Чуйков внимательно рассматривал план города.
– Чем закончились наши контратаки?
– Они выдохлись. Немецкие самолеты опять висят над городом с рассвета. Они нигде не дают нашим войскам развернуться.
Связной доставил описание обстановки от командира 42-й стрелковой бригады, полковника Батракова. Крылов взял карандаш и очертил полукруг вокруг боевого штаба.
– Фронт уже меньше чем в километре от нас, товарищ командующий, сообщил он в подчеркнуто официальной манере.
Всего меньше километра. Было 12.00 14 сентября. Чуйков понимал, что хочет сказать Крылов. В резерве у них осталась одна танковая бригада из девятнадцати T-34. Бросить или не бросить ее в бой?
– Какова обстановка на левом фланге в южном городе? - спросил Чуйков.
Крылов протянул синюю стрелку, обозначавшую немецкую 29-ю моторизованную дивизию, за Купоросное. Пригород пал. Тюрингцы генерала Фремерая продолжали наступать в направлении элеватора. Деревообрабатывающие производства и завод пищевых консервов находились уже на захваченной немцами территории. Линия советской обороны тянулась только от южной паромной пристани до высокого здания элеватора. Чуйков снял трубку телефона и позвонил в штаб фронта. Он описал положение Еременко. Еременко сказал ему:
– Ты должен удержать центральный речной порт и пристань любой ценой. Верховное Главнокомандование направляет к вам Тринадцатую гвардейскую стрелковую дивизию. В ней десять тысяч человек, это ударное соединение. Обеспечьте доступ на плацдарм в течение еще двадцати четырех часов и постарайтесь не потерять паромной пристани в южной части города.
Бисерины пота покрывали лоб Чуйкова. В блиндаже было не продохнуть.
– Так, Крылов, собирай всех, кого сможешь. Офицеров штаба командирами боевых частей. Мы должны удержать переправу для гвардейцев Родимцева.
Последняя бригада из девятнадцати танков пошла в бой - один батальон перед штабом армии, откуда он мог прикрыть главный железнодорожный вокзал и речной порт, а второй на линию между элеватором и южной паромной пристанью.
В 14.00 генерал-майор Родимцев, легендарный боевой командир и Герой Советского Союза, появился в штабе армии, окровавленный и покрытый грязью. Он едва ушел от преследовавших его немецких истребителей. Родимцев доложил, что его дивизия стоит на левом берегу реки и переправится через Волгу ночью, и, нахмурившись, принялся разглядывать синие и красные линии на плане города.
В 16.00 Чуйков вновь говорил с Еременко по телефону. До наступления ночи оставалось пять часов. В своих мемуарах Чуйков описывает, что чувствовал и о чем думал в те пять часов: "Смогут ли наши потрепанные и измотанные части на центральном участке продержаться еще десять или двенадцать часов? Это заботило меня в тот момент более всего. Если солдаты и офицеры не сумеют справиться с этой почти нечеловеческой задачей, 13-й гвардейской стрелковой дивизии не удастся переправиться, и она лишь станет свидетелем горькой трагедии".
Вскоре после наступления сумерек в штабе появился майор Хопка, командир последнего резерва, развернутого в районе речного порта. Он доложил:
– Один-единственный T-34 еще сохранил способность стрелять, но уже не может передвигаться. От бригады осталось человек сто.
Чуйков холодно посмотрел на майора:
– Собирай своих людей вокруг танка и держи подходы к порту. Если пропустишь немцев туда, я тебя расстреляю.
Хопка погиб в бою, как и половина бывших с ним людей. Но оставшиеся держались.
Наконец пришла ночь. Все офицеры штаба находились в порту. Когда роты гвардейской дивизии Родимцева переправились через Волгу, они немедленно вступили в боевые действия в главных точках обороны, с тем чтобы сдержать продвижение 71-й пехотной дивизии и остановить 295-ю пехотную дивизию на Мамаевом кургане, господствующей высоте 102. То были самые решающие часы. Гвардейцы Родимцева не позволили немцам взять центр Сталинграда 15 сентября.
Их жертва спасла Сталинград. Через двадцать четыре часа бомбардировщики "Штуки", артиллерийские снаряды и пулеметные очереди разнесли 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию вдребезги.
В южном городе сражалась другая гвардейская дивизия - 35-я под командованием полковника Дубянского. Ее резервные батальоны подтягивались на паромах с левого берега Волги к южной пристани и немедленно пускались в бой против головных частей 29-й моторизованной пехотной дивизии с целью удержать линию между пристанью и элеватором.
Но пикировщики "Штуки" 8-го авиакорпуса генерал-лейтенанта Фибига засыпали батальоны бомбами, а то, что от них осталось, угодило в жернова между 94-й пехотной и 29-й мотопехотной дивизиями. Только на элеваторе, полном пшеницы, ожесточенные бои продолжались еще какое-то время: огромное бетонное здание представляло собой настоящую крепость, за каждый этаж которой шли яростные схватки. Там, среди дыма и запаха тлевшего зерна, штурмовые команды и саперы 71-го пехотного полка вели битву с остатками советской 35-й гвардейской стрелковой дивизии.
