Немцы пытались расширить свои военные возможности за счет оккупированной Европы. 12 февраля 1941 года имперское министерство авиации договорилось с Францией о производстве трех тысяч самолетов для люфтваффе. Франция имела запасы бокситов — для выплавки алюминия, но не было угля, чтобы вырабатывать электричество. К концу года Франция и Голландия передали люфтваффе всего семьдесят восемь машин.
За всю войну Германия получила две с половиной тысячи самолетов из Франции и около тысячи из Голландии. Производительность труда на французских авиационных заводах была вчетверо ниже, чем в Германии.
В 1943 году поставки продукции военного значения в Германию из
Франции, Бельгии, Нидерландов, генерал–губернаторства Дании, Норвегии и Сербии составили около девяти процентов общего военного производства. Поэтому немцы не столько рассчитывали на промышленность оккупированной зоны, сколько везли к себе иностранных рабочих.
4 сентября 1942 года французское правительство в Виши учредило Service du Travail Obligatoire (обязательную трудовую повинность). Все французы призывного возраста должны были отправиться на работу в Германию. К 1944 году один из трех работающих в немецкой военной промышленности был иностранцем.
Немецкая военная промышленность не была эффективной. В 1940 году, когда Германия потратила на оружие шесть миллиардов долларов, а Великобритания всего три с половиной миллиарда, британская промышленность выпустила в полтора раза больше самолетов, в двенадцать раз больше бронированных автомобилей, больше боевых кораблей, танков и артиллерийских орудий. К тому же Германия не поспевала готовить летчиков…
Но Герман Геринг просто не желал видеть разведывательные сводки о военном производстве противников.
Незнаменитая, но кровавая
Подписав договор с Германией, Сталин получил все, что хотел. В Литве, Латвии и Эстонии в 1939 году были размещены гарнизоны Красной армии, а на следующий год они вошли в состав Советского Союза. Осечка вышла только с Финляндией, которая оказалась крепким орешком.
Секретный протокол к пакту, который 23 августа 1939 года подписали в Москве Молотов и Риббентроп, относил Финляндию (как и Прибалтику) к сфере «советских интересов». После введения советских военных гарнизонов в Литву, Латвию и Эстонию, финны поняли, что им предъявят такие же требования. На какие–то уступки они были готовы — скажем, предоставить морские базы и аэродромы на финских островах в Балтике.
5 октября 1939 года Молотов пригласил в Москву финскую делегацию, не объяснив, что именно намерен обсуждать. Делегация приехала только 12 октября, что уже разозлило Вячеслава Михайловича. Он уже привык, что перепуганные соседи спешат исполнить его волю.
Переговоры с финнами шли почти целый месяц, до 9 ноября.
Советскую делегацию возглавлял сам Сталин, финскую — будущий президент страны Юхо Кусти Паасикиви. В Москве намеревались заключить такой же договор, какой был подписан с прибалтийскими странами и предусматривал создание на их территории советских военных баз. В Кремле считали, что с финнами решат вопрос так же легко, как с тремя прибалтийскими республиками.
Сталин требовал также передать Советскому Союзу часть островов Финского залива, часть Карельского перешейка, полуостров Рыбачий, сдать в аренду часть полуострова Ханко. В ответ СССР готов был передать территорию в Восточной Карелии.
Зачем требовать от Финляндии территориальных уступок? Советская официальная версия: отодвинуть границу подальше от Ленинграда, обезопасить город и другие жизненно важные центры от финской угрозы.
Финны не понимали объяснения. О какой угрозе может идти речь, если сам Молотов на сессии Верховного Совета издевательски заметил, что в Ленинграде столько же населения, сколько во всей Финляндии? Неужели кто–то верит, что эта маленькая страна может напасть на огромный
СССР?
В президентском архиве найден документ, датированный 1 апреля 1938 года. На нем пометки Сталина. Документ не подписан. Историки склоняются к мысли, что его составил майор госбезопасности Борис Аркадьевич Рыбкин (он работал под псевдонимом Ярцев), резидент внешней разведки в Хельсинки.
В нем говорится: финское правительство не является германофильским и стремится к улучшению отношений с Советским Союзом. В 1938 году Финляндия юридически закрепила свой нейтралитет. Запретила в стране профашистскую партию. Весной 1939 года отвергла договор о ненападении с Германией.
Один из финских министров говорил:
— Финляндия находится на пути советских интересов. Финляндия как свободное, независимое государство должно исчезнуть с карты, стать вассалом Советского Союза, чтобы он проложил себе прямой путь в Швецию, Норвегию и Прибалтику…
Директор Института российской истории член–корреспондент Академии наук Андрей Николаевич Сахаров считал, что советское руководство пыталось «при помощи благоприятных международных комбинаций решить исконные геополитические задачи: вернуть утраченные территории на подступах к Балканам, воссоздать границы империи на Западе» (см. «Российская история», № 5/2009).
