– В Палестину «Эудора» не пришла, – солгал он, – ее направили в Грецию, и она причалила в Кирре.
С этими словами он поспешно свернул свиток и вновь спрятал его в тайник.
Вителлий с недоверием посмотрел на своего покровителя.
– Во имя всех богов, чего ради могла «Эудора» направиться в Грецию?
– Поскольку ты и так во многое посвящен, могу сказать тебе это. В Палестине не было надобности в более чем сотне торговых кораблей. Пришлось направить их в Грецию, Малую Азию и Египет. Я хотел бы только знать, кто рассказал тебе об этом деле.
– Точно так же, как я не назову тебе это имя, – ответил Вителлий, – никто не узнает от меня и обо всем остальном.
Ферорас протянул Вителлию руку.
– Ты дал слово. Я доверяю тебе!
Они пожимали друг другу руки, когда в комнату вошла Мариамна в длинной тунике из отливающей серебром ткани, шуршавшей при каждом шаге. Левое плечо было обнажено, позволяя видеть край груди.
– Гости скоро начнут беспокоиться! – проговорила она. – Нельзя заставлять их ждать!
– Пойдемте, стало быть, – сказал Ферорас, и Мариамна взяла Вителлия под руку.
Когда все трое вошли в атриум, послышались приветствия и возгласы: «Вителлий! Вителлий!» Гладиатор отвечал на них дружелюбными улыбками. Мужчины пожимали ему руку, женщины целовали в щеку.
В этот день у Ферораса собрались самые выдающиеся мужчины и самые красивые женщины Рима. Хозяин пришел в полный восторг, увидев бородатого мужчину с растрепанными волосами и бровями, нависшими над крючковатым носом. Хотя мужчина этот был одет небрежно и почти бедно, его окружала целая толпа людей.
– Люций Анней Сенека, – воскликнул Ферорас, – твое присутствие – высокая честь для меня!
Сенека, сопровождаемый женой Помпеей Паулиной, подошел к Ферорасу и Вителлию, коротко поклонился и проговорил:
– Здесь сегодня собрался весь цвет города. Как мог я остаться в стороне?
Прикрывая рот рукой, Ферорас шепнул Вителлию:
– Он все еще должен мне два миллиона! – И громко, во всеуслышание, произнес: – Я опасался, что ты отклонишь мое предложение, потому что ты решительный противник гладиаторских боев, а праздник этот устроен, в конечном счете, в честь нашего гладиатора Вителлия.
Сенека махнул рукой.
– Отвращение во мне вызывают не игры сами по себе, а то, каким образом людей из-за их низкого происхождения обращают в рабство и обрекают на смерть. Вителлий, как всем известно, свободный человек, который в любое время может прекратить выступать на арене.
– Стало быть, к Вителлию ты относишься с симпатией?
– Он занимается ремеслом, которое сам выбрал. Мне лично не по душе его жестокое занятие. Во-первых, силу духа я ценю выше, чем мускулы, а во-вторых, с меня достаточно и того, что ежедневно я стремлюсь исправлять собственные ошибки и избегать новых заблуждений. Однако что с нами сталось бы, будь Рим населен одними лишь философами? Нет, пусть Вителлию останется его меч, а мне – мое стило!
Гости, стоявшие вокруг и внимательно слушавшие речь философа и выдающегося писателя, одобрительно захлопали. Слова из уст Сенеки воспринимались в эти дни словно бальзам для душ. Философ, воспитанником которого был в свое время сам император, периодически направлял римлянам посвященные их насущным проблемам послания, которые в эти смутные времена должны были помогать людям сохранять определенные моральные устои.
– У него, – отойдя в сторону, прошептал Ферорас своему подопечному, – десять миллионов долгов, но с тех пор как Нерон пришел к власти, он регулярно выплачивает их. Он сосет деньги из императорской казны, но делает это осторожно и незаметно. Вообще-то Сенека силен в речах, но никак не в торговых сделках. Проповедует бедность греческих киников, а сам живет в княжеской роскоши. Suum cuique… Каждому свое.
На противоположной стороне атриума стояла светло-рыжая женщина с необычайно белоснежной кожей. Ей было примерно двадцать пять лет, и ее сопровождал некрасивый широколицый мужчина. На мгновение взгляды их встретились, но Вителлий тут же смущенно отвел глаза.
– Нравится она тебе? – спросила заметившая это Мариамна.
– Прекрасна, как Венера, – ответил Вителлий.
Ферорас ухмыльнулся.
– Связавшись с нею, ты вторгнешься во владения императора.
– Императора?
– Он преследует ее, хотя она и замужем за одним из его лучших друзей. Это Поппея Сабина. Ее мать, носившая такое же имя, считалась красивейшей женщиной мира. Невзрачный мужчина рядом с нею – ее муж Оттон. Рассказывают прямо-таки невероятные истории…
– Думаю, мне лучше оставить вас одних, – сказала Мариамна и, уже отходя, добавила: – Только не подходите к ней слишком близко, а то на весь день пропахнете сладкими ароматами Египта!
– Поппея обожает благовония, – объяснил Ферорас насмешливое замечание своей жены. – Она купается в ослином молоке, не появляется на солнце без накидки и составляет из диковинных ингредиентов смеси, аромат которых притягивает мужчин, как болото комаров. – Понизив голос, он добавил: – В Риме говорят, что именно она стояла за кулисами смерти Агриппины. Кто знает…
Они приблизились к Поппее и Оттону. Вителлий приветливо кивнул красавице, а она посмотрела ему прямо в глаза. Вителлию показалось, что он заметил легкий румянец, появившийся на ее щеках.
