Ради этого Магда терпела измены мужа. Пока Геббельс не завел роман с молодой чешской актрисой Лидой Бааровой. Баарова приехала из Праги попробовать себя в немецком кино. Очень красивая, обратила на себя внимание Геббельса. Он настолько увлекся, что не пытался скрыть свое новое увлечение.
Геббельс и Магда поддерживали видимость счастливого семейства. Но Геббельс редко приезжал к ней и детям.
Однажды Геббельс появился вместе с любовницей и сказал жене:
– Мы с госпожой Бааровой любим друг друга. Конечно, ты мать моих детей, ты моя жена. Но после стольких лет совместной жизни ты должна понять, что я нуждаюсь в любимой женщине…
Магда остолбенела. Геббельс понял ее молчание как знак согласия:
– Я знал, что могу на тебя положиться. Старые друзья самые надежные.
И они с Бааровой уехали.
Магда потребовала развода. Геббельс ответил, что выбор между супружеским долгом и любовью невыносим. Ему остается только пустить себе пулю в лоб. Магда злобно заметила, что это наилучший выход. Геббельс положил пистолет в карман и произнес:
– Прощай навсегда!
Возможно, надеялся, что жена его остановит.
Магда обратилась к Гитлеру. Аморальность Геббельса фюрера не смутила. Он не хотел скандала — самая образцовая семья в рейхе не может распасться. Лиду Баарову выслали назад, в протекторат Богемия и Моравия. Фильмы с ее участием сняли с проката. Без Геббельса она могла обойтись. А без кино нет.
Баарова прислала Магде личное письмо:
«Можете ли вы, моя дорогая госпожа, быть столь жестоки в то время, как вы вновь счастливы? Мое единственное преступление состоит в том, что я полюбила мужчину, принадлежащего другой женщине. Я жестоко заплатила на это. Но я люблю Германию больше всего на свете и не заслужила таких страданий. Смогу ли я вернуться в Германию, зависит от Вас. Я прошу Вас о милосердии. Позвольте мне вернуться».
Магда не стала ей отвечать. Лида Баарова на свое счастье больше не встретилась с Геббельсом, потому после войны продолжила карьеру в кино. Она прожила до восьмидесяти шести лет и умерла в австрийском Зальцбурге… А Магда Геббельс, когда рухнул Третий рейх, покончила с собой — вместе с мужем. И убила своих детей.
Гитлер первым из политиков оценил важность правильного имиджа. Мюнхенский фотограф Генрих Хофман снимал фюрера исключительно в героических позах, умело выставленный свет превращал Гитлера в последнего тевтонского рыцаря.
Открытки с портретами фюрера расходились миллионными тиражами. Через десять лет Хофман был уже миллионером, еще через десять лет — мультимиллионером.
Фюрер лично отбирал каждый кадр, который появится в печати. Он был крайне придирчив к своим снимкам. Ненавидел свой мясистый нос с большими ноздрями, поэтому отпустил усики, которые казались нелепыми, но отвлекали внимание от доставлявшего ему столько неприятностей носа.
А в реальной жизни фюрер был начисто лишен природного мужества, болезненно переживал неудачи и мгновенно капитулировал. Поражение вызывало в нем растерянность и отчаяние. Фюрер оказался слабонервным, хотя и беспредельно жестоким человеком. Даже трудно сказать, был ли Гитлер таким уж больным или же его организм разрушился от страха заболеть и умереть.
Он был крайне мнительным и обнаруживал у себя все новые болезни. Ипохондрик Гитлер жаловался на сердце и уверял окружающих, что жить ему осталось совсем недолго. Он сказал вождю гитлерюгенда Бальдуру фон Шираху, что ощущает постоянную боль в районе диафрагмы и живота — наверное, у него рак.
Когда он стал канцлером, забота о его здоровье стала государственным делом. Главным врачом он сделал Теодора Морреля. Его привел к Гитлеру личный фотограф фюрера Генрих Хоффман. Фотограф сказал, что этому врачу можно доверять — он лично удостоверился в эффективности его методов. Хоффман, правда, не поставил Гитлера в известность, что Моррель лечил его от гонореи.
Почему фюрер взял в личные врачи Теодора Морреля, специалиста по кожным и венерическим заболеваниям? Выбор казался очень странным. Моррель действительно был специалистом по кожным и венерическим заболеваниям. Но он быстро сообразил, что ему надо выйти за пределы своей узкой специализации. Мастер саморекламы, он уверял, что знаменитый русский биолог и патолог Илья Ильич Мечников, создатель теории иммунитета, перед смертью раскрыл ему секреты борьбы с инфекционными заболеваниями.
Моррель тонко угадал психические проблемы своего пациента и стал ему необходим. Когда у фюрера что–то болело, Моррель прописывал ему пилюли, содержавшие стрихнин и беладонну, которые, конечно же, снимали болезненные ощущения, но оказывали серьезное побочное воздействие. Моррель вообще давал фюреру только сильнодействующие препараты, будь то снотворные или болеутоляющие.
