12 марта 1936 года в Улан–Баторе был подписан советско–монгольский протокол о взаимопомощи сроком на десять лет. На основе этого документа в сентябре 1937 года начался массированный ввод советских войск в Монголию.
Правда, первые бои на Халхин–Голе в мае 1939 года сложились для Красной Армии неудачно. Георгий Константинович Жуков рассказывал, как 32‑я стрелковая дивизия после нескольких залпов японской артиллерии просто бросилась бежать. Жуков и его командиры еле остановили бегущих. В Монголию перебросили дополнительные силы Красной армии. В июле на Халхин–Гол прибыл комкор Георгий Жуков.
20 августа Жуков начал наступление, к утру 31 августа он доложил, что противостоявшие ему японские части разгромлены. Японские войска не были готовы к боевым действиям. 23‑я японская пехотная дивизия, с которой сражалась Красная армия, была сформирована в Маньчжурии из необученных и необстрелянных новобранцев (см. «Япония сегодня», № 8/1999).
15 сентября в Москве Молотов и японский посол Сигэнори Того подписали соглашение о прекращении военных действий. Бои на Халхин–Голе принесли первую военную славу Георгию Жукову и доставили большое удовольствие вождю.
В одном из разговоров с немецкими дипломатами в Москве Сталин заметил, что готов и к полномасштабной войне с Японией.
— Это единственный язык, который понимают азиаты, — сказал Сталин. — Я сам один из них и знаю, что говорю.
14 сентября военные советы Белорусского и Киевского особых военных округов получили секретную сталинскую директиву: «Молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника».
17 сентября в два часа ночи немецкий посол Шуленбург, военный атташе генерал Кёстринг и советник Хильгер были приглашены в Кремль. Сталин сам сообщил немецким союзникам, что в шесть часов утра Красная армия перейдет советско–польскую границу. Генерал Кёстринг озабоченно заметил, что за оставшиеся несколько часов немецкое командование не успеет предупредить все наступающие части, потому возможны нежелательные столкновения. Нарком обороны Ворошилов ответил Кёстрингу, что немцы с их организационным талантом справятся и с этим.
Шуленбург немедленно телеграфировал в Берлин:
«Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и проинформировал, что Красная армия перейдет в шесть утра советскую границу на всей ее протяженности от Полоцка до Каменец–Подольского.
Во избежание инцидентов Сталин срочно просит позаботиться, чтобы немецкие самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не летали восточнее линии Белосток — Брест–Литовск — Лемберг (Львов). Начиная с сегодняшнего дня, советские самолеты начнут бомбардировать район восточнее Лемберга».
17 сентября 1939 года советские войска без объявления войны вторглись на территорию Польши. В тот же день утром немецкие войска получили приказ остановиться на линии Сколе — Львов — ВладимирВолынский — Белосток.
Сегодня некоторые историки говорят, что пакт Молотова–Риббентпропа мало чем отличался от мюнхенских соглашений. Но отличие все–таки есть. Западные державы отказали Чехословакии в помощи, но они не отправили свои войска, чтобы участвовать в уничтожении этого государства…
Польскому послу в Москве первый заместитель наркома иностранных дел Владимир Потемкин зачитал ноту, подписанную Молотовым: «Польско–германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства… Варшава, как столица Польши, не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать…
Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии отдать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизни и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.
Одновременно Советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумным руководством, и дать ему возможность зажить мирной жизнью.
Примите, господин посол, уверения в совершенном к Вам почтении».
Посол ноту отверг с возмущением: Варшава еще не пала, и польское правительство действует. В этот же день, выступая по радио, Молотов сказал, что советские войска с освободительной миссией вступили на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Это была территория истекающей кровью Польши.
Один из руководителей оперативного управления генштаба сухопутных войск вермахта генерал Эдуард Вагнер записал в дневнике:
«Сегодня в шесть утра выступили русские… Наконец–то! Для нас большое облегчение: во–первых, за нас будет преодолено большое пространство, затем мы сэкономим массу оккупационных сил, и, наконец, Россия очутится в состоянии войны с Англией, если этого захотят англичане. Союз будет полным…»
В эти дни снимался художественный фильм о Первой Конной армии, в сценарии был эпизод перехода буденовцев через польскую границу в 1920 году (см. «Отечественная история», № 6/2003). Режиссер и будущий народный артист СССР Ефим Львович Дзиган рассказывал:
«В разгар работы радио принесло нам весть об историческом решении советского правительства. Это принятое с восторгом сообщение придало нашей работе особый смысл. Командиры, политработники, тысячи бойцов, местные жители, колхозники, актеры — все участники съемки с особенным подъемом продолжали работу. Люди видели знаменательные исторические параллели между прошлым и сегодняшней действительностью».
