– Император, – начал Аррунтий, – намерен во второй раз провести свои «Неронии». Они будут проходить в трех цирках по обе стороны Тибра и превзойдут все до сих пор устраивавшиеся игры. В эти тяжкие времена Рим нуждается в чем-то возбуждающем, таком, что на целые недели даст пищу для разговоров. Риму нужны хлеб и зрелища.
– Такое приглашение – честь для меня, – ответил Вителлий. – Расскажи, однако, в каком виде состязаний я буду выступать.
– Предполагается, что будет проведен музыкальный конкурс, в котором примет участие сам Нерон, состязания на колесницах и бои гладиаторов.
– Неплохая программа, – согласился Вителлий. – И какая же роль в ней отведена мне?
– Император придумал для тебя совершенно особый вид боя, нечто такое, чего никогда еще не было и что принесет тебе славу лучшего гладиатора века.
– Ты заставляешь меня сгорать от любопытства, – сказал Вителлий. – Уж не должен ли я буду выйти с мечом против дикого слона или какого-то неведомого хищника из азиатских степей? Кто будет моим противником?
– Император, – с многозначительным видом произнес Аррунтий, – поручил мне предложить тебе выступить в схватке против десяти одетых в львиные шкуры христиан. Ты будешь выступать в роли ретиария, вооруженного сетью и трезубцем, христиане же будут безоружны, но зато их будет десять. В качестве награды за победу ты получишь пять раз по сто тысяч сестерциев.
Вителлий помолчал, а затем, сделав глубокий вдох, покачал головой и проговорил:
– Я с восемнадцати лет выхожу на арену. Я провел полсотни схваток самого разного рода, но каждый раз исход боя не был предопределен. Победителем становился сильнейший. Неужели я могу воспринимать всерьез схватку, конец которой известен заранее?
– Но их будет десять против одного… – перебил гладиатора Аррунтий.
– Десять безоружных, ничему не обученных христиан против гладиатора, который всю свою жизнь только и делал, что сражался. Нет, Аррунтий, это нельзя назвать настоящим боем. Для тебя и для императора речь идет только о том, чтобы на глазах у множества зрителей убить десять беззащитных христиан. Я думаю, они даже не будут защищаться. Ты же сам видел на Марсовом поле, с какой готовностью они идут на смерть.
– Стало быть, ты отказываешься?
– Я сражаюсь с гладиаторами или дикими зверьми, но не с самоубийцами!
– Речь идет о полумиллионе сестерциев, – с жаром проговорил Аррунтий. – Еще раз обдумай все.
– Тут нечего обдумывать. Мое решение окончательно. Обратись к Спикулю, он состоит на императорской службе и выйдет на такой бой всего за тысячу сестерциев. Я же свободный человек и сражаюсь, когда сам захочу. Передай императору, что против христиан я сражаться не буду.
Аррунтий Стелла растерялся.
– Игры Нерона без величайшего гладиатора Рима – это все равно что храм без изображения божества! Ну как я сумею объяснить это императору?
Глава тринадцатая
– Быстрее, ленивые скоты! – подгонял рабов Вителлий.
Четыре носильщика, тяжело дыша, несли его паланкин по Аппиевой дороге в сторону Тибура. Только что гонец принес известие, что Мариамну свалила с ног сильная лихорадка. Уже стемнело, и на дорогу падал призрачный свет от горящих по обеим ее сторонам костров. Сотни трупов, завернутых в погребальные покрывала, скрючиваясь в жарком пламени, приподнимались, а затем снова валились друг на друга.
Рабы несли паланкин мимо плетущихся по дороге из Рима повозок, нагруженных трупами. В городе свирепствовала чума.
Перед гробницей Понтина Вителлий приказал остановиться. Выйдя из паланкина, он хотел было хорошенько отругать обоих рабов, державших спереди шесты носилок, когда один из них вдруг повалился на землю.
– О боги! – воскликнул Вителлий. – Неужели смерть подошла уже так близко? – Обернувшись к рабам, он добавил: – Позаботьтесь о нем. Дальше я пойду пешком. – И прикрыл лицо плащом.
Едва приблизившись к вилле Мариамны, Вителлий услышал голоса рабынь, обращавшихся к богам с молитвой.
– Мы очень обеспокоены, – сказала горничная Мариамны, жестом пригласив гостя следовать за собой.
В спальне госпожи она раздвинула занавес перед ложем и, прошептав: «Вителлий пришел», начала зажигать маленькие масляные лампы.
– Держись от меня подальше! – сказала Вителлию Мариамна, а когда он, несмотря на предупреждение, хотел взять ее за руку, отдернула ее. Как же изменилась Мариамна! Она улыбалась, но по губам ее периодически пробегала судорога. Глаза запали и утратили блеск. На лбу блестели капельки пота.
– Мариамна! – сказал Вителлий, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала жалость, способная еще больше расстроить больную. – Ты обязательно должна выздороветь. Ты слышишь меня?
Мариамна покачала головой.
– Вителлий, – сказала она, и гладиатор был потрясен, так слабо звучал ее голос. – Ты же знаешь, что это такое.
Она показала на пару темных бубонов, выступавших на шее, и Вителлия охватил ужас.
– Я знаю, где заразилась. В Остии, при разгрузке зерна с судов. Я, как всегда, присматривала за работами. Один из пришедших из Египта кораблей кишел крысами. Там, должно быть, это и случилось.
