— Беда в том, что метафора обращена на нас. Это мы стоим пред быком, а не Аякс. И я боюсь, что если мы не будем столь же ловкими и проворными, как тот самый акробат, то первого же натиска быка хватит, чтобы втоптать нас в пыль.
Макрон покачал головой:
— Нет, господин. Меня так легко не затопчешь. Перед нами всего лишь взбунтовавшиеся рабы. У них нет боевой подготовки, а уж об осадных орудиях нет и речи. В настоящий момент преимущество на нашей стороне.
— Надеюсь, ты не ошибаешься.
Они продолжали следить за тем, как разворачивалась армия рабов у стен города. Облака пыли, поднятой ногами мятежников, копытами и колесами обоза, придали воздуху теплый оранжевый оттенок. Семпроний велел дочери оставаться на акрополе, а сам вместе с Макроном спустился к городским воротам, чтобы получше рассмотреть противника. Центурион торопливо прикинул численность вражьего войска, пока сумрак не затруднил оценку. Рабы подступали неравными отрядами, там и сям лучи предзакатного солнца отражались от начищенных шлемов, панцирей и прочего оружия.
— Здесь их больше двадцати тысяч, господин, — негромко проговорил Макрон, стараясь, чтобы его слов не подслушал ближайший часовой. — Возможно, и все тридцать.
Обозревая приближавшуюся к стенам города многочисленную рать, Семпроний шумно вздохнул.
— В Риме этому не поверят. Целое войско рабов? Немыслима сама идея.
— Тем не менее мы видим это войско, господин.
— Не спорю.
На их глазах колонны начали рассыпаться, и рабы принялись разбивать лагерь. Вдруг внезапное движение привлекло к себе взгляд Макрона. Чуть повернувшись в сторону, он увидел группу всадников, покинувшую войско и легкой рысью приближавшуюся к городу. Семпроний, заметивший их чуть позже, пробормотал:
— Аякс?
— Кто же еще?
Всадники остановились на расстоянии полета стрелы от стены, и от группы отделился один человек; худой и жилистый, он был облачен в пластинчатый панцирь римского офицера поверх голубой туники. Один из немногих лучников гарнизона наложил стрелу на тетиву и начал прицеливаться.
— Опусти лук! — рявкнул на него Макрон. — Без приказа не стрелять!
Всадник перевел коня на шаг; подбоченясь, он поехал вдоль стены, презрительно обозревая лица защитников города. Макрон безмолвно поблагодарил богов за то, что еще не приказывал разбросать «чеснок» в траве вокруг города. Этот сюрприз он намеревался приберечь для нужного момента.
— Стратег[39] Аякс приветствует своих прежних хозяев! — выкрикнул всадник чистым и приятным голосом.
Семпроний с удивлением посмотрел на Макрона.
— Уже и стратег? Честолюбив гладиатор-то.
Раб вновь обратился к защитникам города.
— Полководец желает поговорить с человеком, именующим себя правителем провинции, сенатором Семпронием.
Семпроний в раздражении фыркнул.
Макрон улыбнулся:
— Он хорошо информирован. Интересно, что он хочет обсудить?
После недолгого молчания Семпроний отрешенно пожал плечами:
— Узнать это можно единственным способом.
И, отвернувшись от парапета, он направился по лестнице вниз к городским воротам.
Глава 19
Аякс в сопровождении Кярима внимательно наблюдал за продвижением своего войска. Хилон успел не раз доказать свою отвагу, с тех пор как во главе небольшого отряда беженцев примкнул к Аяксу в самые первые дни восстания. Однако храбрости его была присуща и некоторая беспечность, которую Аякс подметил еще в самой первой стычке восставших рабов с римским разъездом. Казалось, будто Хилон лишен страха смерти, хотя он и любил свою новую жизнь, свободную от жутких оков рабства. Среди всех ближайших подручных Аякса Хилон явно пользовался наибольшей популярностью у окружающих. Он был рожден свободным, сыном афинского купца. И когда деловой партнер его отца бежал со всем серебром фирмы перед самой уплатой ежегодного налога, семья Хилона разорилась. Сборщик налогов, в соответствии со своим правом, предписал продать неудачливого торговца вместе с семьей в рабство. Пятилетнего тогда еще Хилона разлучили с семьей, так как на рынке рабов его купил римский сановник и отослал на Крит домашним рабом в тамошнее свое поместье.
Все это Аякс постепенно узнал из рассказов у лагерного костра во время похода его войска по разрушенной провинции. Однако о годах своего рабства Хилон говорил мало, и когда он вспоминал о них, в глазах его загоралась жгучая ненависть, которую Аякс вполне понимал. Он уже давно постиг различие между теми, кто был рожден рабом, и теми, кого в рабов превратили. Первые в какой-то мере принимали подобное состояние. Да, они присоединялись к его войску и достаточно хорошо сражались, но в большинстве своем были лишены фанатизма Хилона и тех, кто вместе с ним видел в рабском состоянии печать позора. Каждая перенесенная ими обида и несправедливость глубоко проникала в их душу. Их действие было подобно медленному яду. Это понял когда-то Аякс, размышляя над собственными переживаниями.
