— Милчеловек! — раздается откуда-то слева, но я не сразу понимаю, что это обращено ко мне. — Милчеловек!
— Это он тебе? — лишь после того, как Эбби обращает мое внимание на бородатого мужичка у пруда, я понимаю, что да — это он мне.
— Милчеловек! Может, прокатить желаете даму сердца своего по «Тоннелю влюбленных»?!
Я хочу отказаться, но замечаю взгляд своей спутницы. Она молчит, но я вижу, что она явно заинтересована. И потому, тяжело вздохнув, я направляюсь к пришвартованной лодке, возле которой ждет этот самый мужичок с длинной палкой, напоминающей весло, но им, очевидно, не являющейся.
***
Как выяснилось, этой палкой мужичок отталкивает лодку от дна реки и направляет ее. Несет нас, в принципе, течение, но эта палка вносит и свою немаловажную лепту.
— Хорошая вы пара, милгоспода, — говорит мужичок, когда мы вплываем в некую пещеру. — Так и горит любовь в глазах!
Держу пари, этот мужик всем своим клиентам одно и то же говорит.
— Правда? — с улыбкой девять на двенадцать покупается на реплику мужичка Эбби.
— Правда-правда, — подмигивает он ей одним глазом. — Я такие пары сразу вижу! Я вот, знаете, еще когда в самый-самый первый раз вас увидел… сразу знал, что парой будете!
Я снова улыбаюсь.
— Когда это ты нас видел, мужик?
— Ну так это, как его… — мужик чешет свою тыковку, видимо, понимая, что чет не то сказал… но я ошибаюсь — он говорил лишь то, что нужно. — В автобус вы когда ко мне впервые сели, я еще тогда взгляды ваши и видел! Через зеркало-то!
Наши с Эбби лица стали плоскими практически в одну и ту же секунду. Прям синхронно. И так же одновременно мы произносим:
— В автобус?!
Сказанная в унисон фраза заставляет мужичка улыбнуться.
И теперь я узнаю лицо, спрятанное под пышным усами и длиннющей бородой.
— Эл? — догадывается Эбби. — Эл?!!
Она кричит и чуть было не вскакивает с места, чтобы броситься обнимать этого хиппи-водилу, но я успеваю перехватить этот порыв.
— Ты жив?! — не унимается она.
— Да, чувиха, — говорит он уже своим, чертовски известным всем нам голосом. — Эт я! Курнёте?
Он срывает бороду, бросает ее в воду, достает из кармана свою хипповую шапочку и надевает на голову, срывая деревенскую шляпу. Сразу же откуда не возьмись появляются и его дреды, а в вытянутой по направлению к Эбби руке зажат косячок.
— О нет, Эл, спасибо, — она хихикает. — Я после того раза, когда ты дал нам свою травку, и мы с девчонками ее в туалете выкурили…
Она осекается, вспоминая, что рядом нахожусь я.
— Так вот за что тебя тогда от учебы на два дня отстранили? — теперь я знаю, о какой шалости говорила Элеонор, бывшая тогда для меня мисс Флауэрс. Правда, под словом «шалость» я тогда представил, что она с Жеральдин и Розалинд устроила лесбийскую оргию в уборной. Корделии хватило мозгов не курить этот косяк.
— Ну… — она заливается краской и улыбается.
— Ладно, ребзя, я ненадолго тут, — обращается к нам Эл и достает из другого кармана портсигар. Золотой. С выгравированном на крышке символом конопли. — Возьми, бро.
Я беру. Открываю.
Семь сигарет. Вернее, семь косяков. Но скрученные не обычной белой бумагой, а разноцветной. Каждая из семи сигарет была своего уникального цвета: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя и фиолетовая.
— Цвета радуги?! — быстрее меня догадывается Эбби. — Да ты креативщик!
— А то! — подмигивает он ей. — В общем, это, Марк, — твоя палочка-выручалочка. Если будет очень худо — закуривай один из них. Вот спички, — их он отдает Эбби. — Дал бы зажигалочку, но местное население не поймет. Их и спички-то до усрачки напугают, а уж зажигалка… короче, если дело совсем уж дрянь — закуривай косяк. Тут же расклад на столе изменится. Правда… не ожидай, что будет это прям в твою пользу… но в бою против Муромца иначе ты с Арены живым не выйдешь.
Я грустно смотрю на эти косяки.
Сглатываю подступивший к горлу комок.
— Почему ты… не дал их раньше?
Я не вижу, как реагирует на эту фразу Эл, так как смотрю на содержимое портсигара.
— Мы потеряли весь наш класс… и Джимми. Он же был тебе другом.
И теперь я поднимаю глаза.
Эл не улыбается, что бывало редко.
— Я не мог, Маркус, — серьезно говорит он. — Я делаю лишь то, что мне дозволено.
— И ты тоже исполняешь приказы?
— Не приказы, нет, — он опускает свой взгляд и смотрит на водную гладь. — Я лишь не переступаю черту. Когда мне запрещают делать что-либо, я этого не делаю. Но могу делать все, что угодно, кроме. Главное — не переступать черту. Когда был объявлен бой твоей команды против Муромца… запрет на нашу встречу был снят. Равно как снят и запрет на то, что я отдам тебе этот портсигар.
Он смотрит на меня. И, кажется, его глаза блестят.
— Я любил Джимми, чувак. Он был клевый, — он кивает. — И этот портсигар… я его еще в вашем мире приготовил, чтобы отдать вам. Джимми, если быть откровенным. Но стоило нам переместиться, как я получил запрет на это.
