Ходили легенды о том, что в этом кафе частым гостем бывал Тарковский, хотя ко времени открытия «Кабирии» он давно уже умер. Зато список других киноталантов, напившихся здесь до поросячьего визга, был внушителен. Таблички можно было вешать на каждый столик: «На нем 23.07.1991 танцевал лезгинку Александр Баширов», «Здесь 09.07.1995 Петр Мамонов исполнил свою песню про муху», ну и так далее.
В «Кабирии» киношники назначали встречи, и именно туда они мчались после худсовета или съемочного дня. Там можно было одолжить полтинник до пятницы, можно было получить хорошую роль, а можно было ее потерять, дав по пьяни в глаз режиссеру из-за несогласия по вопросам творчества раннего Бергмана. В свое время и Сергей любил там сидеть с бокалом дешевого «сухарика», знал он и всех местных завсегдатаев. Но это было очень-очень давно, как будто бы в прошлой жизни.
В последний раз Дорогин бывал здесь лет, наверное, пятнадцать назад. И ему казалось, что от старой доброй кафешки остались лишь одни воспоминания. Капитализм последних десятилетий предоставил для таких милых мест очень мало шансов на выживание.
Над входом в подвальчик все еще красовалась старая и изрядно потрепанная вывеска «Ночи Кабирии». Муму не устоял и решил зайти, чтобы хоть ненадолго вернуться в прошлое.
В этот вечерний час кафешка была почти пустой. В полумраке можно было разглядеть лишь несколько фигур. Неподалеку от входа пили водяру с чебуреками какие-то явно случайные юнцы. Чуть поодаль нежно глядела друг на друга юная парочка. Из второго зала тоже раздавались какие-то голоса. Дорогин заказал рюмку коньяку с кофе и занял свое любимое место — за столиком на небольшом подиуме. Он медленно осматривал интерьеры. Удивительно, но здесь почти ничего не поменялось, кроме посетителей…
Не было уже в этом кафе тех шумных киношных компаний, и поэтому оно превратилось в самую обычную московскую забегаловку.
«Расползлись все по углам, — с грустью думал Дорогин, потягивая кофе по-восточному. — Нет больше нашего киношного братства».
Как раз в этот миг из соседнего зала кафе вышел человек и бодро направился в сторону уборной. Но не дойдя до ее дверей всего нескольких шагов, он вдруг остановился прямо напротив столика Дорогина. С полминуты стоял и молча его разглядывал.
Сергей поднял глаза, чтобы одарить этого наглеца вопросительным взглядом.
— Муму? — вдруг воскликнул тот. — Да не может быть!
Дорогин сразу узнал этого парня. Перед ним стоял не кто иной, как Димка Кривошеев, в свое время один из лучших каскадеров Москвы. С Сергеем они лет десять шли по жизни нога в ногу. Одни и те же проекты, те же фильмы, но потом судьба их разлучила. Дорогин резко выпал из кино, а вот Дима, наоборот, пошел на повышение и смог сделать неплохую карьеру продюсера. С тех пор он возмужал, забурел. Начал носить галстук.
Муму вскочил со своего стула. Друзья радостно обнялись.
— Слушай, а мне говорили, что ты… — начал было Дима.
— Умер? — дополнил за него Сергей. — Ну да, почти так все и было.
— Умер, шмумер, лишь бы был здоров! — вспомнил Кривошеев бородатый анекдот. — Ладно, пойдем за наш столик. Я тут с дамой одной, она из Берлина. Решил вот показать, где московская богема тусуется.
— Может, я вам помешаю? — застеснялся Дорогин.
— Да нет, ничуточки! Мой водитель сейчас эту даму повезет в гостиницу. Ей здесь все равно не понравилось. Ну а мы посидим немного, вспомним былое.
— Идет! — охотно согласился Дорогин.
«Дефендер» въехал в Москву на всех парах. Благо пробки к этому времени уже давно рассосались, и Шнеле ничего не мешало гнать 120 по полупустынным улицам.
В дороге они молчали, Шнеля и по жизни был неразговорчив. Света уже так выдохлась от общения с ее неудачливым возлюбленным, что теперь ей хотелось передохнуть.
— Ну что, тебе куда? — спросил Шнеля, когда машина выехала на Садовое кольцо.
— Я собиралась к шефу на вечеринку. Может, подкинешь?
Шнеля нехотя согласился. Сам он на эту вечеринку не собирался, вернее, ему строго-настрого запретили совать туда нос. Его видон совсем не вписывался в бомондное сборище.
Как и многие московские аристократы (или те, кто себя к ним относит), Артемин в последнее время не на шутку увлекся современным искусством. Не то чтобы он в нем сильно разбирался — черные графитные линии на белой стене или разноцветные кубики, испачканные кровью, вызывали у него одну лишь скуку, — но Артемин понимал, что это модно. Примерно год назад он заделался владельцем и директором галереи «Синхрофазотрон». Это обошлось ему в солидную сумму. Но инвестиции уже начали возвращаться. Через такую губку, как галерея, было очень удобно отмывать деньги, а деньги Артемин любил куда больше, чем искусство.
Вот и сегодня Артемин наладил у себя вернисаж известного московского художника Дейдермана под названием «Картины, написанные от руки». Для изготовлений этих шедевров потребовались не краски, а иная жидкость. Та, которой не пишут, а писают.
