А в следующий момент эта гнида наносит запрещенный удар в пах.
Я ору, падаю.
Получаю еще один удар в хавальник и уже в следующую секунду корчусь на полу, держась за к едреням ефеням отбитые яйца.
— Ах ты маленькая мразь, — чуть не плачу я, пока китаеза расхаживает вокруг меня, играя на публику. Он машет зрителям руками, посылает воздушные поцелуи.
Подходит ко мне, хватает за волосы, поднимает мою голову, плюет мне в лицо вновь и наносит удар кулаком. Еще один. И еще.
Возможно, он бил и дальше, но я уже не помню.
Так как очнулся немного погодя, когда бить он уже перестал.
Яйца тоже отпустило.
Китаец все бегал вокруг, показывая публике свои несуществующие бицепсы.
Я пытаюсь встать, и тут же получаю пинок в живот, падаю на спину, и пытаюсь прикрыться от серии пинков.
— Лежать, кусок говна! Лежать! — кричит китаеза, продолжая тренировать на мне футбольные удары. — Я из тебя все говно выбью, дерьмо собачье!
И, перестав пинать, он снова харкает мне в лицо.
— Сука! — ору я — перестань плеваться, гнида!
И следующий пинок приходится мне прямо в лицо. Толи в нос, толи в зубы.
Я плююсь кровь, стоя на корячках, когда меня снова, в очередной раз, пинают.
Лежу на спине, глядя на небо. Слышу обрывки вопля толпы. Что-то вроде «убей его!»
Надеюсь, мне это кажется…
И вот подходит китаец со своим ножом. Лезвие в моей крови.
— Готовься встретиться с дедулей, говнюк, — говорит китаеза и пытается ударить ножом в сердце.
И какого же его удивление (эту рожу надо просто видеть!), когда кончик ножа останавливается в сантиметре от моей груди — я успеваю перехватить его руку, и теперь его лицо — прямо напротив моего.
— Теперь ты готовься! — и я со всей дури бью ему в зубы.
Глаза китаезы закатываются, а окровавленный рот с уже не полным составом зубов извергает что-то вроде мычания.
— Теперь не так смешно, сука?! — я бью снова, и на этот раз свою дислокацию меняет челюсть.
Сил встать у меня нет, но я держу китаезу одной рукой за грудки, а другой готов ударить снова. Он явно не в сознании, но я уже не могу себя остановить.
— Что, говно собачье, уже не так смешно?! — я бью снова. И снова. И снова.
Публика больше не вопит — все молчат.
— Что, сука, кунг-фу мастер, нравится тебе?!
Зубов у него уже почти нет. Как и разума во взгляде.
Я тяжело дышу, смотрю на Мастера.
Он вытягивает вперед руку с оттопыренным большим пальцем в бок. То же самое делают и прочие зрители. Но Мастер не разворачивает свою руку, а вот зрители просят казнить. Практически все развернули свои пальцы вниз, кроме Мастера. Мастер попросту убирает руку, позволяя мне принять решение самостоятельно.
«Убей его!» — кричат люди.
«Завали чужеземца!»
Но я просто отбрасываю его в сторону.
«У-у-у-у-у!» — гундосят разочарованные зрители.
И лишь Мастер с Алиме улыбаются.
Но вот встать… я не могу…
***
После того, как молодой толстоватый лекарь-маг приводит меня в порядок, Мастер протягивает руку.
— Вставай, лоботряс. Успеешь еще отоспаться.
Я встаю и смотрю на окровавленный полностью беззубый рот китайца. Лекарь-маг уходит, даже не притрагиваясь к нему.
— Эй! Стой! Он же еще жив!
Лекарь-маг смотрит на меня слегка удивленными глазами.
— Я исцеляю лишь победителей.
— Но он…
— Забудь о нем, парень, — и Мастер отворачивает меня от китайца, пытается утащить с Арены.
— Да вы чего тут все?! С ума сошли?! — я вырываюсь и удивленно смотрю на Мастеру и Алиме. — Это же живой человек!
— Это проигравший, — спокойно говорит Мастер. — Он слаб. И он знал, на что идет. Был бы умнее — добил бы сразу, а не устраивал показуху. Был бы сильнее — не улетел бы после первого твоего удара, каким только комаров мочить. А ты, коли такой добрый, мог добить его, чтобы теперь он не мучился в агонии.
И Мастер идет с Арены прочь. Алиме недолго смотрит на меня. В кои то веки она не улыбается. Но тоже отворачивается и идет за Мастером.
Я неуверенно смотрю на китайца, а он переводит взгляд на меня. Обвиняющий, и наполненный презрением, смешанным с болью. В нем вновь признаки сознания.
Именно в таком виде он и застывает. Направленный на меня, он больше никогда не сменит своего положения — грудь больше не вздымается, а сердце — я уверен — не бьется.
***
— Я впервые убил человека, — говорю я, лежа в кровати и глядя в потолок. Слышу, как шуршит одеждой шлюха, которую я только что снял в трактире. Она была так себе, но посимпатичнее двух других. Сказать, что я получил какое-то наслаждение — все равно что нагло солгать.
Но зато я неплохо выпустил пар.
От злости на Мастера, на лекаря и на местное отношение к человеческим жизням не осталось и следа.
— И ведь он ничего мне не сделал… ну… вообще-то неплохо так избил, ранил в бок, трижды плюнул мне в лицо…
— Кажется, — слышу я голос шлюхи, — тебе есть, за что его ненавидеть.
