3. О РОССИЙСКИХ ВОЙНАХ, ИНСТИНКТАХ, ПРАВИТЕЛЯХ, ДОРОГАХ...
В недавно вышедшей книге «Крайности славянства и краш-тест Украины» (в издательстве ЭКСМО-Яуза она вышла в серии «10 мифов о...»), обращаясь к истории совместной, розной, опять совместной и опять розной государственной жизни украинцев и русских, я задался некоторыми вопросами, в том числе и таким: почему в годы Великой Смуты — пятьдесят лет как присоединенное Поволжье дружно идет «за Москву», а Северская Украина — со «столетним российским стажем» — столь же дружно против.
Северская Украина и Верховские княжества — огромная область, присоединенная в 1500 году, еще при Иване Третьем, стала главной базой всех самозванцев и польских интервентов...
К сожалению, на всех битвах, походах, войнах российской истории — от похода Дмитрия Донского (владельца территории размером примерно с полторы нынешние Московские области) и до Первой мировой войны включительно — как были пришпилены ярлыки царей, полководцев, пометки («выиграно/проиграно»), так они бездумно и тасуются. Читаешь тома наших историй (особенно войнообильного и галантного XVIII века) — и такое ощущение, что, добавь туда пару любовных интрижек, сцену переодевания, и готовый сценарий для каких-нибудь... «Тайн дворцовых переворотов» или «Гардемаринов»...
Новой и полезной была бы классификация всех российских войн, примерно такая.
1. Войны внутри Улуса Джучиева.
Особенности: частые, легкие, мгновенные завоевания — а точнее, установление своих правителей. Та же Казань — ДО Ивана Грозного: несколько раз становилась «московской» и даже посылала войска в общие походы (Шиг-Алей)... Или другой пример: 800 «ермаковцев», взявших Сибирь. Известная история, а ведь все сопротивление там держалось на наследнике слепого Кучума — Махметкуле. И после смещения Кучума... Махметкула — через полгода (!) в московской армии: «первый воевода полка левой руки» в шведском походе!
Итог: смена династий, Чингисидов — на Рюриковичей.
Итог сегодняшний: Россия — не завоеватель, а легитимный наследник... в том числе Поволжья, Урала, Сибири.
2. Войны по восстановлению Древнерусского периметра.
Литовские и польские
Особенности: приобретаемые территории имели различные периоды иноцивилизационного существования.
Но: а) единая православная вера,
б) некоторый тюркский компонент в казаческом квазигосударстве на территории Литовской Руси обеспечили «комплементарность» — взаимное притяжение и последующее постепенное сплочение частей Древнерусского наследия.
3. Войны унаследованные. Шведские и турецкие
Особенности: шведские — унаследованы Россией у домонгольской Руси прямо и непосредственно.
Турецкие — наследие старых южных войн (печенеги, половцы) через посредство:
а) крымского хана, подмятого, «взятого на баланс» Турцией;
б) Константинополя (древний пункт славянского грабежа — но и «точка входа» в православный мир), ставшего Стамбулом.
4. «Большие войны». «Мировые», дошедшие до России, трансформировавшиеся на наших почвах в Отечественные или — Гражданские.
В книге «Вторая мировая. Перезагрузка» я рассмотрел именно этот разряд.
Сформулировал и некое определение:
— «Большая война» — это такая, где перестает действовать главный постулат Клаузевица («Война — продолжение политки другими средствами»)... И в мире уже сформировался целый пул историков, базирующихся именно на отрицании Клаузевица. Мартин ван Кревельд (Martin van Creveld), Брюс Кэттон, Джон Киган (John Keegan), Рассел Уигли (Russell Weigley), главный постулат которых «...война, начавшись, генерирует собственную политику». Это и обосновывает выделение отдельного разряда «Больших войн».
5. Войны прочие, «подражательные», европейско- «имиджевые».
Италия—Швейцария-1799, Австрия-1805, Пруссия-1807, Франция-1814, Венгрия-1848, Маньчжурия-1904...
Примечание: войны за полное покорение Польши, переход «за реку Сан» — важного рубежа из древнерусской народной «геополитической» поговорки («Знай, ляше, по Сань — наше»), эти войны 1768, 1794, 1830, 1863 годов, на уничтожение польской государственности, — это не продолжение войн 2-го разряда, НЕ восстановление древнерусского периметра. Это существенное геополитическое превышение.
