В декабре 1933 года вице-канцлер на собрании в честь 150-летия основания Ганзейского клуба, на котором присутствовали многие видные представители буржуазии, выступил с речью, в которой отдал должное новой власти, но поставил под сомнение ценность отдельных ее индивидуумов. Слова Папена были встречены овацией. Это показало, насколько в буржуазной среде недовольны новыми порядками, и заставило руководителей новой Германии серьезно задуматься.
Их озабоченность вскоре переросла в сильное беспокойство, когда спустя несколько месяцев Папен выступил с новой речью уже перед гораздо более важной аудиторией на заседании Дортмундской промышленной ассоциации. Там он продолжил критиковать идеи Гитлера и планы ряда министров правительства. Обратил он внимание собравшихся и на отношение Гитлера к беспокоившим и крупных промышленников штурмовикам: «Всякий раз, когда я говорю Гитлеру о том, как опасно идти на уступки Рему, он принимается высмеивать требования лидера штурмовиков и отзывается о них как о людях, которые сбились с правильного пути и не представляют никакой угрозы для общества». Собравшиеся встретили речь аплодисментами, хотя и не такими бурными как декабрьские.
Среди приближенных Папена, и об этом прекрасно знал Гитлер, было много недовольных установившимся в Германии режимом. Герберт фон Бозе и Эдгар Юнг — секретари вице-канцлера, последний — монархист; фон Чирский — монархист, примкнувший к Папену в поисках лучшей доли, но оказывавший на него давление и сохранивший контакты со своими единомышленниками; Эрих Клаузенер, директор Организации католического действия и высокопоставленный чиновник министерства связи — все они противники национал-социализма. Опасность Папена и его идей заключалась в том, что они, с одной стороны, пользовались поддержкой в рейхсвере, а с другой — пропагандировались на фоне хорошо всем известной поддержки вице-канцлера престарелым президентом страны, который мог оставить после своей смерти соответствующее политической завещание в пользу Папена.
Пост президента по-прежнему оставался высшим в государстве, и именно присутствие Гинденбурга мешало Гитлеру развернуться в полной мере. «Старый господин», как часто называли президента, был по-настоящему стар, терял память, редко появлялся на официальных мероприятиях и уже не мог активно вмешиваться в процесс управления страной. Но он был еще жив, и это само по себе ограничивало канцлера. Если рейхсвер в случае смерти президента и попытке Папена восстановить монархию встал бы на сторону вице-канцлера, личной власти Гитлера настал бы конец. Сам же фюрер вынашивал идею соединения в своем лице постов канцлера и президента. Но для этого нужно было срочно заручиться поддержкой военных. А сделать это казалось проще всего за счет расправы с СА.
Отношение же фюрера к сложившейся ситуации было неопределенным. С одной стороны, он, конечно, видел решение проблемы в роспуске штурмовых отрядов. С другой, они продолжали оставаться для него полезными в собственном противостоянии с военными. Непривлекательной была для Гитлера и идея с убийством Рема, к которому он продолжал относиться как к близкому боевому товарищу. Приближенные фюрера, используя спецслужбы, решили его к этой идее подтолкнуть.
В апреле 1934 года Гейдрих вызвал к себе Отто Беца, своего агента, принимавшего участие вместе с Юнгом в покушении на одного рейнского сепаратиста в далеком 1923 году. Бец работал в то время в Сааре, комиссаром которого являлся как раз Папен. От агента требовалось втереться в доверие к своему бывшему товарищу, войти в окружение вице-канцлера, наблюдать за ним и его секретарями и обо всем докладывать шефу СД.
Уже в мае Бец приступил к работе, возобновил знакомство с Юнгом и был представлен Папену. Агент проявлял активность, зарекомендовал себя как сторонник идей вице-канцлера, и скоро его отношения с сотрудниками аппарата Папена, которые изначально были настроены в отношении Беца подозрительно, потеплели. Тем более после того, как тот предупредил их о возможной прослушке телефонных разговоров со стороны СД. Регулярные отчеты агента ложились на стол Гейдриха и Гиммлера, которые отправляют их Гитлеру после небольшой «корректировки».
В отчетах Беца, которые видит фюрер, содержится подтверждение доходивших до него слухов о «замыслах» Рема. Получалось, что в то время, как одни представители консервативных кругов рассматривали лидера штурмовиков как угрозу, другие склонялись к заключению с ним некоего соглашения, намереваясь сделать ставку на принца Августа-Вильгельма, группенфюрера СА.
Документов, подтверждающих сотрудничество Рема с Папеном, становилось все больше и больше. Согласно сведениям, собранным Бецом и другими агентами СД, оказавшимися в распоряжении Гитлера, Гинденбурга к том моменту, якобы, уже убедили оставить после своей смерти пожелание о восстановлении в Германии монархии. Указывалась даже точная дата принятого им решения — 11 мая.