Света тоже мало интересовалась современным искусством. Но она знала, что там, где бомонд, — там связи и нужные знакомства. Для ее карьеры актрисы это было самым главным.
В качестве поощрения за трудовые успехи Артемин выдал ей пригласительный на сегодняшний вернисаж, и, отправляя в последний путь Митю, она очень боялась задержаться в том глухом лесу и не успеть на фуршет.
Фуршет — это одна из самых главных составляющих современного искусства, особенно в Москве. Без него новая и нераскрученная галерея ни в жизнь не сможет собрать публику и, таким образом, раскрутиться. Артемин это четко усвоил и не скупился на угощения.
Кроме критиков и журналюг, чье мнение ему было не особо интересно, он приглашал бизнесменов и просто известных людей, тех, кто ему мог оказаться полезным в будущем. Чоканье бокалами шампанского в галерее было самым лучшим способом наладить отношения.
Перед входом в старинный особняк стояло несколько «крайслеров» и даже один «Ламборджини». Ворота преграждали галантные, но неприступные секьюрити.
Они вопросительно оглядели Свету с головы до ног, как будто облизали своими глазами. Она это почувствовала.
«Еще бы, я ж только из леса! — думала Света, поправляя свою изрядно помятую блузку. — Было бы время переодеться, я явилась бы сюда как настоящая светская львица».
Чуть робея, Света достала из сумки пригласительный. Как ей показалось, охранник продержал его в руке немного дольше, чем следовало, будто подозревая, что он фальшивый.
— До дверей и там направо, — напутствовал ее секьюрити.
Света бодрой походкой двинула туда, где горели огни и раздавались звуки какой-то несуразной музыки. Ее опасения не оправдались — праздник еще был в самом разгаре. Официанты разносили французское шампанское и виски, публика разбилась на мелкие кучки и оживленно о чем-то беседовала. Света взяла порцию виски и одним махом ее осушила. После сегодняшних приключений ей надо было немного расслабиться.
Артемина она нашла веселым и уже слегка подшофе. Он сухо поздоровался со своей подчиненной и тут же продолжил ненавязчивую беседу с парочкой дам бальзаковского возраста.
Кроме него, Света никого здесь не знала. Ей пришлось отойти в сторонку и скучать с очередной порцией виски. Она то и дело бросала томные взгляды на всех проходивших мимо мужчин, но им не было до нее решительно никакого дела.
— А помнишь, как Фрейндлих застукала Витьку прямо в своей гримерной? — стараясь превозмочь хохот, сказал Дима.
— Да, как раз со своим… предметом туалета в руках, — продолжил Сергей, — покачиваясь от смеха. — Или эта история на съемках «Пиратов»…
Посиделки в «Кабирии» получились почти такими же, как и в старые добрые времена. Друзья почти не говорили о своих сегодняшних делах. Они вспоминали молодость и особенно те приколы, которые неизменно случались на съемках каждого фильма.
Но Дима первым затронул запретную тему. Он задал вопрос, и Муму пришлось думать, как на него ответить.
— Чем я сейчас занимаюсь? — переспросил он. — Вот сижу и выпиваю с тобой.
— А по жизни? — не унимался Дима.
— Свободный художник, холостяк со множеством вредных привычек.
— Да, кстати, если вдруг работа понадобится, то… — Дима истолковал это мудреное выражение по-своему. — В принципе, могу помочь. Я сейчас как раз сериал очередной снимаю. Сценарий уже готов, но я могу попросить ребят добавить для тебя роль. Будешь, к примеру, телохранителем у кого-нибудь из бандитов, который влюбился в его подругу, которая на самом деле лесбиянка. Ну, или что-то в этом духе.
— А о чем кино? — поинтересовался Дорогин.
— Да так, очередной дюдик, — махнул рукой Дима. — Валяю эту халтуру вот уже столько лет. Бабки идут, а для души никакого удовольствия. Вот если бы что-то настоящее снять, а не эти все однодневки.
Муму про себя улыбнулся. Мысль «снять что-нибудь настоящее» посещала его друга и в прежние времена. Но как тогда, так и сейчас заниматься приходилось преимущественно халтурами.
— И про что этот дюдик? — поинтересовался Муму чисто для поддержания разговора.
— Ай, да все как обычно, — снова махнул рукой Дима. — Бандитские разборки, любовные треугольники, много трындежа в кадре. То есть сплошные диалоги. Сняли вот недавно под Москвой коттедж и устроили там себе натурную площадку. Типа особняк вора в законе. Приезжай, если хочешь, сам посмотришь, я телефон тебе дам.
Дорогин вежливо пообещал, что «как только, так сразу». Конечно, ему было совсем не до этого.
— А знаешь, мне уже приходила мысль вернуться в кино, — признался он Диме, по новой наполняя рюмки.
— Ну так что же тебя смущает? Боишься, что ли?
— Да нет, — соврал Муму. — Не боюсь.
— Тогда — милости просим! Можешь разучивать роль уже через недельку-другую.
— А что, у вас так быстро все делается? — удивился Дорогин. — Ну, в смысле, сценарий.
Он еще помнил те времена, когда на написание сценария порой уходили годы, а вовсе не неделька-другая.