Гитлер горстями принимал лекарства — снотворные, препараты для улучшения пищеварения, гормоны, витамины, глюкозу, стимулирующие препараты. Уловив желание Гитлера лечиться, Моррель прописывал ему бесчисленное количество инъекций. При этом дерматолог и венеролог Моррель не обращал внимания на реальный недуг Гитлера — высокое кровяное давление. Чем дольше сохраняется высокое давление, тем это опаснее, потому что ведет к нарушению мозгового кровообращения.
А доктор Моррель держал своего пациента на возбуждающих препаратах — кофеине и первитине. Когда привычная доза переставала действовать, Моррель ее увеличивал. Под воздействием такого лечения завораживающий взгляд Гитлера приобрел опасный блеск. Уверенность в себе сменялась агрессивностью. Он терял контроль над собой… Во время войны Гитлер избегал поездок на фронт. И уж тем более не удавалось уговорить его встретиться с солдатами или посетить госпиталь. Гитлер избегал передовой, потому что не хотел видеть раненых и искалеченных. Не сочувствовал и не сопереживал чужим страданиям.
Он был абсолютно равнодушен к солдатам, которые воевали и умирали по его приказу. Отказывался осматривать разрушенные бомбардировками города, хотя пропагандисты считали полезным появление фюрера среди погорельцев, им хотелось показать, что народ и партия едины.
Гитлера много снимали вместе с собаками. Любовь к животным пропагандисты называли выигрышной для фюрера Великогерманского рейха. Чего немцы не знали, так это то, что Гитлер требовал от своих собак безусловного подчинения. Если его любимая Блонди не выполняла команды, ее стегали. Гитлер тут же ее прощал и начинал ласкать.
Это характерное для него сочетание чувств — жестокость и сентиментальность. Гитлер мог сокрушаться по поводу брошенной собаки, плачущего ребенка, даже сломанного цветка, но считал правильным уничтожение целых народов. Впрочем, с той же легкостью он пожертвовал и собственным народом. И утащил с собой в могилу всех, кого смог.
Воспитание нацистской элиты
Печально знаменитая фраза — «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет!» — вошла в историю. Обыкновенно ее приписывают имперскому министру народного просвещения и пропаганды Йозефу Геббельсу. В реальности ее произносит один из героев пьесы немецкого драматурга Ханса Йоста.
В 1933 году Йост пережил величайший триумф. В день своего рождения Адольф Гитлер приехал в «Берлинер театр», чтобы посмотреть посвященную ему пьесу Йоста под названием «Шлагетер». Бывшего офицера рейхсвера Альберта Лео Шлагетера, расстрелянного после Первой мировой французскими оккупационными войсками, нацисты считали героем.
Постановка понравилась фюреру и была названа патриотической. Пьесу включили в обязательную школьную программу. Ее поставили сто пятнадцать театров, и автор заработал огромные деньги. Его назначили президентом германской академии литературы и президентом имперской палаты письменности.
Ханс Йост познакомился с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Это были родственные души. «Кто не верит, — писал Ханс Йост, — тому нечего и рот раскрывать. Поэт — это фанатик, который видит больше, чем лежит на поверхности, который требует больше, чем ему предлагают, который верит больше, чем понимает разумом».
Для них обоих разум не значил ничего, зато вера — все. Это станет принципом государственного устройства, Не задавай лишних вопросов, не испытывай сомнений, просто верь своим начальникам и исполняй приказы.
«Для Генриха Гиммлера, — вспоминал один из хорошо знавших его людей, — Германия была лишь территорией, за безопасность которой он отвечал. Если что–то разрушалось, это следовало исправить. Или уничтожить. Если что–то заболевало, это следовало поместить в карантин. Источник инфекции следовало стерилизовать или ликвидировать. Страдания животных не слишком волнуют фермеров, поставляющих свежее мясо на рынок. Себя Гиммлер рассматривал как своего рода вселенского коновала, ответственного за селекционное разведение стоящих особей».
Ханс Йост гордился своим замечательным другом и хотел, чтобы об этом знал весь мир. В посвященной Гиммлеру книжке «Маска и лицо» он восхищался СС и рейхсфюрером. Приведение к присяге молодых эсэсовцев в полночь, когда «самые верные приносят клятву верности», он считал «одним из прекраснейших праздников». Преклонение перед Гиммлером достигало накала юношеских любовных признаний.
Звериную жестокость Гиммлера он принимал и разделял. Тем более что близость к рейхсфюреру СС придавала писателю ощущение почти неограниченной власти.
Он распорядился насчет одного неприятного ему писателя: «Если этот тип будет нагличать, то я попрошу СД, чтобы его на месяц отправили в концлагерь. Подобное нахальство мы терпеть не станем».
Генриху Гиммлеру льстило поклонение популярного писателя. Он велел принять его в СС. Хансу Йосту присвоили генеральский чин бригадефюрера СС. Писатель не мог прийти в себя от счастья.
После завоевания Польши там обосновались немецкие спецслужбы. В октябре 1939 года Гиммлер вместе со своими помощниками отправился на оккупированные территории, чтобы составить себе представление о том, насколько эффективно действуют его подчиненные. Он прихватил с собой своего личного писателя Ханса Йоста.