Отец его командовал небольшой пиратской флотилией, много лет водившей за нос римский флот. Но, наконец, ее застигли и уничтожили в небольшом заливе на иллирийском берегу. Отец распятием оплатил непокорность Риму. Аякса вместе с прочими взятыми в плен людьми продали в рабство. По иронии судьбы его купил и обучил владелец гладиаторской школы, и теперь он расплачивался со своими прежними хозяевами полученным им на арене мастерством, причиняя им как можно большие страдания. Каждый убитый им римлянин, каждое захваченное и разграбленное поместье, каждый глоток свежего воздуха понемногу изгоняли из его души отраву рабства.
Тревожила его разум одна лишь неопределенность будущего. У него и в мыслях не было затевать восстание, когда после землетрясения он бежал из дворца правителя. Тогда им владело одно лишь врожденное желание бежать, освободиться, спастись с Крита и найти себе где-нибудь тихий уголок, в котором удастся постепенно стереть с души пятно рабства. Когда здание содрогнулось и гнев Посейдона с ревом обрушился на остров, он находился с женой правителя в одной из кладовых позади кухонь, куда она вызвала его. Антония припала спиной к стене, приняв в себя его член, царапая длинными ногтями и перстнями его спину. Когда стены затряслись, она вскрикнула и оттолкнула его от себя, и в этот самый момент Аякс решил стать свободным. Свободным от нее, свободным от униженного положения сексуальной игрушки, свободным от рабства. Короткий удар по лбу лишил похотливую бабу сознания. Перекинув мясистое тело через плечо, Аякс бежал из рушившегося дворца, бежал из дома правителя на улицу, где никто не обратил внимания на мужчину, уносящего от смерти раненую женщину.
Оказавшись за городскими стенами, Аякс ощутил желание прикончить Антонию: задушить… размозжить череп камнем… Однако, обдумав такую месть, он решил, что баба эта должна пострадать столько же, сколько страдал он сам. Ей надлежит в полной мере познать страдания и позор рабыни, прежде чем ей позволят умереть. Так, со связанными руками, в кожаном ошейнике и на поводке, жирная патрицианка волочилась за своим похитителем, искавшим укрытие в холмах за Гортиной. Но укрытие в этих холмах искал не только Аякс. В первую же ночь своей новообретенной свободы он наткнулся на нескольких оборванцев, мужчин и женщин, бежавших из соседнего поместья. Они пригласили его к своему костерку, поделились едой и уже через день признали в нем своего вожака. Они также хотели убить Антонию, и Аякс не испытывал особого желания препятствовать им, однако в конце концов решил, что бывшая хозяйка его пострадала еще в недостаточной мере.
К его банде группами, большими и малыми, и поодиночке присоединялись другие рабы, среди которых оказалось несколько мужчин, прошедших гладиаторскую школу, и даже горстка бывших солдат, разорившихся дотла или просто осужденных на рабство. Этих он определил учителями — преподавать рабам военное дело. Поначалу у них было мало оружия, однако они импровизировали: привязывали ножи к жердям, пускали в ход вилы и косы, выискивали в захваченных поместьях и деревнях мечи и копья.
Сначала Аякс был готов командовать рабами до той поры, пока не удовлетворит собственную жажду мести, после чего он думал возвратиться к своему первоначальному плану: бежать с острова и отыскать себе дом как можно дальше от глаз своих бывших хозяев. Но чем большее количество беглых рабов начинало видеть в нем своего предводителя, чем более явной становилась для него их верность, тем меньше испытывал он желание расставаться со своими людьми. Их связывала взаимная преданность, которую он признал и с которой смирился. Душевное качество, не встречавшееся ему в людях до того, как он стал рабом.
Но раз уж Аякс не мог оставить их, тогда чувство долга требовало, чтобы он постарался избавить их от возвращения к рабскому состоянию. Собрав вокруг себя своих лучших людей, он назначил их командирами отрядов. Они были обязаны научить своих подопечных пользоваться оружием, занимать места в простейшем боевом строю, а также организовывать распределение провианта и трофеев. С самого начала Аякс дал всем понять, что захваченное продовольствие является общей собственностью. Поднявшись на полуразрушенную стену, он обратился к своей разношерстной толпе и сказал, что примет к себе всякого, кто будет исполнять его правила. Он пообещал всем отомстить бывшим хозяевам и привести к свободе. Лишь горстка ехидных скептиков и робких душ решила покинуть лагерь восставших. Оставшаяся же толпа провозгласила месть и вынесла смертный приговор своим бывшим владельцам.
Первым сражением рабов стало нападение на небольшую колонну римских фуражиров, вышедшую из Маталы. Невзирая на тяжелые потери, Аякс был глубоко впечатлен той отвагой, с которой его мятежники бросались на копья и щиты римских солдат. Впоследствии их отвага привела к разгрому большего отряда, по самоуверенности позволившему себе угодить в засаду. Ну а потом, всего три дня назад, его людей ждал еще более крупный успех. Аякс улыбнулся. Об этой победе он охотно поведает этим римлянам, в случае если им хватит храбрости выбраться из-за городской стены, чтобы поговорить с ним.