Еще 11 сентября 1939 года были образованы два фронта — Белорусский и Украинский. Белорусским фронтом командовал командарм 2‑го ранга Михаил Прокофьевич Ковалев, Украинским — командарм 1‑го ранга Семен Константинович Тимошенко, будущий нарком обороны. В общей сложности на границе с Польшей сосредоточили около миллиона солдат и офицеров Красной армии, четыре тысячи танков, две тысячи самолетов, пять с половиной тысяч артиллерийских орудий.
Историки обращают внимание на то, что советские люди были рады начавшейся войне, считали ее справедливой. Недаром нарком Ворошилов заявил, что советский народ «не только умеет, но и любит воевать».
Партийные органы докладывали о том, как идет мобилизация в армию:
«Надо отметить как положительный факт высокое моральнополитическое настроение призываемых: гармошки, пляски, здоровое настроение — сознание своего долга перед родиной характеризуется хотя бы тем, что очень мало заявляют о болезнях, по которым они не могут быть призваны. Второе — очень мало было провожающих, мало можно увидеть плачущих из состава провожающих».
По просьбе Наркомата обороны верховное командование вермахта представило Наркомату обороны подробную информацию о составе и дислокации польских войск. Перед частями Красной армии была поставлена задача разгромить вооруженные силы Польши и взять их в плен, захватить стратегически важные объекты и не допустить ухода польских солдат и офицеров на территорию Венгрии и Румынии.
19 сентября 1939 года одновременно в центральном органе ЦК Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) газете «Правда» и в центральном органе Национально–социалистической немецкой рабочей партии газете «Фёлькишер беобахтер» появилось совместное коммюнике, в котором говорилось, что задача вермахта и Красной армии — «восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».
18 сентября премьер–министр Франции Эдуард Даладье пригласил к себе советского полпреда Якова Захаровича Сурица и поинтересовался, не является ли вступление советских войск на территорию Польши результатом советско–германского соглашения?
Даладье объяснил Сурицу:
— Для французского правительства решающим является вопрос: имеет ли оно перед собой единый германо–советский фронт, общую акцию или нет?
Премьер–министр получил жесткий ответ от Молотова:
«В Москве оскорблены тоном его вопросов, которые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношениях с равноправными государствами… СССР остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Франция своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну».
Это уже была прямая угроза. Советский нарком самым недипломатичным образом сообщил, что Красная армия вполне может присоединиться к вермахту.
19 сентября Шуленбург отправил шифротелеграмму в Берлин:
«Молотов заявил мне сегодня, что советское правительство считает, что теперь для него, как и для правительства Германии, созрел момент для окончательного определения структуры польских территорий. В связи с этим Молотов дал понять, что первоначальное намерение, которое вынашивалось советским правительством и лично Сталиным, — допустить существование остатков Польши — теперь уступило место намерению разделить Польшу…
Советское правительство желает немедленно начать переговоры по этому вопросу и провести их в Москве, поскольку такие переговоры с советской стороны обязаны вести лица, наделенные высшей властью, не могущие покинуть Советский Союз».
По дипломатическому протоколу настала очередь Молотова лететь в Берлин. Но все решения на переговорах мог принимать только Сталин, поэтому нацистского министра иностранных дел вновь пригласили в Москву.
22 сентября Риббентроп ответил своему послу:
«Первоначально я намеревался пригласить господина Молотова в
Германию для того, чтобы здесь оформить этот договор. Учитывая
Ваше сообщение о том, что руководители там не могут покинуть Советский Союз, мы соглашаемся на переговоры в Москве. Вопреки моему первоначальному намерению возложить на Вас ведение этих переговоров, я решил прилететь в Москву сам».
Поляки продолжали сражаться с немцами, но вступление в войну Советского Союза лишило их последней надежды. Почти десять дней держался Львов, куда переехало польское правительство и верховное командование. Но на следующий день после вступления Советского Союза в Польшу, президент Игнаций Мосьцинский и главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз–Смиглый бежали в Румынию. 21 сентября Львов взяли немцы.