Утром 16 сентября обстановка на плане города в кабинете Чуйкова вновь выглядела плохо. 24-я танковая дивизия захватила южный железнодорожный вокзал, повернула на запад и разгромила вражескую оборону вдоль окраины города и холма, где располагались казармы. Кровопролитные бои продолжались на Мамаевом кургане и в районе главного железнодорожного вокзала.
Чуйков позвонил Никите Сергеевичу Хрущеву, члену военного совета фронта:
– Еще несколько дней таких боев, и армии конец. Мы опять остались без резервов. Совершенно необходимы две или три свежие дивизии.
Хрущев связался со Сталиным. Сталин выделил две полностью укомплектованных ударных части из личного резерва - бригаду морской пехоты, состоявшую из закаленных в боях моряков с Севера, и танковую бригаду. Танковую бригаду применили в центре города, чтобы обеспечить работу речного порта, через который на фронт поступало снабжение. Морскую пехоту развернули в южном городе. Эти два войсковых формирования 17 сентября спасли фронт от крушения.
В тот день германское Верховное командование поставило под командование 6-й армии все немецкие части и соединения, действовавшие на Сталинградском фронте. Таким образом, 48-й танковый корпус был выведен из состава 4-й танковой армии Гота и поставлен под командование генерала Паулюса. Гитлер проявлял нетерпение:
– Нужно закончить работу - овладеть городом окончательно.
Почему взять город не удалось, несмотря на то что немецкие танкисты, гренадеры, саперы, бойцы истребительно-противотанковых батарей и зенитчики упорно сражались за каждый дом, объясняют следующие данные. Благодаря решительной борьбе Хрущева за последние резервы Красной Армии, в период между 15 сентября и 3 октября Чуйков получал одну дивизию за другой - всего шесть свежих, полностью укомплектованных и снаряженных пехотных дивизий, две из них гвардейские. Все эти войска развертывались на руинах центра Сталинграда, на заводах, фабриках и в промышленных районах северного города, превращенных в самые настоящие крепости.
Немецкое наступление на город на начальной стадии вели семь дивизий измотанные боями соединения, ослабленные неделями боев между Доном и Волгой. Ни на каком из этапов в боях за город с немецкой стороны не участвовало больше десяти дивизий.
Совершенно верно, что и отважная некогда сибирская 62-я армия тоже не была такой же сильной, как в начале боев. Силы ее, физические и моральные, были ослаблены кровопролитными операциями и отступлениями. В начале сентября на бумаге считалось, что она состоит из пяти дивизий, пяти танковых и четырех стрелковых бригад - всего где-то девять дивизий. Звучало это значительно, но, например, в 38-й механизированной бригаде осталось 600 человек, а в 244-й стрелковой дивизии - только 1500 солдат и офицеров. Иными словами, меньше полка.
Неудивительно, что генерал Лопатин не считал возможным защитить Сталинград с такой армией, предлагая отойти на другую сторону Волги. Но решимость стоит многого, и военное счастье, которое так часто следует за отважным командиром, не раз меняло исход сражений и в прошлые времена.
К 1 октября Чуйков, преемник Лопатина, располагал уже одиннадцатью дивизиями и девятью бригадами - то есть примерно пятнадцатью с половиной дивизиями, - не считая рабочей гвардии и ополченцев.
С другой стороны, немцы господствовали в воздухе. 8-й авиакорпус генерала Фибига совершал в день в среднем 1000 боевых вылетов. В своих воспоминаниях Чуйков вновь и вновь подчеркивает катастрофический эффект применения немецких пикирующих бомбардировщиков Ju-87 и штурмовиков против защитников города. Скопления войск для контратак подверглись разгрому, опорные пункты превращались в руины, линии коммуникации перерезались, ровнялись с землей командные пункты.
Но что толку от успехов "летающей артиллерии", если у пехоты не хватало сил сломить последнее сопротивление противника? Правда, после того, как разрешилась ситуация на Дону, 6-я армия смогла подтянуть 305-ю пехотную дивизию и заменить ею одну из наиболее вымотанных дивизий 51-го армейского корпуса. Но генерал Паулюс не получил ни единой свежей дивизии. За исключением пяти инженерно-саперных батальонов, по воздуху доставленных из Германии, все пополнения, которые получали его обескровленные полки, брались из зоны ведения боевых действий армии. Осенью 1942 г. у германского Верховного командования на всем Восточном фронте не осталось резервов. Серьезные кризисы наметились на участках всех групп армий от Ленинграда до Кавказа.
На севере генерал-фельдмаршалу фон Манштейну приходилось использовать главные силы бывших крымских дивизий для контратак против советских войск, пробивавших глубокие бреши в немецком фронте. После ожесточенных оборонительных боев на Волхове, продолжавшихся до 2 октября, группа армий "Север" оказалась вынужденной отвоевывать себе пространство для развертывания в первой битве за Ладожское озеро.
В районе Сычевка-Ржев генерал-полковник Модель применял все свое мастерство и использовал все части для того, чтобы не дать русским прорваться. Ему противостояли три советские армии.