Бросив взгляд на горизонт, Катон подумал, не стоит ли вернуться в комнату, которую отвел ему легат во дворце, некогда служившем домом царям династии Птолемеев. Там, под звуки грозы, ему придется терпеть пустые разговоры и тупые развлечения скучающих офицеров штаба Петрония. Подобная перспектива не доставила ему никакой радости, и он решил остаться и посмотреть на стихию. Сильный порыв ветра стал для него неожиданностью, и Катон, повернувшись, обнаружил, что гроза уже совсем близко. На противоположной от него стороне бухты высокие валы разбивались об основание маяка, крепнущий ветер уносил облака водяной пыли. С моря на берег под темными облаками, растянувшимися на весь горизонт, наползало серое покрывало дождя.
Не тратя времени на приготовления, дождь сразу принялся за дело: крупные капли хлестнули Катона по лицу, и он невольно поежился под холодным ветром, завывшим в здании. Вдруг вспыхнул ослепительный свет, и мгновение спустя над гаванью прокатился оглушительный металлический раскат… В порт пришла гроза. В миле от берега грузовой корабль прорывался в гавань, убрав почти все паруса, ныряя носом в волны, одну за другой. И вдруг далекий парус упал; Катон увидел, что мачта переломилась, а парус, рея и такелаж свалились за борт. Упавший в воду обломок, как тормоз, кренил корабль, разворачивая его носом к набегавшим из моря огромным волнам. На мгновение Катон увидел собравшихся на палубе людей. А затем на корабль обрушилась огромная серая стена, поглотившая его. На поверхность, подобно спине кита, всплыло днище, но уже следующая волна прокатилась по нему, и корабль исчез. Катон старательно вглядывался в то место, где только что было судно, надеясь заметить хотя бы нескольких уцелевших, однако их не было, и его любопытство сменилось ужасом, вызванным внезапной гибелью корабля со всем экипажем.
— Бедняги, — пробормотал он и, повернувшись к морю спиной, неторопливо отправился под крышу Тимонеума; раздуваемое ветром пламя в куполе на вершине маяка звездой блистало на фоне несущихся над головой грозовых туч. Оказавшись под защитой башни, Катон бросил последний взгляд на море, всем сердцем сочувствуя морякам, оказавшимся в море в такую бурю.
Флот был готов к отплытию через два дня, рано утром. Петроний спустился на пристань царской гавани, чтобы попрощаться с Катоном и примипилом[48] Децием Фульвием. Шторм затянулся на целый день, и в торговой гавани затонуло несколько кораблей. К счастью, военный флот потерял только одну трирему,[49] которую не удержали якоря, и волны бросили ее на мол.
— Береги моих людей, — с едва заметной улыбкой сказал Петроний: — Хочу получить их от тебя в добром здравии после того, как вы разделаетесь с восставшими рабами. Одни боги знают, на какой риск я иду, выделяя такую внушительную часть египетского гарнизона на помощь Семпронию. Постарайся, чтобы он хорошо понял это.
— Я обязательно донесу эту мысль до сенатора, господин.
— Хорошо, а еще скажи моему старому другу, что если ему когда-либо приспичит звать на помощь, то пусть без колебаний более не обращается ко мне.
Катон улыбнулся, а Фульвий нахмурился, пожал плечами и отдал честь своему командиру.
— Я позабочусь о парнях, господин. Едва ли банда взбунтовавшихся рабов сумеет доставить мне много хлопот. При всем том я не склонен к излишнему риску.
— Хорошо.
Следом за Фульвием Катон поднялся по трапу на палубу флагманского корабля, немолодой уже квадриремы,[50] носившей имя «Тритон».[51] Как только они оказались на борту, моряки убрали трап, и гребцы оттолкнули корабль от причала. Когда открылся достаточный простор для весел, командовавший флотом наварх отдал приказ, весла опустили на воду, и лопасти вспенили море. Начальствующий над гребцами задал уверенный ритм, и «Тритон» заскользил по волнам царской гавани к выходу в открытое море. Остальные корабли выстроились следом, транспорты с людьми подняли паруса и последовали за военными кораблями. Великолепное зрелище, отметил Катон, глядя на сотни местных жителей, собравшихся на Гептастадионе, чтобы посмотреть на отплытие флота. Передовой корабль уже миновал маяк, и нос «Тритона» качнуло вверх на морской волне. Внезапное движение заставило Катона схватиться за бортовой поручень, и в памяти его невольно возникла картина недавно увиденного кораблекрушения. Поглядев на него, наварх усмехнулся.
— Вижу, ты совсем не моряк?
— Не совсем, — согласился Катон. — Однако за последние дни успел досыта наплаваться по волнам.
— Ну, беспокоиться не о чем. Шторм выдохся. — Наварх окинул взглядом горизонт и принюхался к воздуху. — Нас ждет отличная погода, и мы доберемся до Крита самое большее за три дня.
— Ты умеешь по запаху предсказывать погоду? — удивился Катон.
— Нет. Однако мои пассажиры меньше волнуются, если так думают, — подмигнул наварх.