Он сглатывает.
— И я все это время носил его здесь, — он касается рукой своей груди, — возле самого сердца.
Я сглатываю.
— Прости, — тихо произношу, понимая, что обидел Эла, а он просто хочет помочь. Я понимаю, что совершенно не знаю законов этого мира, и глупо было сваливать вину за смерть Джимми на него.
— Но, — вдруг вступает в разговор Эбби, — почему же сейчас… сняли этот запрет?
И Эл вновь начинает улыбаться, будто никакого грустного разговора и не бывало.
— Кое-кто нарушил правила. Внес в былой порядок щепотку хаоса. А если где-то появляется намек на шалость… — он кивает, улыбаясь еще шире, так широко, насколько он только может, становясь похожим на эдакого Джокера из комиксов про Бэтмена, — мой покровитель просто обязан обратить ее в безумное безобразие!
Я пытаюсь переварить только что услышанное.
— Представьте себе трубу. И дикий напор внутри нее! И если бы не болты, коих миллионы, напор бы к чертовой матери снес любую дамбу! Но болты держатся крепко, и вроде бы все в порядке… но вдруг кто-то шутки ради, или попросту потому, что он зазнавшийся идиот, решает чутка подкрутить один из болтов. Одно малюсенькое движеньице… — он показывает это двумя пальцами — указательным и убольшим, — и БАМ!!! Болт выбрасывает диким напором на хрен, а затем и всю хренову трубу разносит к чертовой матери, как взорвавшийся от натуги пердак!
Последние слова он прямо выкрикивает. От резкого «Бам!» Эбби даже испуганно вцепляется в мою руку. Мы оба сидим, затаив дыхание и продолжая слушать харизматичного оратора.
— А потому — вот вам еще одно правило, — говорит Эл.
— Еще одно? — пытаюсь вспомнить я, были ли еще правила.
Но хиппи игнорирует этот вопрос, продолжая:
— …никогда не расшатывайте болт, не имея понятия о хрупкости конструкции. А этот мир… невыносимо хрупок, — пару раз он моргает, затем выбрасывает по направлению ко мне руку, и его указательный палец оттопыривается, указывая на мой нос. — Так что не трогайте болты!
Глава 35. Усмиряя Зверя
— Не могу сказать, что это было мое лучше первое свидание, — говорит Эбби, когда мы подходим к дому, — но и не худшее.
Она разворачивается ко мне.
Мы стоим у двери, на улице уже темно. Через дорогу виднеется особняк Мастера, на небе куча звезд и уже неполная луна, а я любуюсь глазами Эбигейл. Часто поглядываю на ее губы.
Надо же… я видел ее грудь, но не могу податься вперед, чтобы поцеловать… что за бред?..
Да и мы же уже целовались как-то… правда, это было до того, как она застала меня с Марией, но…
Она делает первый шаг сама. Закрыв глаза, она приближается ко мне, и тут я уже не дрейфлю — быстро нахожу ее губы своими, обнимая одной рукой за талию, а другой зарываясь в волосы.
Когда наш поцелуй заканчивается, меня переполняют всего два ощущения. Первое — это возбуждение. Причем довольно сильное. Даже не знаю, каково будет бороться с ним вручную… так сказать, по старинке. После всех моих похождений тут… вновь заниматься рукоблудством будет… так себе, короче.
А вот второе чувство — это разочарование. Поцелуй не показался мне таким, каким он был с Марией, Элеонор, Карой… да с той же самой Эбби в наш первый раз.
Этот поцелуй был не такой раскованный, не такой страстный… возбудить-то он возбудил… но не более того.
Тем не менее, я улыбаюсь ей в ответ, искренне надеясь, что мои ощущения связаны либо с тем, что Эбби была не в духе, либо (что еще лучше) с тем, что действие афродизиака Кармен еще не выветрилось полностью.
Но, когда она идет к двери, я вожделенно пялюсь на ее зад. Видимо, понимая это, она начинает немного вульгарнее покачивать бедрами. И тут у меня встаёт уже на полную.
***
— Сегодня у тебя учение с Хейзелом, — сообщает Мастер следующим утром, когда мы с Бруно приходим на тренировку. — Он ждет тебя в доме.
Тяжело вздохнув, я киваю Бруно, так как примерно понимаю, что его может ждать, и ухожу в дом. Внутри… всё изменилось.
Былой поддерживаемый Эльзой порядок превратился в типично холостяцкий вариант съемной квартиры. Даже столик посреди гостиной почему-то перевернут ножками вверх.
В одном из кресел, забросив ногу на ногу и покуривая трубку Мастера, гордо восседает охотник в своей длиннополой шляпе. Его волчьей шкурой накрыта спящая на полу Элеонор. И, я не уверен конечно, но она, кажется, голая под ней.
— Не обращай на нее внимания, — говорит Хейзел, выпуская клубы дыма. — Она очень вымоталась за ночь, и не проснется.
Сглатываю. Я понимаю, что она, по всему видимому, весело проводила то время, что ее не было у нас дома, но решил не представлять себе, как именно. Хотя фантазии поперли сами собой.
— Садись, Марки, — он указывает на противоположное от себя кресло. Я послушно выполняю приказ, порою поглядывая на Элеонор. — Через четыре дня у тебя тяжелый бой будет. Думаю, самое время усмирить Зверя, чтобы в бою он не подвел.