Эту опасную тенденцию превышения прекрасно иллюстрирует и Ливонская война. Одним из главных споров Ивана Грозного с избранной радой было направление дальнейших усилий после присоединения Поволжья. Рада стояла за поход на Крым, Иван выбрал Ливонию. С ливонцами и их предшественниками, Тевтонским орденом, мы воевали, НО вопрос уничтожения ордена никогда не ставился. Действия тут столетиями строго сводились к «маятнику»: Дерпт-Псков, 50—100 км — в обе стороны от границы. Грозный впервые «поднял ставку»: уничтожение ордена, присоединение всех его земель начал с крупных военных успехов, столкнулся с коалицией (первая в истории коалиция против России!) и крупно проиграл. Жаловался, как ребенок, германскому императору на «злого Обатуру» — Стефана Батория, беспощадно перечеркнувшего все царские планы, забравшего Ливонию и вторгнувшегося в Россию.
Вывод. Первые три разряда — «войны легитимные», понятные народу. Консерватизм, как особенность нашего континентального менталитета (да, мы — жители «хартленда» со всеми органичными минусами и плюсами этого геополитического факта), не позволял нам роскоши войн атлантического типа: мобильных, с легкой, быстрой сменой направлений ударов и союзников.
Войны, открывающие свой разряд (хронологически в нем первые), — те, про которые не скажешь «привычное дело», равно как и войны 5-го разряда, в основном были неудачные. Стресс, беспомощность, паника в незнакомых обстоятельствах. Как и в первом «подражании» колониальным войнам атлантических держав: Маньчжурия-1904.
Причем армия-то, сформированная на «привычных войнах», накопившая в них опыт и потенциал, вырастившая полководцев, могла достигать каких угодно успехов даже и в войнах «подражательных», «экспромтных»! Семилетняя война, Итальянский поход 1799 года, Венгрия-1848, Афганистан-1980... но далее... дипломатическое, геополитическое обрамление превращало любые военные победы в национальные провалы. Даже и формально «ничейный» результат, соотносясь в национальном сознании с затратами, потерями, превращался в проигрыш. Известен пример Семилетней войны, закончившейся галантным вальсом со вчерашним врагом, вальсом, можно сказать, «на костях» десятков тысяч жертв, в единый миг ставшими ненужными. Но нам сейчас важно еще удержать в памяти, что именно с Семилетней войны вернулся домой казак дивизии Чернышова — Емельян Пугачев... будущий и т.д. ...
Правда, потом у него, Пугачева, еще была короткая «командировка» в 1768 году в Польшу (поиск и возвращение в Россию бежавших старообрядцев), но та страна в тот год (рассмотренный уже год подавления восстания Гонты) могла только усилить его впечатление некоторой прорехи, «ненародности», бессмысленности государственных усилий...
А то, что такие «атлантические», десантные... дистантные (можно и так назвать по аналогии с дистантным обучением) войны — не про нашу честь... Да сравните хоть итоги Вьетнамской и той же Афганской войны. (Где «с гуся вода», а где — крах государства.)
Данная, предлагаемая мной классификация российских войн, конечно, несколько уводит от главной темы книги. Однако эта предлагаемая «Периодическая таблица русских войн» по-своему иллюстрирует механику присоединений территорий, объясняет различную прочность этих присоединений, вхождений. И в частности:
— почему... пятьдесят лет как присоединенное Поволжье дружно идет «за Москву», а Северская Украина — со «столетним российским стажем» — столь же дружно против.
Поволжье — это присоединение, результат войны 1-го разряда (наиболее легитимное присоединение, понятное обеим сторонам, присоединившим и присоединенным); а Северская Украина — 2-го.
То есть завоевание в войне 2-го разряда гораздо (более чем вдвое) дольше инкорпорируется, чем завоевание в войне 1-го разряда.
Более наглядно эта «таблица» объясняет тупики российской политики.
Череда войн 2-го разряда воссоединила Россию—Украину.