Она уже полностью оделась и сидит на краю моей кровати.
— Двадцать серебряных, — заявляет она, и я достаю один золотой.
— Сдачи не надо.
Она разглядывает монету.
— Могу с тобой на всю ночь остаться, если хочешь.
Я смотрю на нее, но чувствую легкое отвращение. Я вообще не понимаю, как мог на такую позариться.
— Нет, не стоит. Хочу побыть один, — я стараюсь быть вежливым.
— Уверен? — шлюха показывает мне мою же монету. Одну из пятидесяти, которую я получил за китайца. — Это большие деньги! Могу станцевать, отсосать и снова раздеться…
— Лучше просто иди и работай дальше, — тихо говорю я, глядя на нее немигающим взглядом.
И тут меня осеняет.
— Слушай! — я вскрикиваю, когда она почти встает с кровати, собираясь уйти. — Ты знаешь того человека, который меня тренирует?!
— Мастера Таннея?
— Таннея? — переспрашиваю я, впервые слыша его имя, но машу рукой, понимая, что сейчас это не важно. — Одноглазого!
— Ну да, конечно. Его все знают.
— У него один глаз!
— Ну… я знаю, — она смотрит на меня, как на безумца.
— Я терял зубы, чуть не сдох несколько раз, ломал ребра, терял конечности… но каждый раз я полностью был восстановлен местными магами!
Она смотрит на меня, пытаясь понять, к чему я клоню.
— Почему же он не восстановился?! Почему он без глаза?! Раз тут такая медицина… в смысле, магия, почему ему не смогли восстановить глаз?!
Она продолжает смотреть на меня, как на идиота.
— Раны, полученные от проклятого оружия, не восстанавливаются. Ни одна магия не сможет излечить. А если она смертельна… то смерть неизбежна. Мастеру и вовсе повезло, что лезвие кинжала не дошло до глаза.
— Какого кинжала? Его же… вилкой ударили… на свадьбе сына…
— Вилкой?! Свадьбе сына?! — и проститутка смеется, громко и отвратительно. Боже… и я с ней спал… нельзя, чтобы кто-то об этом узнал…
— Почему ты смеешься? — я уже сижу на кровати, скрывая то, что ниже пояса, простыней.
— Потому что смешно поверить в то, что Таннею выбили глаз вилкой! Нет, уважаемый, это случилось ночью, в этом самом трактире. Он тогда снял себе чертову дюжину девочек, чтобы отвлечься после очередной битвы. Он тогда уложил тринадцать сильнейших гладиаторов, а затем за каждого из них снял себе по женщине. Тогда была не моя смена, да и трактир был побогаче, тут такие красотки раньше работали! Когда Танней выступал, гладиаторский городок вообще цвел, как роза!
— Ну давай дальше уже! — прерываю я это бессмысленное отступление.
— А что дальше? Одной из снятых шлюх оказалась нанятая кем-то из недругов Таннея убийца. Весь вечер она спаивала его вином, а ночью, когда он уснул, перетрахав всех их по несколько раз, нанесла удар. Прямо в глаз! — она показала на себе. — Чудом, он не погиб. Успел проснуться и перехватить руки, вот только кончик в глаз все-таки вошел, — шлюха пожимает плечами. — Вынул кинжал из глаза, и им же ее и убил!
Она приподняла взгляд к потолку, словно пыталась вспомнить.
— Вонзил ей этот нож прямо сюда, — показывает на свою промежность. — Дождался, пока она умрет от кровотечения… уверена, это были ее самые обильные и болезненные месячные… ну а потом снова начал трахаться с оставшимися. Он вообще в этом плане просто сумасшедший был… а как он меня жарил! Ох, то время, — мне почему-то показалось, что про себя она точно врет. Хотя во все остальное явно верила.
Вот только я теперь терялся.
Глава 13. Поход на Арену
Сегодня мои тренировки были весьма скоротечными. Я еще даже не успел и половину выполнить ежедневной нормы, как Мастер вдруг прерывает их, говоря, что нам пора на бой.
— На бой?! Сейчас?! — я немного не готов… морально. — Но обычно же я иду туда после обеда!
— Да не ссы в трусы, — хлопает он меня по спине и, кажется, ломает лопатку. — Сегодня дерешься не ты. Идем выигрывать бабло. Так что бери смело все свое золотишко, а я скажу, на кого ставить.
— Всё на Большую бабу, — говорит он мужику за решеткой. Тот педантично пересчитывает золотые монеты (все пять сотен, что лежали в сундучке), а его четверо охранников с каменными рожами смотрят на меня. Пятый неуверенно смотрит на сундук, набитый золотом и косится на Мастера.
— Я твою грудину с позвоночником познакомлю, если будешь пялиться, — тихо говорит Мастер, и пятый, кажется, узнает его, после чего лицо становится таким, как будто ему в зад только что вогнали раскаленную кочергу. Мужик вспотел и заметно побледнел. Но глаза свои направил в пол, и больше их за все время, пока Мастер стоял у так называемой кассы, так и не поднял.
— Ставки двадцать к одному, — поясняет букмекер. — У вас ровно пятьсот монет. В случае выигрыша Вы получите шестьсот.
Мастер кивает.
— Я в курсе.
Когда он получает какой-то листочек, к кассе подхожу я.
— Всё на Большую бабу, — и высыпаю ровно все свои девяносто девять монет.