об этом не говорил ни прямо, ни намеком. Шокированный Франц, чувствуя на себе бремя ответственности, решил отправиться в Чехословакию и посетить замок отцовской мечты[1003].
Франц Гогенберг как будто съездил в мир прошлого, который отец всегда скрывал от него и от которого никуда не мог деться. Вернувшись в Австрию, Франц сказал братьям: «Теперь я решительно не понимаю отца»[1004]. В голове у Франца не укладывалось, как это человек, потерявший любящих и любимых родителей, полнейшую безопасность, крепко спаянную семью, гнездо в Конопиште, переживший арест, публичное унижение, гитлеровские концентрационные лагеря, всю жизнь ни на кого не гневался и не горевал. Отец никогда не говорил ни о потерях, ни о ранах, но они болели в душе его сына Франца. Съездив в Конопиште, он стал другим. Младшая дочь Франца София объясняла это так:
Отец был неистощимым шутником. Он страстно любил искусство и природу, но был при этом чувствителен, в чем-то даже хрупок. С годами Сараево, Конопиште, годы правления Гитлера бросали на него все более сильную тень. Он чувствовал, что распался бы как личность, потеряв столько же, сколько отец. Эта тяжелая правда начала буквально преследовать его[1005].
Франц много раз потом приезжал в замок. Но в 1977 г. он умер от сердечного приступа, не дожив и до пятидесяти лет. Этого никто не ждал, и, когда он был жив, никто из следующего поколения семьи с ним не ездил. Только когда пал коммунизм, младшая дочь Франца, принцесса София, и ее муж, барон Жан де Потеста, наконец-то посетили Конопиште. Софию назвали в честь двоюродной бабушки, родившейся здесь, но она не ожидала, что вид дома заставит ее расчувствоваться, и вспоминала через много лет:
Я не ожидала, что меня что-нибудь тронет. Я не чувствовала никаких связей с этим домом, вроде бы просто зданием из кирпича и камней, но меня поджидал сюрприз. Любовь явственно ощущалась в каждой комнате. Прошло много лет, но она никуда не исчезла. Это было гнездо, настоящее семейное гнездо, где хранилась память об отце, матери и детях, которые жили здесь и любили друг друга. Даже нацистские убийцы и грабители, даже слепая ненависть Гитлера к нашей семье не смогли изгнать отсюда дух любви[1006].
Принцесса София потом приехала в Конопиште с тремя своими детьми. Они были примерно тех же лет, что и сироты Франца-Фердинанда – София, Макс и Эрнст, – когда их выселили из замка. Именно после этой поездки она решила попытаться вернуть Конопиште семье. Многолетние юридические битвы в местных, государственных и международных судах закончились тем, что на все свои требования она получила отказ. Но в 2013 г. она сказала:
Важна борьба сама по себе. Совсем необязательно, что будет какой-то результат. Важно, чтобы люди знали правду. Важно, чтобы все знали, что случилось, что было сделано, как было сделано. Если у меня не получится, продолжит кто-нибудь из следующего поколения, ведь в конечном счете это борьба за правду и справедливость[1007].
28 июня 2014 г. четыре поколения семьи Гогенбергов собрались в австрийском замке Артштеттен. Сотая годовщина сараевского убийства свела вместе потомков эрцгерцога Франца-Фердинанда, его любимой жены, герцогини Гогенберг, и их кузенов Габсбургов. Они рассказывали семейные истории, делились воспоминаниями, хохотали. Молодые и старые присутствовали на поминальной мессе в базилике Марии Теферль, которую служил их родственник – кардинал Христофор Шенборн, архиепископ Венский[1008].
В базилике находится мемориал павшим в двух мировых войнах. Внимательный посетитель может заметить гравюру с изображением эрцгерцога и герцогини Гогенберг, склонивших головы в молитве; она неприметно вставлена в один из оконных витражей[1009]. Пока пути членов семьи не разошлись, возносились молитвы за мир, за любимых живых и мертвых. Гогенберги приехали сюда не горевать, а благодарить основателей своей семьи и ту любовь, которая дала им возможность появиться на свет[1010].
Георг Гогенберг, ставший, как и его отец, Максимилиан, австрийским дипломатом, веселил родню и гостей рассказами из долгого опыта своей работы. Истории были очень веселые, но за ними стоял не один призрак прошлого. Так, когда он служил в Аргентине, среди его коллег были и пронацистски настроенные австрийцы, которые покинули страну после войны, и австрийцы, которые еще до войны бежали от нацистов, и австрийские и чешские родственники, которые сумели спастись от нацистов в военные годы. Как он выразился, чтобы разобраться со всеми австрийцами Аргентины, потребовалась сила в один Гогенберг