жности расположенные поближе к центру. Такие, как этот, пригородные дома с большой гостиной, ванной, маленькими комнатками для прислуги и двумя спальнями на верхнем этаже приобретали главным образом выскочки — сумевшие каким-то образом разбогатеть вольноотпущенники.
В своем новом доме Вителлий чувствовал себя прямо-таки императором. Ему нелегко было осознать до конца реальность произошедшего. Всего несколько недель назад он должен был быть казнен как один из заговорщиков. Не встреться ему весталка Туллия, не слыхать бы ему больше пения петухов. А теперь он сменил темную каморку в школе гладиаторов на собственный дом с личной прислугой.
После окончания утреннего омовения Пиктор вышел, но вскоре вернулся и доложил:
— К вам прибыла Мариамна, супруга Ферораса. Она ожидает в атриуме.
— Передай ей поклон от меня и скажи, что я сию минуту выйду к ней, — сказал Вителлий. Быстро надев тунику, он спустился вниз.
— Доброго тебе утра, Мариамна, — сказал Вителлий, подходя к гостье. — Счастлив будет этот день, если с самого утра мне довелось встретиться с розовоперсой Авророй.
— Доброго и тебе утра, — ответила Мариамна. — Мне кажется, что ты не только замечательный боец, но еще и великий льстец. Ферорас сказал, чтобы я посмотрела, все ли здесь в порядке, и спросила, не нуждаешься ли ты в чем-либо еще.
Вителлий уже с серьезным лицом подошел к ложу, на котором сидела Мариамна, и, опустившись на колени, поцеловал ее руку.
— Я в огромном долгу перед тобой и твоим супругом! — смущенно взглянув на Мариамну, сказал он.
Мариамна охотно подала ему руку.
— У тебя не должно быть подобных мыслей, — проговорила она. — Подарков Ферорас не делает никогда и никому — даже мне. Для него любой поступок — торговая сделка. Если он помогает тебе сегодня, то знает, что завтра ты вернешь ему все сторицей. Такой уж он человек.
Вителлий с недоверием посмотрел на собеседницу.
— Да, — продолжала Мариамна, — деньги — его призвание. Если бы на свете не существовало денег, думаю, он изобрел бы их. Он второй Крез.
— Каждый мой бой, — возразил Вителлий, — это риск для него. Шансы на победу у противников всегда примерно равны.
— Не думаю, что Ферорас взялся бы за дело, дающее ему лишь равные шансы на успех. Я уверена, что он обеспечит тебе такую подготовку и такой подбор противников, которые превратят схватки в чистую формальность.
— Но ведь играми руководит император или один из его эдилов, и пары подбираются либо ими, либо определяются жребием…
— У Ферораса есть лишь одно твердое убеждение. И оно гласит, что каждого человека можно купить. Он полагает, что купить можно даже императора — надо только предложить ему соответствующую сумму. Во всяком случае, я уверена, что первым человеком, сумевшим подкупить римского императора, будет Ферорас. Он купил себе римское гражданство, хотя о том, что мы иудеи, знает в городе каждый. И если бы ты не принял его приглашение добровольно, он, наверное, просто купил бы всю школу вместе с гладиаторами, — засмеялась Мариамна.
— Ферорас сказал, что это ты пожелала видеть меня…
— Да, это так. Точнее говоря, моя дочь Тертулла, рассказав о твоей судьбе, заметила, что с таким необычным человеком следовало бы познакомиться. Почему бы и нет, ответила я и передала наше пожелание Ферорасу. Через пару дней ты появился у нас в Тибуре.
— Потому что мне нужны были деньги…
— В этом нет ничего постыдного. Если бы всем, у кого есть долги, велели раздеться, чуть ли не весь Рим, за исключением разве что рабов, ходил бы нагишом. Даже божественный Цезарь к концу своего преторства имел семьдесят два миллиона сестерциев долга.
— Но мне деньги нужны были для постыдной цели.
Мариамна вопросительно посмотрела на юношу. Покачав головой, он в отчаянии опустил глаза. Уже через несколько мгновений он, однако, не выдержал и рассказал гостье о том, как волей судьбы спас жрицу Весты, как в упоении только что одержанной победой ответил на чувства шестнадцатилетней девушки, как, занимаясь любовью, они были застигнуты Манлием и стали жертвами гнусного вымогательства.
С минуту Мариамна молчала, а затем встала, подошла к высокому окну, выходившему в благоухающий сад, и спросила:
— Зачем ты это сделал?
— Я забылся, — честно ответил Вителлий. — Я знаю, что не должен был так поступать. Тогда я был, однако, словно в чаду, и эта жрица была так похожа на девушку, которую я очень любил…
— Что случилось с этой девушкой? — перебила его Мариамна.
— Она была еврейкой, и ее выслали из Рима. Она оказалась одной из тех несчастных, кому не удалось найти убежище и которые не в состоянии были подкупить чиновников. Я был в Остии, когда ее судно уходило в море.
— Куда ее отправили?
— Это известно одним лишь богам. Евреев вывозили из Рима на торговых судах. По слухам, большая часть этих судов затонула. Вероятно, она погибла, и, может быть, ее труп лежит где-то, выброшенный на берег чужой страны.
Мариамна обернулась и посмотрела Вителлию в глаза.
— Ты очень любишь эту девушку?