Но бездумные игры на покорение исконной Польши (1830, 1863 годов), то есть классические войны 5-го разряда, они и зародили тот самый «украинский национализм», сработавший век спустя. Здесь нет возможности уделить достаточно места доказательствам этого факта, они мною собраны как раз в книге «Крайности славянства и краш-тест Украины», но вывод, поверьте, следующий: «вторичная украинизация Украины», формирование слоя, группы людей, вдруг вновь (200 лет спустя) ощутивших себя отдельным украинским народом, — это все XIX век и следствие попыток полного включения Польши в тело Российской империи.
А касательно периода войн Богдана Хмельницкого и оценки их историками вроде Ульянова (он обвиняет уже и Богдана — в первом сепаратизме, измене России), — эти иллюзии, этот их «требовательный взгляд из XIX—XX веков» как раз и объясняется исторической аберрацией. Под впечатлением псевдоуспехов XIX века, неосмысленных результатов «подражательных войн» они легкомысленно проецируют свои требования и на XVII век.
Наши «непреклонцы» выносят вердикт: «Так, по докладу Бутурлина — Переяславская рада у нас когда была, в 1654-м? Значит, в уже 1655-м украинец должен быть тоже, что москвич, ярославец, нижегородец!» Можно приказать, можно отправить его мановением «державной руки» куда угодно. Очень это схоже с линией царей Александра, Николая: упоение могуществом, которое как раз в это время и тает («Головокружение от успехов», — добавил бы кое-кто из середины XX века.)
НО характерно, что тогдашнее, XVII века, московское правительство, с еще живым «инстинктом 1612 года», с хорошей памятью о недавнем крахе (и некоторых его причинах!), оно не позволяло себе опьяняться могуществом. Обходилось с первыми гетманами предельно ласково, терпеливо.
Ведь Российская армия тогда была в сравнении с XVIII веком просто никакая! Эти стрельцы (что ни отправка из Москвы — то бунт). Эта поместная конница, уступавшая при столкновениях в крымско-татарской и польской. Известный разгром казаками-крымцами 40-тысячной русской армии у Конотопа. (А послепетровские армии уже спокойно громили 8—10-кратно превосходящих татар, поляков, турок.)
Но государственная дипломатическая, геополитическая мудрость, народное одобрение и участие («инстинкт 1612 года») оказались в 1654 году важнее прямой военной силы! И результативнее.
«Я всех уйму с моим народом, наш царь в конгрессе говорил».
Или вон Павел — захотел и стал гроссмейстером Мальтийских рыцарей! Всерьез считалось при этом (о, идиотизм!), что тем самым как бы и остров Мальта уже и присоединен!
Недаром Салтыков-Щедрин называет аллегорическую столицу николаевской России — «Непреклонск»! Формула-то правильная была разработана при Николае: «Самодержавие, православие, народность». А безумный поход в Венгрию 1848 года? Спасение русской, народной кровью Габсбургов, злейших подавителей Православия! (Думаю, 1848 год и сербы оценят так же, как венгры!) Это же получалось как раз: самодержавие — против православия и народности!
Но, вообще говоря, царская ответственность — вещь не очень диспутабельная. Царь ответственен перед Богом, и тут будет верен даже и такой корявый, экспромтный афоризм: «Если ты веруешь в Бога, значит, увидишь, как Александр с братьями Николаем да Константином отчитывается перед Ним. А если НЕ веруешь... то тогда о чем вообще можно с тобой говорить?!»
ОБ УВЛЕЧЕНИЯХ И ИНСТИНКТАХ
Так задуматься... очень увлекающиеся люди были цари династии Романовых. Чуть ли не важнейшая сквозная черта. Алексей Михайлович присоединил пол-Украины, а уже почувствовал себя правителем всех южных православных народов. Готовился! Именно в этом видят причину раскола. Объяснили ему, что все его без пяти минут подданные украинцы, валахи, молдаване, болгары... крестятся троеперстно и служат по книгам таким-то. И надо России срочно под будущих подданных подреформироваться — Никон скажет как. Потому-то и говорят, что в церковно-обрядовом смысле это Украина присоединила к себе Россию...
Александр Первый с Константином увлеклись поляками, Петр — Голландией и северо-немецкими княжествами. Павел — вот уж поистине «свеча на ветру», самый, наверное, увлеченный — даже и не перечислишь, чем именно. Его Мальта и поход на Индию — только штрихи.
А Николай Первый увлекся «евромонархической солидарностью», да еще в транскрипции... преступного негодяя Нессельроде.