В довершении всего в руках у фюрера стараниями Гейдриха оказался листок с составом будущего кабинета министров, в котором он, Гитлер, хоть и оставался канцлером, но уже не играл никакой роли. Сам список с фамилиями гулял по всему Берлину, его открыто показывали иностранным журналистам. Авторство приписывалось Рему, вознамерившемуся, согласно данным СА, вступить в союз с генералом Шлейхером, которому прочат пост вице-канцлера. Министром экономики должен был стать личный враг Гитлера Грегор Штрассер, министром обороны — сам Рем. Предполагалось, что СА войдет в состав рейхсвера Гейдрих и Гиммлер заверяли фюрера в том, что Шлейхер и его помощник Бредов (те самые люди, которые по версии некоторых историков имели на руках компромат на Гитлера о его сотрудничестве с французской разведкой в 1919–1920 годы) поддерживают контакты с французами. Так, на приеме у румынского министра, Шлейхер долго беседовал с французским послом. Встречались они и в неформальной обстановке. По воспоминаниям самого посла, обнародованным гораздо позже, они разговаривали на отвлеченные темы, а генерал, открытый в общении человек, ни разу не обмолвился в разговоре о каких-то планах по свержению Гитлера. Рема же вспоминал с презрением, поэтому сложно поверить, что Шлейхер вообще был способен на заключение с шефом СА каких-то соглашений.
К тому же Шлейхер, которому глава СД приписывал такие тайные планы, уже совсем отошел от дел, уехав на свою виллу на берегу озера Ванзее, и сосредоточился наличной жизни.
Однако, по сообщениям, направляемым Гитлеру Гейдрихом, выходило, что генерал — одна из центральных фигур заговора. А вместе с ним и Бредом. Фюрер поверил, обоих внесли в расстрельный список и в Ночь длинных ножей уничтожили. Реальные причины смерти генералов, как видно, не имеют ничего общего со слухами о якобы находившемся в их распоряжении компромате.
У мнительного Гитлера все эти сообщения, порой поданные односторонне, порой сфабрикованные, вызывали беспокойство. Гиммлер и Гейхдрих умело подталкивали его к мысли, что Рем и СА представляют угрозу режиму. Нельзя было недооценивать и опасность, исходящую от Папена. Возможность восстановления монархии казалась Гитлеру реальной. Для ее ликвидации и осуществления плана по совмещению функций канцлера и президента страны канцлеру нужно было срочно заручиться поддержкой военных. А сделать это казалось проще всего за счет расправы с СА.
На желательность подобного шага Гитлеру намекнул и военный министр фон Бломберг, с которым канцлер столкнулся в замке Нойдек — поместье Гинденбурга, куда оба приехали оценить здоровье пожилого президента.
Встреча имела место 21 июня 1934 года, и многие историки считают, что именно тогда Гитлер принял решение обезглавить СА. О своих планах канцлер проинформировал Бломберга 25 июня, сообщив, что Рем и другие видные штурмовики будут арестованы и с каждым из них «рассчитаются». Командир лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» спустя два дня обратился к рейхсверу с просьбой выделить оружие для проведения операции. Официальная версия, объяснявшая приготовления СС и СД, а так же повышения уровня готовности рейхсвера — штурмовики готовят путч.
Сами же военные, включая высший генералитет, сомневались в подобных намерениях СА и не верили в то, что столкновение со штурмовиками действительно возможно. Чтобы развеять сомнения в руководстве рейхсвера Гейдрих просто забросал их наспех сфабрикованными документами. Был среди них и свои списки ликвидации, в которых оказались практически все старшие офицеры.
Имели со стороны спецслужб и прямые провокации. Так в штаб VI военного округа рейхсвера нагрянул некий не назвавшийся и не предъявивший никаких документов обер-группенфюрер СА с требованием ознакомить его со служебными документами без всякого на то разрешения, потому что «командование в ближайшие дни все равно должно было перейти к СА». Начальник штаба, разобравшийся что к чему, доложив в военное министерство о случившемся, предположил, что приходивший был провокатором и к СА вообще не принадлежал.
Подбрасывались в эти дни откровенно сфабрикованные СД документы и самому Гитлеру, позиция которого продолжала оставаться камнем преткновения. Согласившись было с расправой над штурмовиками, фюрер вновь начал сомневаться.
28 июня Гитлер вместе с Герингом вылетел в Вестфалию на свадьбу к местному гауляйтеру. Уже в обед ему из Берлина позвонил Гиммлер и сообщил о пугающих приготовлениях штурмовиков. Геринг же, находившийся рядом с немецким канцлером, согласно достигнутой ранее с рейсфюрером СС договоренности, должен был подлить масла в огонь.
Гитлер принял решение ликвидировать не только верхушку СА, но и своих противников из буржуазного лагеря. Намереваясь захватить врасплох всех руководителей штурмовиков, канцлер позвонил Рему в Бад Висзее, где тот поправлял здоровье, и под предлогом срочного совещания приказал тому собрать у себя всех обергуппенфюреров, группенфюреров и инспекторов СА на следующий день, 30 июня. Ничего не подозревающий Рем провел остаток дня в развлекательных поездках по окрестностям. Подразделения СС, которые и должны были осуществить арест штурмовиков и политических противников национал-социалистов согласно списку, в своих казармах готовились к выступлению.