— Да. Я отдал бы за нее свою жизнь.
— И ты умеешь молчать?
— Пусть отрежут мне язык, если я выдам хоть какую-то доверенную тобой тайну.
— Хорошо, — кивнула Мариамна и совсем тихо заговорила: — Тебе следует знать, что римский торговый флот вовсе не пошел на дно. Нептун никогда еще так не благоприятствовал Меркурию, как в этом году. Корабли, которые так и не вернулись, не лежат на дне, а были захвачены евреями и уведены в различные гавани. Ожидавшие их там торговцы-иудеи позаботились о том, чтобы каждый из прибывших сумел добраться до Палестины, а затем переделали и перекрасили эти суда заново. Это было проделано с сотней судов.
Вителлий с изумлением выслушал рассказ Мариамны.
— Откуда тебе все это известно? — спросил он недоверчиво. Мариамна не ответила. — Я понимаю, — кивнул Вителлий, — Ферорас…
— Да, — проговорила гостья. — Ферорас подкупил следивших за посадкой надзирателей, и они позволили пронести на борт оружие.
— Но почему он это сделал?
— Его собственный флот не был полностью загружен. Императорские суда перехватывали у него самые выгодные заказы. Теперь уже не перехватывают.
— Клянусь Меркурием, покровителем торговли! В этом деле никто в Риме Ферорасу и в подметки не годится.
Мариамна с горечью улыбнулась, и Вителлий вновь осознал, как волнующе чувственны ее красивые губы.
— Деньги — вот истинная супруга Ферораса, только их он и любит по-настоящему. Если бы другие сделки не были намного выгоднее, он и меня, я уверена, сумел бы выгодно продать.
В правильных чертах лица Мариамны можно было разглядеть сейчас печаль и какую-то безысходность. Несбывшиеся мечты проложили уже первые морщинки в уголках ее рта. Какой красавицей, подумал Вителлий, была эта женщина в молодости. Была? Да нет же, она и осталась красавицей. Густые, высоко зачесанные темные волосы, узкие округленные плечи, высокая грудь — и при этом осиная талия и широкие округлые бедра. С первой же встречи Вителлий почувствовал, что его тянет к ней. Причем иначе, чем к Ребекке, защитником которой он себя ощущал. А эта женщина вызывала в нем чувство защищенности и безопасности. Близость ее тела была приятна Вителлию, и его как-то странно влекло к ней.
— Вителлий, — проговорила Мариамна, — все женщины Рима завидуют мне, потому что у меня четыреста рабов, готовых по глазам прочесть каждое мое желание. Потому что я, словно перелетная птица, могу проводить каждый сезон года в другой провинции, где у нас повсюду большие поместья. Потому что я могу ежедневно носить новые украшения и платья. Но за всем этим скрывается то, что я живу одиноко и без любви. Я готова чем угодно заплатить за крохотку нежности, потому что у меня нет одного — счастья.
Сквозь желтый шелк платья Вителлий ощущал, как взволнованно колышется грудь Мариамны. Помимо собственной воли он провел губами по холодному шелку и в том месте, где должен был быть сосок, прижал их к трепещущей округлости груди.
— О Вителлий! — выдохнула Мариамна.
Юноша с готовностью заключил ее в еще более крепкие объятия.
— Я знаю, — прошептала Мариамна, — что гожусь тебе в матери и что ты можешь иметь сколько угодно девушек, которые намного моложе и красивее меня. Пойди, однако, навстречу просьбе так и не узнавшей счастья женщины и подари мне немного нежности. Ты не пожалеешь об этом!
Вителлий прижал указательный палец к ее губам, словно пытаясь заставить замолчать. Влажное тепло ее кожи, будто искра, обожгло кончик пальца.
— Ты прекрасная, чарующая женщина! Тебе нет надобности просить о любви.
— И все же я делаю это, чтобы ты знал, насколько я нуждаюсь в тебе.
Раб Пиктор вошел в атриум.
— Господин мой, время идти на встречу с Поликлитом!
Мариамна обняла Вителлия коротко, но сердечно.
— Прощай, гладиатор, завтра я снова зайду, чтобы проверить, все ли у тебя в порядке. А о вымогателе можешь больше не думать. Деньги свои ты получишь обратно. Мы сумеем заставить его молчать.
Прежде чем перед домом появился ее паланкин, она еще раз помахала рукой.
— Прощай, мой прекрасный гладиатор!
В который уже раз Вителлий задавал один и тот же вопрос: «Где можно увидеть списки с названиями кораблей и именами пассажиров, покидавших Рим во время изгнания иудеев?» Но хотя он обращался к высшим портовым начальникам, которые, как предполагалось, контролировали все происходящее в Остии, ни один из квесторов не мог, похоже, ему помочь. Управление в Римской империи было громоздким, но превосходно организованным. Ни о каких уступках и поблажках со стороны чиновников, получавших в год пятьсот сестерциев и больше, не могло, разумеется, быть и речи. Тем не менее проверка десяти тысяч прибывших из Рима людей обошлась, очевидно, без участия местной администрации, хотя квесторы с жаром это отрицали.
Когда Вителлий, прихвативший с собой в Остию грамотного раба Пиктора, перестал уже верить в успех, интересовавшие его документы нашлись у одного из ведавших поставками продовольствия чиновников, хранившего эти свитки почему-то под грифом «Тара».