Собственно Россией был увлечен, пожалуй, только Александр Третий...
Только не сочтите этот перечень за какой-то антимонархический цитатник, где почти ко всем царям наготове претензии. Все эти монархи любили Россию как самое себя, более того, они в определенном смысле и в определенное время и были самой Россией — тут все тома панегирической литературы по-своему правы. И их «разбрасывания» — это и есть «разбрасывания» самой страны, часть энергии, ту, что, слава богу, не отнять, направляющей все же на внутренний рост, а другую часть, не связанную инстинктом роста и самосохранения, направлявшей... сложно и перечислить, куда только не направлявшей! Разве что Антарктиду вот открыли, как раз, кстати, в Александрову эпоху и открыли... и забыли. А ведь это была бы более достойная и плодотворная точка приложения сил. Уж гораздо более благодарная, чем их «Священный союз», Польша и Балканы... Это было бы и хорошим географически-климатическим дополнением к самой популярной (во всяком случае, самой растиражированной) мысли Константина Леонтьева: «Россию нужно подморозить».
Ну а если без геополитических обид и досад, то можно просуммировать: благоприятны, успешны были царствования и периоды, когда Россией правили инстинкты: самосохранения и роста... Конечно, и в эти «инстинктивные годы» правили, как и положено, правители, правительства, но правили при этом, следуя диктату инстинкта.
Политической линии, спасшей и поднявшей страну с самого дна, я предложил наименование...
«ИНСТИНКТ 1812 ГОДА»
И 1812 год, и 1941 —1943 годы — примеры действия этого объединяющего страну инстинкта.
Второму, инстинкту роста, трудно подобрать определенное имя, но можно предложить образ: ребенок спит 23 часа в сутки и растет, растет. Большая часть сил идет на рост. И представьте тут умников-педагогов с их инициативами: «А давайте-ка не дадим ему спать. Поведем его на какие-нибудь полезные лекции, занятия».
Ведь вроде же и видят они объективную, зримую на всех картах уникальность случая России, но и от своих... люксембургских шаблонов и мерок отказаться не могут.
А «силы, идущие на рост», — не абстракция. Например, потраченных на поход в 1848 году в Венгрию (фактически поход по спасению Меттерниха, вдуматься даже жутко) «человеко-дней» и денег хватило бы дотянуть железную дорогу не только до Царского Села и Москвы, но и до Черного моря. После этого Крымскую войну уже проиграть было бы просто невозможно.
Справка. Первая железная дорога в Крыму.
Была построена высадившимися англичанами. От Балаклавы (их порт снабжения) — до окраин Севастополя. Сыграла огромную роль в снабжении армий союзников, осаждавших Севастополь.
Но если и ее, «Крымскую войну», не затевать, можно было бы успеть освоить Амурскую область — и тогда б действительно не отдавать Аляску... и т.д.
Аляску-то у нас любят вспоминать, тема действительно популярнейшая, вплоть до эстрадных песен, «аляскинские страдания». Но не вспоминают при том, что, когда ее, Аляску, отдавали, первые 40 человек только высаживались на месте будущего Владивостока! А ведь без Амурского края и Приморья выход к Тихому океану висел на нескольких якутских охотничьих тропинках. Гляньте только на карту, по сути — географический и геополитический казус. Тропинки тянулись поперек всех рек Ленского бассейна, горных хребтов и выходили к Охотску, который и по сей день выглядит изолированным «острогом» — памятником неподкрепленному героизму первопроходцев. И до середины XIX века более надежным, объемным был грузопоток на Аляску — через кругосветные морские экспедиции. Конечно, долго такое продолжаться не могло.
Строгий — не объедешь — выбор. Или — или. Или красоваться в Европе, или строить дороги в Сибири. Есть и еще внутриполитическое измерение этой дилеммы. Безработицу в деревне социологи называют «скрытой», перенаселение — «скрытым перенаселением». Сельскохозяйственная занятость — более эластичное понятие, и деревня может вмещать все большее и большее число людей. Но после достижения определенного коэффициента перенаселения взрыв становится неизбежен — как во Франции Людовика XVI или в России Николая II. С той только разницей, что в России эта «теорема» могла бы быть решена при наличии... правильно — все тех же дорог.