— Пожалуйста, будь добр с Лолой, господин, — прошептала девушка. — Лола просто бедная рабыня.
Я осторожно взял свободную часть одеяла и набросил на нее, укрывая.
— Уже поздно. Ты, должно быть, устала, засыпай, — сказал я.
Лола недоверчиво и испуганно глядела на меня.
— Ты не собираешься овладеть мной? — спросила она.
— Конечно нет, — ответил я. — Отдохни, прелестная Лола.
Потом я подумал, что не должен был называть ее «прелестная Лола». То, что она прелестна и беспомощна, должно быть проигнорировано мною. Такие вещи могут мешать искусственным истолкованиям бесполого понятия «личность».
Каким глупым сейчас мне кажется мое поведение!
— Ты собираешься разделить со мной одеяло? — спросила Лола.
— Нет, — ответил я.
— Но у меня есть клеймо, и я ношу ошейник, — сказала она.
— Отдыхай, спи, Лола, — произнес я, прошел в дальний угол клетки и присел, прижавшись спиной к стене. — Засыпай, — нежно сказал я, обращаясь к девушке.
Она смотрела на меня, натянув одеяло до шеи.
— Ты не свяжешь и не закуешь меня?
— Нет, — ответил я.
Лола лежала тихо. Я добавил:
— Ты в безопасности.
— Да, господин. Господин… — вдруг позвала она меня.
— Что? — отозвался я.
— Я — рабыня.
— Я знаю это.
— Ты не собираешься обращаться со мной как подобает?
— Конечно нет. Я человек с Земли, — объяснил я. Неужели она на самом деле думала, что я стал бы обращаться с ней как с рабыней просто потому, что она ей была?
Лола промолчала. Я велел ей:
— Засыпай.
— Да, господин.
Я откинулся к стене, сидя на соломе. Девушка лежала очень тихо. Долгое время мы не разговаривали. Потом, спустя почти час, я услышал ее стон и увидел, как она вертится под одеялом.
— Господин… — услышал я ее умоляющий голос. — Господин…
Я подошел к ней. В полутьме она откинула темное одеяло до бедер и полусидела-полулежала на куске одеяла. Взглянув на меня, Лола попыталась вытянуть свои маленькие руки, чтобы схватить меня за шею.
— Господин… — молила она. — Пожалуйста, господин!
Ее маленькое округлое тело красиво смотрелось в полутьме клетки. Грудь Лолы выглядела изумительно. Я заметил чудный изгиб ее живота, плавно перетекающий в пышные бедра.
— Что с тобой? — спросил я.
Я держал Лолу за руки.
— Пожалуйста, возьми меня, господин. Пожалуйста, побудь со мной как с рабыней!
Я посмотрел на ее маленькое тело и на стальной ошейник на горле.
— Нет, — ответил я.
Лола перестала тянуться ко мне, и я отпустил ее запястья. Затем поднялся на ноги и некоторое время стоял, рассматривая ее. А она дрожала, стоя на коленях на одеяле.
— Я землянин, — сказал я ей.
— Да, господин, — ответила Лола, опустив голову.
Я был сердит и испуган. Мое сердце колотилось.
— Тебе нечего бояться меня, — продолжал я.
— Да, господин.
Без сомнения, Лола должна знать, что ей нечего бояться того, кто будет обращаться с ней уважительно. Почему же тогда она, простая рабыня, внушала мне такой ужас? Я думаю, это происходило оттого, что я боялся. Она могла разбудить во мне нечто гордое и дикое, такое, что не поддается притворству, нечто давно забытое и мощное, что было воспитано в пещерах и на охоте.
Рассматривая коленопреклоненную рабыню, я на мгновение испытал спокойствие силы. Затем вспомнил, что не должен быть мужчиной, поскольку мужественность запрещена, подлежит унижению и высмеивается.
Нельзя быть мужчиной! Следует быть личностью. Львы должны быть пойманы в капкан и кастрированы. Пусть истекают кровью! Среди цветов им нет места. Пусть львы поймут, что их задача — катать тележки с овцами. Они будут вознаграждены за это одобрительным блеянием.
Но на секунду взглянув на девушку, я почувствовал прилив чего-то темного и могучего, непреодолимого и сильного, чего-то, что сказало мне: красавицы вроде этой — полная и безусловная собственность мужчин.
Но и в тот раз я выбросил эти мысли из головы.
— Я не понимаю тебя, — сердито проговорил я.
Лола не подняла головы.
— Я обращался с тобой с добротой и вежливостью. А ты продолжаешь вести себя как рабыня.
— Я и есть рабыня, господин, — ответила она.
— Я не знаю, чего ты хочешь. Мне следовало бы привязать тебя к решетке, чтобы урты тобой полакомились?
— Пожалуйста, не делай этого, господин, — проговорила Лола.
— Это шутка, — ответил я, ужаснувшись тому, что она приняла мою угрозу всерьез.
— Я думала, ты так и сделаешь, — мягко сказала девушка.
— Кстати, о шутках. Какую великолепную шутку мы сыграли сегодня над нашими тюремщиками!
— Что, господин? — не поняла она.
— Они поместили тебя ко мне, чтобы я мог издеваться над тобой, а я все-таки не сделал этого. Я обошелся с тобой мягко и вежливо, с добротой и уважением.