Катон перешел на корму, чтобы попрощаться с Александрией. К полудню город и берег исчезли за горизонтом, однако маяк все еще был виден, и легкий ветерок наклонно уносил дым сигнального костра к небу.
Отличная погода способствовала продвижению флота, и берег Крита показался вдали к вечеру третьего дня. Внимательно осмотрев берег, наварх определил место будущей высадки и отдал приказ повернуть на запад и следовать вдоль берега к Матале.
— Завтра придем в порт, — объявил он Катону и Фульвию, разделявшим с ним трапезу в крохотной каютке. Он обратился к Катону: — Так ты говоришь, что порт был разрушен волной. А насколько тяжелыми были разрушения?
Прожевав кусок хлеба, Катон проглотил и ответил:
— Особо-то целого ничего не осталось, — припомнил он. — Склады и пристани снесло почти полностью. На берегу и в заливе осталось много поломанных кораблей, но берег по другую сторону бухты чист. Мы можем высадить войско именно там.
— Отлично, — согласился Фульвий. — То есть, насколько тебе известно, нашей высадке никто не будет препятствовать.
— Нет. Если только в Матале ничего не случилось.
— А такое возможно?
Катон покачал головой:
— Я сомневаюсь в этом. В случае прихода мятежников гарнизону было приказано укрыться с горожанами в акрополе. Там удобно обороняться. Без осадных машин бунтовщикам трудно будет взять его. Нет, нам ничто не помешает высадиться в Матале.
— Приятно слышать, — отметил Фульвий. — И как только колонна окажется на марше, мы немедленно разделаемся с этим твоим гладиатором. Сам увидишь!
Солнце уже высоко поднялось на небо, когда флот следом за «Тритоном» вошел в гавань. Наварх не стал рисковать и отправил на нос корабля двух дозорных, высматривать в воде опасные предметы и обломки, принесенные волной или землетрясением. Моряки и легионеры Двадцать Второго облепили борта судна, с любопытством, не веря своим глазам, рассматривая разрушения. Впервые с момента отплытия из Александрии Катон заметил на лице Фульвия отпечаток растерянности.
— Никогда не видел ничего подобного, — пробормотал ветеран. — Порт буквально стерли с лица земли. — Он повернулся к Катону. — Выходит, что ты не преувеличивал, рассказывая об этой волне.
— Нет. И это только начало. — Катон указал в сторону берега. — То, что осталось от города, там наверху, и как только ты увидишь эти развалины, то поймешь, какой удар обрушился на остров.
Продолжая обозревать картину опустошения, Фульвий медленно покачал головой.
Когда военный корабль вошел в бухту, Катон подошел к наварху и указал на корпус «Гора», так и оставшийся у кромки воды:
— Правь туда. Дно здесь песчаное и отлогое…
Наварх кивнул и приказал кормчему изменить курс, после чего «Тритон» изящно развернулся, ритмично взмахивая веслами. Фульвий все еще глядел на руины.
— Странно, — негромко промолвил он. — Никаких признаков жизни. Кто-нибудь должен был уже заметить нас и доложить командиру гарнизона… поднять горожан, наконец.
Катон снова глянул в сторону порта.
— Ты прав. Нигде ни души…
— Значит, после высадки будем действовать осторожно, — решил Фульвий. — На всякий случай.
Их прервал рык наварха, велевшего свободным членам команды, корабельной пехоте и легионерам отойти на корму, за мачту. Пока люди исполняли приказ, таран неторопливо поднялся из воды, и после нескольких гребков наварх приложил руки рупором ко рту:
— Убрать весла! Готовься к высадке!
Весла подняли из воды и убрали, корабль еще какое-то время продолжал движение вперед. Палуба слегка дрогнула, когда киль коснулся песчаного дна, которое постепенно остановило движение корабля.
— Пехота вперед! Опустить трап!
Пока корабельные пехотинцы спускали узкие трапы через прорези в бортах на носу, рядом к берегу приставали другие военные корабли. Глянув назад, на вход в бухту, Катон увидел, как под почти убранными парусами пробираются в гавань транспорты. Будучи слишком большими, чтобы приставать к берегу, они должны были становиться на якорь и ожидать, пока меньшие суда разгрузят на берег людей, коней и снаряжение.
Центурион Фульвий уже надел шлем и застегивал ремешки. Он кивнул Катону.
— Надевай панцирь. Придется послать парней на разведку сразу же, как только мы высадимся на твердую землю.
Надев кольчужный нагрудник, Катон нацепил меч и надел шлем, после чего присоединился к Фульвию и легионерам, собиравшимся у трапов. Помимо экипажа каждый военный корабль перевозил две центурии легионеров, которые стремились как можно быстрее сойти на землю после нескольких дней, проведенных в тесноте на открытой палубе. Корабельная пехота уже сошла на берег и выстроилась на песке в боевой строй. Удовлетворившись готовностью своих людей, Фульвий отдал приказ:
— Так что, ребята, сходим на берег. По трапу спускаемся по одному, если только кто-нибудь из вас не хочет хлебнуть морской водички.
Похохатывая и улыбаясь, легионеры следили за тем, как осторожно спускались на песок по узкому трапу двое первых. Фульвий вновь бросил взгляд на порт.