редал:
– Нас осталось сорок шесть. Немцы барабанят по нашей бронированной двери и требуют сдаваться. Дважды мы открывали смотровой люк и стреляли в них. Теперь это больше невозможно.
Через полчаса пришло новое сообщение: "Нас осталось двадцать два. Готовимся подорвать себя. Сообщений больше не будет. Прощайте".
Они сдержали слово. Мозговой центр форта взлетел на воздух, подорванный защитниками. Битва окончилась. Из всего гарнизона форта численностью 1000 человек в плен попало всего пятьдесят - все раненые. Цифры говорят сами за себя.
17 июня, когда сражение за "Максим Горький I" еще вовсю полыхало, саксонские батальоны 31-го пехотного полка 24-й пехотной дивизии овладели фортами "ГПУ", "Молотов" и "Чека".
22-я пехотная дивизия из Бремена под командованием генерал-майора Вольфа аналогичным образом продвинулась на юг левее саксонцев, и 17 июня ее 65-й пехотный полк, усиленный 2-й батареей штурмовых орудий 190-го дивизиона, взял форт "Сибирь". 16-й пехотный полк разгромил форты "Волга" и "Урал". 22-й дивизии довелось первой выйти 19 июня к Северной гавани последнему барьеру с севера на пути к южной стороне Севастополя.
50-й пехотной дивизии из Бранденбурга и Мекленбурга под командованием генерал-майора Фридриха Шмидта, а также румынской 4-й горнострелковой дивизии генерала Ласара досталась неблагодарная задача продираться по поросшей кустарником скалистой местности с северо-востока в направлении Гайтанской возвышенности. Они сумели справиться с заданием и вышли к восточной оконечности Северной гавани.
На западном фронте 30-й корпус генерал-лейтенанта Фреттер-Пико 11 июня, согласно плану, развернул атаку силами сначала 72-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Мюллярд-Гебхарда и 28-й легкой дивизии генерал-лейтенанта Зиннгубера, а позднее также 170-й пехотной дивизии генерал-майора Зандера. Дивизии наступали по обеим сторонам главной дороги, которая вела к городу с берега. Все зависело от овладения господствующей высотой - Сапун-горой. Этот холм являлся ключом к южной части города; бои шли за вершины гор и овраги. Приходилось вести самую настоящую войну в миниатюре за хорошо замаскированные опорные пункты укрепившегося на скалах противника - "Северный нос", "Часовенная гора" и Камарские пещеры стали важнейшими местами сражения. Солдатам 72-й пехотной дивизии вовек не забыть этих названий.
Стрелковые полки 28-й легкой дивизии пробивали себе путь через крутые скалы в прибрежных горах. Порт Балаклаву еще осенью 1941 г. неожиданным налетом захватил 105-й пехотный полк, но даже и в июне 1942 г. стрелкам тут хватало работы. Не приходилось скучать без дела штурмовым командам, возглавляемым такими храбрецами, как лейтенант Косляр, унтер-офицер Кединг и унтер-офицер Гиндемит. "Гора головастик", "Киноварь I, II и III", "Розовая гора" и знаменитые виноградники - вот где в основном разыгрывались ожесточенные бои.
Усиленная 170-я пехотная дивизия, до недавнего времени находившаяся в резерве, а теперь расположенная между двумя штурмовыми дивизиями, захватила жизненно важную Сапун-гору. Душой атаки стал обер-лейтенант Биттлингмайер со своим 1-м батальоном 391-го пехотного полка. За полтора часа его батальон проложил себе путь на вершину. Тут, едва его часть достигла цели, Биттлингмайер пал, сраженный вражеской пулей, успев напоследок взглянуть на город и порт Севастополь.
18 июня майор Бааке с 72-м разведывательным батальоном захватил "Орлиное гнездо".
420-й пехотный полк, временно приданный 170-й пехотной дивизии, получил малоприятное задание. Задача состояла в том, чтобы штурмом овладеть старым британским военным кладбищем, где лежали погребенными солдаты Крымской войны. Советы оборудовали на кладбище позиции тяжелой артиллерийской батареи - зловещая крепость.
20 июня усиленный 97-й пехотный полк 46-й пехотной дивизии овладел Северным фортом и знаменитой Константиновской батареей на узкой Северной косе. Таким образом, немцы контролировали теперь порт, и Севастополь оказался в тисках. Манштейн владел всеми укреплениями вокруг Севастополя. Тем не менее 26 июня на всех имевшихся в распоряжении судах советское Верховное Главнокомандование послало в город 142-ю стрелковую бригаду. Подкрепление поступило в крепость как раз вовремя, чтобы стать свидетелем ее падения.
Честь нанесения последнего смертельного удара досталась 22 и 24-й пехотным дивизиям. 22-й артиллерийский полк выпустил свой стотысячный снаряд. Он упал на противоположном берегу Северной гавани.
Полки собрались в пыльной "Волчьей долине" для последнего штурма в лунную ночь.
27 июня, вскоре после полуночи, роты начали форсировать бухту на надувных лодках и резиновых плотах. Враг слишком поздно заметил их продвижение. Первые штурмовые команды уже добрались до электростанции и захватили ее.
Батальоны осторожно пробирались к окраине города. С рассветом в небе появились "Штуки". Они очистили проходы для пехотинцев. Наступающие преодолели последний большой противотанковый ров.