Финская делегация отказалась от подписания договора о взаимопомощи, от обмена территориями и от передачи Советскому Союзу островов в Финском заливе и полуострова Ханко в аренду для создания там советской военной базы.
«Молотов, — вспоминал помощник наркома иностранных дел Владимир Иванович Ерофеев, — стал нервничать, срываться на угрозы, чем накалял и осложнял обстановку на переговорах, упуская из–за этого появлявшиеся иногда возможности выхода на альтернативные решения».
Финны отправились за помощью и советом в Берлин.
13 октября 1939 года нарком внутренних дел Берия доложил Сталину:
«Начальник разведотдела финского военного министерства ездил в Берлин, где пытался выяснить, какую позицию займет Германия в случае военного столкновения между Советским Союзом и Финляндией. Он возвратился оттуда очень разочарованным».
Руководство Третьего рейха, храня верность договору с Москвой, посоветовало финнам удовлетворить советские требования. 5 ноября 1939 года Герман Геринг, второй человек в нацистской Германии, посоветовал министру иностранных дел Финляндии Юхо Элиасу Эркко передать Советскому Союзу военно–морскую базу. Предупредил: если Москва начнет войну, Финляндии не стоит рассчитывать на поддержку Германии.
И все же финны — в отличие от латышей, эстонцев и литовцев — не хотели поступаться своей независимостью.
Еще до начала переговоров, 10 октября 1939 года, нарком обороны маршал Ворошилов подписал приказ о подготовке военной операции против Финляндии. Впоследствии, выступая на совещании начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии, Сталин 17 апреля 1940 года поставил точки на «i»:
— Мы знаем из истории нашей армии, нашей страны, что Финляндия завоевывалась четыре раза… Мы попытались ее пятый раз потрясти. Перед финнами мы с начала войны поставили два вопроса — выбирайте из двух одно — либо идите на большие уступки, либо мы вас распылим…
Когда назревал конфликт, полпред в Швеции Александра Михайловна
Коллонтай заволновалась. Она чувствовала, как война подбирается к Скандинавии. Полагала, что в Москве плохо представляют здешнюю ситуацию. 17 октября 1939 года попросила разрешения у Вячеслава Михайловича приехать в Москву.
Весь третий этаж старого здания Наркомата иностранных дел на Кузнецком мосту занимали апартаменты Молотова, его секретариат и охрана. К кабинету примыкали зал заседаний с длинным столом и комната отдыха — с ванной, столиком и кроватью, на которой Вячеслав Михайлович отдыхал среди дня. В вазе стояли фрукты и любимые наркомом грецкие орехи. Под кабинет выбрали угловую комнату, окна выходили на улицу Дзержинского и Кузнецкий мост.
2 ноября Молотов принял полпреда в Швеции. Александра Михайловна пыталась предупредить наркома:
– Все прогрессивные силы Европы, не одни только скандинавские страны, будут на стороне Финляндии.
Вячеслав Михайлович раздраженно заметил:
– Это вы капиталистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны.
«Молотов, — вспоминал Владимир Ерофеев, — был по натуре человеком сухим, жестким, желчным, часто занудным. Шуток не любил и не понимал». Словом, беседовать с ним было тягостно.
– Договориться с финнами нет никакой возможности, — подвел черту Молотов. — Нам ничего не остается, как заставить их принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают. Наши войска через три дня будут в Гельсингфорсе, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают, будучи в Москве.
Коллонтай получила указание:
– Ваша задача: удержать скандинавов от вхождения в войну.
«Молотов не доверял Коллонтай как человеку, с его точки зрения, прозападных, либеральных настроений, — вспоминал Андрей Михайлович Александров–Агентов, будущий помощник Брежнева, который в те годы работал в полпредстве в Стокгольме. — И конечно, тоже считал ее необъективной в отношении Швеции, а заодно и Финляндии. Характерна фраза, которую он бросил в разговоре с Коллонтай сразу после начала советско–финляндской войны в 1939 году:
– Не беспокойтесь за свою Финляндию, через три дня все будет кончено.
Ошибся тогда нарком в своих расчетах, крепко ошибся».
План удара по Финляндии представил Сталину командующий
Ленинградским военным округом командарм 2‑го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков. Первоначальные наметки Мерецков докладывал Сталину и Ворошилову еще в июле 1939 года и получил одобрение. Сталину только не понравилось, что на проведение операции Мерецков просил целых две недели. Вождь считал, что разгром маленькой Финляндии не займет столько времени.
29 октября военный совет Ленинградского округа представил Ворошилову уточненный «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии». В штабе округа исходили из того, что финны не окажут серьезного сопротивления, а финские рабочие вообще будут приветствовать наступление Красной армии. Продолжительность операции — десять–пятнадцать дней.