В комнату вошла Тертулла. Ее сопровождал мужчина в наводящем страх одеянии. На плечи его была наброшена красная мантия, а лицо скрывала желто-зеленая маска птицы с выступающим на добрых два фута острым клювом.
– Мама, это врач, – сказала Тертулла. Она плакала.
Осмотрев шею больной, врач кивнул. Учитывая маску, жест этот выглядел довольно жутко. Затем врач вышел из комнаты, движением головы пригласив Вителлия и Тертуллу следовать за собой. Сняв свою кошмарную маску, он проговорил:
– Чума, в этом нет никаких сомнений.
Тертулла закрыла лицо руками и всхлипнула. Вителлий молча положил руку ей на плечо. Взяв терракотовую пластинку величиной с ладонь, врач прижал ее к куску папируса, оставив на нем отпечаток своего рецепта.
– Вот, приготовьте крепкий отвар из этих трав. Да помогут ей боги!
Тертулла подозвала рабыню и передала ей рецепт.
– Сколько, по-твоему, ей осталось жить? – спросил Вителлий.
– Я не Эскулап, сын Аполлона, – ответил врач. – Мне приходилось видеть больных чумой, которые поднимались со своего ложа, полностью выздоровев. Это, однако, почти чудо, и, скорее всего, Мариамна умрет в ближайшие три дня.
Тертулла зарыдала, да и у Вителлия по щекам покатились слезы. Сейчас, в этой безысходной ситуации, они нуждались в поддержке друг друга.
– Пойдем, – сказал Вителлий, когда врач вышел, и, утерев рукавом туники слезы со щек Тертуллы, повел ее в комнату больной.
– Что сказал врач? – настойчиво спросила Мариамна. – Скажите правду, у меня хватит сил вынести ее.
Несколько мгновений Вителлий и Тертулла смотрели друг на друга, не решаясь заговорить.
– Это чума, – произнес наконец Вителлий. – Но врачу приходилось видеть выздоровевших от нее…
– Я не верю, что удастся выздороветь, – тихо проговорила Мариамна. – Я видела в небе комету, предвещающую неминуемую беду. Парк, богинь судьбы, невозможно перехитрить, Вителлий! Мне была уготована смерть еще тогда, в пламени пожара, но ты спас меня. Теперь парки все же настигли меня…
– Перестань! – сказал Вителлий. – Пока ты дышишь, жива и надежда.
Он с трудом удерживался от слез.
– Послушай, Тертулла, – глядя на дочь, вновь заговорила Мариамна. – Сейчас, когда близится мой конец, я должна открыть тебе тайну, которую не хочу уносить с собой в могилу. Ты знаешь, что мой брак с Ферорасом был основан скорее на расчете, чем на любви. Хотя для меня это не было столь уж важно. Ты, наверное, будешь удивлена, услышав, что Ферорас не был твоим отцом.
Вителлий взглянул на Тертуллу, ожидая какой-либо реакции с ее стороны, но девушка продолжала неподвижно смотреть прямо перед собой.
– Твой отец погиб во время большого пожара. Это был Фабий, – продолжала Мариамна. – Я никогда его не любила, но однажды отдалась ему. Я считаю, что обязана была сказать тебе об этом.
– Спасибо, мама, – всхлипнув, проговорила Тертулла.
Вителлий хотел было ее успокоить, но Тертулла дала волю слезам.
– Я не стыжусь своего поступка, – глядя на дочь, вновь заговорила Мариамна. – За всю свою жизнь я по-настоящему любила только одного человека – того, кто сидит сейчас рядом с тобой. Хотя я могла бы быть его матерью, он единственный, кто дал мне возможность почувствовать себя женщиной.
Теперь уже и Вителлий, не в силах сдержаться, расплакался как ребенок. Спокойной оставалась одна только Мариамна, шептавшая слабеющим голосом:
– Если бы я могла попросить богинь судьбы выполнить еще одно мое желание, я знаю, каким бы оно было…
– Выскажи свое желание, – попросил Вителлий. – Я готов отдать жизнь, чтобы выполнить его!
– Мое последнее желание, – тихо проговорила Мариамна, – состоит в том, чтобы ты взял Тертуллу в жены и был с нею так же ласков, как со мной. Обещай мне это.
Вителлий был готов ко многому, однако того, что Мариамна предложит ему взять в жены свою дочь, не ожидал. Предложение было неожиданным, но отвергнуть его гладиатор не мог. Как посмел бы он отказать умирающей женщине, ради которой только что обещал отдать даже свою жизнь? Он протянул Тертулле руку и с печальной улыбкой произнес:
– Если ты этого хочешь, твое желание будет исполнено.
По лицу Мариамны пробежала улыбка. Она закрыла глаза. В голосе ее звучала теперь невыразимая усталость.
– Знаешь, Вителлий, хотя Тертулла и взрослая женщина, после моей смерти ей, как никогда, понадобится поддержка. Одна вести оставшееся после Ферораса дело она не сможет, теперь это будет и твоей задачей. Ты справишься с ней. Тертулле будет легче, чем мне после смерти Ферораса. Меня тогда окружила целая толпа претендентов на мою руку, при этом рассматривавших меня лишь как приложение к деньгам. Это было отвратительно! Если ты женишься на Тертулле, во всем будет полная ясность. Это мое последнее и единственное желание.
Ночь Вителлий и Тертулла, сменяя друг друга, провели у ложа Мариамны. На рассвете в парке виллы послышалась громкая команда. Выйдя, Вителлий увидел Тигеллина, которого сопровождал целый отряд преторианцев.