– Смотря что называть приключением, – сказала Антония, садясь рядом с Вителлием и не упустив случая вновь продемонстрировать ему свою обнаженную грудь. – Этим приключением я пока что вполне удовлетворена.
Если бы Антония не сидела уже рядом с ним, Вителлий, скорее всего, хлестнул бы лошадь и поскорее убрался восвояси. Теперь же оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Чем-то эта женщина напоминала Вителлию Мессалину, с которой он впервые встретился на этом же месте. И каким же роковым оказался конец того приключения! Вителлий, однако, отогнал от себя эти мысли. Антония не Мессалина, жена претора отнюдь не то же самое, что супруга императора. Мессалина хотела позабавиться с ним, а он намерен использовать Антонию в своих целях. Любовная связь с женой претора, в обязанности которого входит надзор за государственной казной, открывает перед банкиром неоценимые возможности. Пусть все идет своим чередом, решил Вителлий.
Провоцирующее поведение аристократических шлюх – то, как они задирали подолы и недвусмысленно выставляли напоказ грудь, – явно смущало Антонию. Да и мальчики, перебегавшие от одного мужчины к другому и расхваливавшие свои достоинства, вряд ли были подходящим зрелищем для жены претора.
– Давай отправимся в сады Лукулла, – предложил Вителлий. – Там хоть можно побыть немного в тишине.
Он развернул колесницу.
Последний отрезок они прошли пешком. Пруды с диковинными рыбами сменялись рощицами плодовых деревьев и клетками с дикими зверями, а между ними располагались уютные павильоны – фантастический искусственный уголок природы на самом краю каменных дебрей Рима.
– Удивительным человеком был Лукулл, – заметил Вителлий. – Обычно крупным полководцам и политикам не хватает романтики. Лукулл был исключением и умер, помрачившись разумом.
Антония молчала. Она прижалась к своему спутнику так, что он ощущал тепло ее тела.
– Не так-то легко быть женой претора, – проговорил он в надежде получить какой-нибудь ответ, но Антония промолчала. – Его самого охраняют два ликтора, жене же не положено даже одного.
Антония остановилась и, обвив руками шею Вителлия, прошептала:
– Я бы отдала десять пурпуроносцев за одного такого, как ты, гладиатора!
Кончик ее языка отыскал губы Вителлия. Опасаясь, что их могут увидеть, мужчина провел Антонию в один из многочисленных, похожих на морские раковины павильонов. Едва оказавшись в прохладе напоминавшего грот уголка, Антония опустилась на белую мраморную скамью и начала раздеваться. Она не спеша освободилась от своих одежд, и глазам Вителлия предстало то, что до сих пор он мог только воображать. Персиковая грудь волновалась при каждом движении розового тела, а там, где сходились длинные ноги, виднелись под нежным пушком уже чуть приоткрывшиеся розовые складки.
– Возьми меня, – умоляющим голосом проговорила Антония. Видя, что гладиатор колеблется, она тихонько простонала: – Уже годы ни один мужчина не входил в меня, уже годы мой муж не проявляет ко мне интереса. Возьми меня!
Ее дрожащая рука скользнула под тунику Вителлия, и длинные тонкие пальцы начали ласкать его. Вителлий закрыл глаза, наслаждаясь чувственностью этой женщины. Через несколько мгновений он, забыв обо всем, дал ей то, чего она так жаждала…
– Какой ты замечательный мужчина! – прошептала Антония, когда они вышли наконец из экстаза.
– Какая ты великолепная женщина, Антония!
Несколько мгновений они продолжали лежать в объятиях друг друга.
– Ты ненавидишь своего мужа? – спросил внезапно Вителлий.
– У меня нет к нему ненависти, – ответила Антония, – но и любви тоже нет. Мне кажется, что императорская казна ему намного ближе и дороже, чем собственная жена. У меня нет доказательств, но думаю, что потребности свои он удовлетворяет с какой-то другой женщиной. Во всяком случае, ничего иного я представить не могу.
– Вряд ли это так! – сказал Вителлий. – Моя жена Тертулла так уж создана, что ее совершенно не интересуют радости, которые дает нам Венера. Она просто не в состоянии увлечься мужчиной. Для меня это, правда, слабое утешение.
– Для тебя, мужчины, все намного проще. Мужчина отправляется в лупанарий, заводит себе тайную любовницу, купив для нее где-нибудь уютное гнездышко, или, если ему совсем уж невмочь, разводится с женой. Женщина же должна ждать, пока муж решит расстаться с ней, и если она вступила в брак, не имея собственного состояния, то ей не остается ничего иного, кроме как броситься в объятия какого-нибудь другого мужчины.
– Ты хочешь развестись с мужем?
Антония промолчала.
– Не лучше ли было бы открыто сказать твоему мужу о наших отношениях? – спросил Вителлий. – Все-таки он претор.
Антония отрицательно покачала головой. В конце концов, у них достаточно возможностей для того, чтобы сохранять эту связь в тайне.
– Или твоя профессия не оставляет тебе времени встречаться со мной чаще, чем раз в месяц?
– Не говори о делах, – попросил Вителлий. – Клянусь Меркурием, для разговора есть и более приятные темы! Ты попала в самую точку, сказав, что я не создан для той роли, которую мне приходится играть. Ты права. Мне приходится заниматься тем, к чему у меня не лежит душа и нет призвания.