– Оттон и Поппея, – официальным тоном проговорил Ферорас, – позвольте познакомить вас с нашим великим гладиатором Вителлием. – Повернув голову к Вителлию, он с легкой улыбкой добавил: – Оттон – человек, которому можно позавидовать сразу в двух отношениях. Во-первых, у него прекрасная, как свет звезды, жена, а во-вторых, он единственный здесь, кто, к великому моему сожалению, ничего мне не должен.
– Ферорас, – рассмеялся Оттон, – хотя ты и величайший заимодавец Рима, но отнюдь, уверяю тебя, не единственный. Тот, кто ничего не должен тебе, вовсе не обязательно обязан быть Крезом. Поговорим, однако, лучше не о деньгах, а о подвигах Вителлия, твоего подопечного.
– Сколько тебе лет, красавец гладиатор? – спросила Поппея, окинув Вителлия взглядом из-под опущенных ресниц.
Ее глаза, бархатистое звучание голоса и полные ожидания взгляды окружающих настолько смутили гладиатора, что ответил он с запинкой, едва не заикаясь:
– Мне двадцать семь лет.
– О! – Поппея поднесла к губам тонкую, как паутина, вуаль, прикрывавшую ее грудь, и, повернув голову чуть в сторону, восхищенно прошептала: – Всего двадцать семь лет!
– Воистину замечательный талант, – кивнул Оттон, не обращая внимания на кокетливое поведение своей жены. – Следовало бы обратить на Вителлия внимание императора.
– Вителлий, – запротестовал Ферорас, – не нуждается в милостях, пусть даже со стороны самого императора. У Нерона в Большом цирке имеются свои фавориты. Если он сочтет кого-то из них достаточно сильным, пусть выставит его на арене против Вителлия. За полмиллиона сестерциев Вителлий готов сразиться с любым из них. Если Вителлий проиграет, победитель получит пятьсот тысяч сестерциев от меня.
В атриуме стояла полная тишина. Затаив дыхание, собравшиеся прислушивались к громкой беседе между покровителем знаменитого гладиатора и любимцем императора. Не зашел ли Ферорас слишком далеко? Не бросил ли он своими словами вызов самому императору?
Увидев появившийся на лицах окружающих испуг, Ферорас заговорил снова:
– Я говорю вполне серьезно. Вителлий проведет следующий бой за вознаграждение в пятьсот тысяч сестерциев. И такая же сумма достанется тому, кто сумеет его победить. Именно так, клянусь своей правой рукой!
Гости одобрительно захлопали, восклицая:
– Слава Ферорасу! Слава Вителлию!
Лишь один из них молчал, угрюмо глядя перед собой. Те, кто стоял рядом с ним, видели, как пульсирует жилка на его виске. Это был Лентул, руководитель императорской школы гладиаторов.
– Что ты так задумался, дорогой Лентул? – крикнул ему через головы гостей Ферорас. – Я же знаю, что у тебя не найдется равноценного противника Вителлию.
– Это еще надо проверить, – возразил Лентул. – Все мы знаем, где начинал Вителлий свою карьеру. Многие из моих гладиаторов помнят еще, как твой подопечный еле живой покидал Тропу танцующих кукол.
Ферорас кивнул.
– Это вовсе не тайна, Лентул. Вителлий начинал с малого. Он рискнул своими правами римского гражданина, добровольно став гладиатором. Но сегодня он величайший боец Рима. Назови мне того, кто способен побить его, и уже завтра этот человек получит шанс стать богачом. Ну, Лентул, я слушаю тебя.
Взгляд Лентула был направлен куда-то вдаль. Он чувствовал, что Ферорас стремится унизить его. Уровень подготовки гладиаторов в школе Лентула был, разумеется, не хуже, чем во времена императора Клавдия, но симпатии зрителей были на стороне Вителлия. Он был любимцем толпы, выходцем из ее рядов, ее идолом. Соперник Вителлия с самого начала получал настроенных против себя зрителей. А победить любимца публики было практически невозможно, потому что, даже если он явно проигрывал бой, вверх поднимались десятки тысяч больших пальцев – решение, противиться которому не рискнул бы даже император. Помочь мог только случай. Вителлий должен быть убит прежде, чем зрители поймут, что, собственно, произошло.
– По твоим словам, Вителлий владеет всеми видами боя, и твое предложение относится к каждому из них! – прозвучал голос Аррунтия Стеллы, главного распорядителя устраиваемых Нероном игр.
– Разумеется, – ответил Ферорас.
– Относится ли это и к тем видам боя, в которых Вителлий на арене до сих пор еще не выступал?
– Он владеет всем, что должен знать гладиатор!
– Стало быть, он готов выступить и в кулачном бою?
Никто не заметил, как вздрогнул Вителлий, когда Ферорас ответил:
– Да, и в кулачном бою!
Да, Вителлий не раз упражнялся в схватках, где удары наносились обмотанными кожаными ремнями кулаками, но не однажды Пугнакс, удары которого были слишком мощными и безжалостными, избивал его при этом до бесчувствия. Если бы не защитные шлемы, Пугнакс прикончил бы Вителлия еще в учебном бою. Вителлий боялся этого вида боя прежде всего потому, что симпатии зрителей не играли тут совершенно никакой роли. Один лишь сокрушительный удар в нужное место, и он расстанется с жизнью.