Советская оборона рушилась, всюду царили паника и хаос. То тут, то там комиссар, командир или комсомолец дрались до последнего вздоха.
В забаррикадированной галерее в скалах бухты укрывались около 1000 человек - женщин, детей и солдат. Командовавший обороной комиссар отказался открывать двери. Саперы стали подкладывать взрывчатку. В этот момент комиссар взорвал галерею со всеми, кто там находился, включая и себя. При взрыве погибла дюжина немецких саперов.
3 июля все закончилось. Севастополь, сильнейшая крепость в мире, пал. Было разгромлено две советские армии, в плен попало 90 000 человек. На опустевших полях битвы среди тысяч трупов русские оставили 467 стволов артиллерии, 758 минометов и 155 противотанковых и зенитных орудий.
Офицеры, руководившие обороной крепости, адмирал Октябрьский и генерал-майор Петров, избежали смерти и плена. 30 июня их вывезли из города на моторке1.
Теперь 11-я армия Манштейна могла принять участие в реализации грандиозного плана - наступления на Сталинград и Кавказ. 3. План, преданный врагу Оленина и крымское шампанское - Прерванный праздник - Майор Райхель исчез - Катастрофическое бегство - Две таинственных могилы - Русским известен план наступления - Тем не менее наступление разворачивается Рождение трагедии.
Комиссарская дача на окраине Харькова оказалась на удивление со вкусом обставлена. Двухэтажное здание с вместительным подвалом окружал сад. Товарищ комиссар мог гордиться собой. Впрочем, он занимал весьма высокий пост - курировал тяжелую промышленность Харьковской области. Теперь дачей владели генерал танковых войск Штумме и штаб его 40-го танкового корпуса.
Коренастый Штумме - прекрасный офицер и влюбленный в жизнь человек буквально излучал энергию и не умел сидеть на месте. Он никогда, с самых молодых лет, со времен службы в кавалерии не расставался с моноклем. Из-за повышенного давления с лица его не сходила краснота. Из-за внешности и темперамента генерал получил у офицеров своего штаба прозвище Шаровая Молния. Он, разумеется, знал об этом, но делал вид, что не знает, благодаря чему мог никак не реагировать, если вдруг слышал, как кто-то произносил его.
Штумме не принадлежал к числу штабных схоластов, как многие офицеры, будучи человеком практическим, он имел настоящее чутье на ситуации и умел верно распознавать тактические возможности. Он являлся одним из лучших немецких танковых командиров, с умом планировал свои операции и с большой решимостью претворял планы в жизнь. Он был боевым офицером, любившим передовую, идолом солдат, о которых неизменно заботился. Любили его и офицеры, восхищавшиеся энергией командира и его талантом тактика.
Он имел слабость - слабость, которая не могла причинить вреда подчиненным, - любил хорошо поесть и выпить.
– Война и так скверная штука, так зачем же делать жизнь еще хуже, плохо питаясь? Нет-нет, господа, это не для меня! - частенько говаривал Штумме. Но деликатесы, которые раздобывал для командира комендант штаб-квартиры, генерал неизменно делил с гостями.
Вот такой ужин и давал Штумме у себя в штаб-квартире вечером 19 июня 1942 г. В числе гостей присутствовали три командира дивизий корпуса и командующий корпусной артиллерией: генерал-майор фон Бойнебург-Ленгсфельд, командир 23-й танковой дивизии, генерал-майор Брайт, командир 3-й танковой дивизии, генерал-майор Фремерай, командир 29-й мотопехотной дивизии, и генерал-майор Ангело Мюллер, командующий артиллерией. Кроме них за столом находились подполковник Франц, начштаба корпуса, подполковник Гессе, начальник оперативного отдела, лейтенант Зайтц, порученец, и подполковник Гарри Момм, адъютант корпуса и призер международных конкуров.
Ужину предстояло стать их "последней трапезой приговоренного", как в шутку сказал Штумме.
– Несколько последних деньков досуга, господа, а потом мы вновь выступаем. Будем надеяться, теперь-то нам удастся поставить Сталина на колени.
– Будем надеяться, - проворчал генерал Брайт, здоровяк-танкист из Палатината.
Два дня тому назад всех трех дивизионных командиров устно поставили в известность о задачах корпуса на первом этапе операции "Блау". Только устно, потому что Гитлер издал строжайший секретный приказ: дивизионным командирам не позволялось знать о планах корпуса до начала наступления.
"Не могли бы мы получить хотя бы краткие письменные инструкции?" спросил один из командиров. Насчет этого также имелись строгие распоряжения, но Штумме разрешил. "Нельзя командовать танковым корпусом, слишком натягивая поводья, - пояснил он тогда своим начальнику штаба и начальнику оперативного отдела и продиктовал общий план действий всего на полстранички машинописного текста. - Исключительно для дивизионных командиров". В тексте освещалась только первая фаза операции "Блау". Подполковник Гессе позаботился о том, чтобы сверхсекретный документ доставляли в дивизии особо надежные курьеры.
Это было обычной практикой во многих танковых корпусах. В конце концов, как может дивизионный командир, руководящий действиям подвижной части, принять правильное решение в случае появления возможности совершить прорыв, если он не знает, куда ему придется наступать дальше - на север, на юг или на запад?