– Я многое знаю о твоих делах, – сказала Антония пораженному ее словами Вителлию. – Домиций, мой муж, часто говорит о денежных сделках, нередко упоминая при этом и твое имя. Домиций, между прочим, принадлежит к числу твоих почитателей. Он восхищается тем, как ты превратился из гладиатора в банкира, хотя вообще-то его интересуют только цифры. Последнее время он много говорит о конкурсе на финансирование постройки торгового флота.
Антония начала одеваться.
– И каковы же мои шансы?
Вителлий немедленно стряхнул с себя воспоминания о волнующей любовной игре с этой женщиной. Теперь он вновь был прежде всего банкиром.
– Я уже не помню, в чем именно состоят твои предложения, – сказала Антония. – Какие ты поставил условия?
– Я предложил сто миллионов сестерциев под девять процентов с начинающимся через пять лет ежегодным погашением пяти процентов основного долга.
– Верно, теперь я вспомнила. Твои основные конкуренты – группа банкиров, предложившая примерно те же самые условия. Теперь все зависит от того, кому удастся подкупить высших чиновников и советников императора…
– Если Домиций узнает о нашей связи, все пропало. Об этой сделке мне можно будет забыть!
– Он ничего не узнает. Кроме того, он ведь получает от тебя приличные деньги. Сколько, собственно говоря, ты ему платишь?
– Каждый высший чиновник – двадцать квесторов, шестнадцать преторов и оба консула – получает от меня по тысяче сестерциев в месяц. С недавних пор я плачу по пятьсот сестерциев даже четырем эдилам – не потому, что это такие уж важные особы, но в их обязанности входит присмотр за дорогами, термами и борделями, а это порой может оказаться полезным. К тому же многим из них случается со временем занять и более высокую должность. Но мы ведь не хотели говорить о делах…
– Верно, поговорим лучше о нас, – сказала Антония. – Когда я вновь увижу тебя?
– Если хочешь, в ближайшие календы, в это же время и на этом же месте! – с жаром ответил Вителлий.
Едва успев подойти к своей вилле, Вителлий услышал жалобные крики какой-то девушки.
– Что происходит? – спросил он у раба, приветствовавшего его у входа.
– Госпожа велела выпороть девушку-иудейку, – ответил раб, показав рукой в сторону перистиля.
Разгневавшись, Вителлий поспешил во внутренний двор, где Тертулла с явным удовольствием наблюдала за сценой жестокого наказания. Раб хлестал розгами по обнаженным ягодицам девушки, со связанными руками лежащей на скамье. Другие рабы, стоявшие вокруг, вынуждены были быть свидетелями наказания.
– Прекратить! – еще издали крикнул Вителлий.
Рабы испуганно уставились на неожиданно появившегося господина, затем взгляды их обратились к Тертулле. Похоже было, что назревает супружеская ссора.
– Развяжите ее и убирайтесь прочь! – крикнул Вителлий. – А ты, Тертулла, останься!
Словно унесенные порывом ветра, рабы разбежались по своим каморкам.
– За что ты приказала ее выпороть? – спросил Вителлий.
– Переодевая, она чуть не задушила меня, – раздраженно ответила Тертулла. – Она с такой силой потянула платье через голову, что пояс едва не затянулся у меня на шее.
– А не было ли это просто долгожданным удобным предлогом для того, чтобы наказать эту девушку?
– Я вправе наказать любую рабыню, если она того заслуживает. Такое право никто у меня не отнимет.
– Пока я господин в этом доме, – громко проговорил Вителлий, – рабы будут наказываться, только если они и впрямь того заслуживают. Эта рабыня – я в этом убежден – ни в чем не была виновна. Ты велела ее выпороть, потому что думала задеть этим меня. Ты с самого начала невзлюбила ее за то, что мне понравились ее внешность и поведение. И сейчас ты решила померяться со мной силами.
– Смешно! – прошипела Тертулла. – Ты считаешь себя сильным, но в действительности – жалкий слабак. Ты умело орудуешь кулаками и воображаешь, будто это чего-то стоит. Да, ты умеешь сражаться, но больше ни на что не способен. Как делец ты заведомый неудачник. Возле храмов Венеры и Ромы воздвигается величайший цирк мира. И кто же финансирует его строительство? Три малозначащих ростовщика, которые до сих пор за счастье почитали, если кто-то брал у них мелкую ссуду. Хотела бы я знать, за что ты выбрасываешь такие деньги на взятки, если это ничего не дает. О, был бы жив мой отец!..
Прозвучавшие, словно пощечина, слова Тертуллы глубоко задели Вителлия. Жена была права – последнее время дела шли все хуже и хуже. В отличие от Ферораса, Вителлий не был ловким дельцом, умеющим уламывать клиентов, при этом ни на минуту не спуская глаз с конкурентов. Его суда, приносившие Ферорасу большой доход, стояли незагруженные в гавани Остии, требуя немалых расходов на свое содержание: пятьсот сестерциев в день на каждое судно, причем некоторые нуждались в срочном ремонте. Но к чему тратиться на флот, который все равно нечем загрузить?…