— Да, господин, — отреагировала Лола. — Великолепная шутка.
— Очевидно, у тебя проблемы со сном. Я тоже не хочу спать. Если желаешь, мы можем поговорить, — предложил я.
Она опустила голову и молчала.
— Хотела бы ты, чтобы я рассказал тебе о женщинах моего мира, которые прекрасны и свободны? — спросил я.
— Они счастливы? — задала она вопрос.
— Нет… Но и мужчины тоже несчастливы, — торопливо добавил я.
— Без сомнения, некоторые мужчины и женщины твоего мира должны быть счастливы.
— Некоторые, я полагаю, — ответил я. — Я хочу надеяться, что это так.
Я не видел большого смысла рассказывать ей в деталях о всеобщем страдании моего мира, мелочности и неудовлетворенности его жителей. Если судить о цивилизации по уровню радости и удовлетворенности ее населения, большинство цивилизаций Земли следует считать неудачными. Интересно отметить, с большим уважением рассматриваются цивилизации, оказавшиеся просто катастрофичными в плане обыкновенного человеческого счастья.
— Ты в безопасности, — сказал я Лоле. — Я не унижу тебя, обращаясь с тобой как с женщиной.
— Разве это унизительно, когда с тобой обращаются как с женщиной? — не поняла она.
— Предполагается, что унизительно.
— О! — не поверила рабыня.
— С ними следует обращаться как с мужчинами, — объяснил я. — Иначе они чувствуют себя оскорбленными.
— Понимаю, — сказала Лола задумчиво.
— Стало быть, это правда.
— Но я — женщина, — произнесла она.
— То, что ты думаешь об этом, не имеет значения, — ответил я.
— Понимаю.
Я замолчал.
— Мне бы показалось оскорбительным, если бы ко мне относились как к мужчине.
— Зря, — возразил ей я.
— О! — отреагировала Лола. — Но разве мужчины и женщины не разные?
— Статистически, конечно, между ними существует глубокая и очевидная разница, психологическая и физическая. Но можно найти некоторых мужчин, которые очень женственны, и некоторых женщин, весьма мужеподобных. Таким образом, существование женственных мужчин и мужеподобных женщин доказывает, что на самом деле мужчины и женщины одинаковы.
— Не понимаю, — призналась Лола.
— Я сам этого не понимаю, — усмехнулся я.
— Если можно найти мужчину, который похож на женщину, и женщину, которая похожа на мужчину, разве это не предполагает, что мужчины и женщины различаются?
Я промолчал.
— Если бы можно было найти урта, который был бы как слин, — продолжала она, — и слина, который был бы как урт, разве это показывало бы, что урты и слины — одно и то же?
— Конечно нет. Это было бы абсурдно, — заявил я.
— В чем разница? — задала она вопрос.
— Я не знаю. Должна быть какая-то, — ответил я.
— О! — Она продолжила: — Разве женственный мужчина и мужеподобная женщина, из-за того что они сравнительно редко встречаются на свете, не только не скрывают очевидной разницы между мужчинами и женщинами, но, наоборот, благодаря своей относительной уникальности более ярко подчеркивают разницу между ними? Я почувствовал растущее раздражение.
— Контрасты со временем будут уменьшаться, — сказал я. — В моем мире теперь образование направлено на маскулинизацию женщин и феминизацию мужчин. Женщины должны стать мужчинами, а мужчины должны стараться быть похожими на женщин. Вот ключ к счастью.
— Но женщины и мужчины разные. — Она выглядела уставшей и раздосадованной.
— Они должны вести себя так, словно между ними нет разницы, — объяснил я.
— Но что же тогда произойдет с их природой?
Я пожал плечами.
— Их природа не имеет значения. Пусть головы формируются при помощи досок. Пусть ноги стягиваются тесной тканью…
— Но не придет ли время воплей? — спросила Лола. — Время ярости, время поднять нож?
— Не знаю. — Я пожал плечами. — Будем надеяться, что не придет.
Я не знал, что неудовлетворенность приводит к агрессии и деструктивности. И вовсе не выглядит невероятным предположение, что неудовлетворенность моего мира, особенно мужской его части, может вызвать безумие термоядерной войны. Вытесняя агрессивность, ее, вероятно, направят на внешнего врага. И когда-нибудь курок будет спущен. Прискорбно, если последним прибежищем для мужчин, желающим доказать себе, что они мужчины, станет кровавая бойня современного технологического конфликта. Тем не менее я знал мужчин, жаждущих этого безумия, — оно разрушило бы стены их тюрьмы. При этом, скорее всего, сами они погибнут… Но может, хотя бы перед лицом смерти эти мужчины смогли бы вернуть себе мужество, от которого они прежде отказались? Мужское начало нельзя отрицать вечно. Чудовище будет освобождено или уничтожит нас.
— Должна ли я понимать, — спросила Лола, — что земляне не бросают женщин к своим ногам?
— Именно так, — ответил я. — С женщинами обходятся весьма почтительно. С ними обращаются как с равными.
— Бедные мужчины, бедные женщины, — проговорила Лола.
— Я не понимаю тебя, — удивился я.
— Ты бы сделал любовницу-рабыню своей ровней?
— Конечно.
— Тогда ты обманул бы ее надежды переполниться чувствами. Ты помешал бы ей исполнить то, что заложено в самых глубинах ее природы.