Алиме чем-то недовольна, и переворачивает первую из четырех выложенных в вертикальный ряд карт.
Большое сердце, пронзённое тремя мечами.
— Маркус… — как-то грустно говорит Алиме, — ты… кого-нибудь… любишь?
Сглатываю.
— Ну… не могу сказать, что прям люблю…
Она переворачивает еще одну карту.
Ее смысл понимаю даже я.
— Смерть? — спрашиваю Алиме.
— Эта карта не всегда означает именно смерть, — объясняет она. — Иногда она говорит об окончании какого-то жизненного этапа, и начале другого.
— Типа я выберусь с Арены?
— Типа этого, да, — но сказано неуверенно.
Переворачивает третью.
На ней — что-то типа пизанской башни, такая же скошенная на бок. И из нее падают люди.
Алиме сглатывает. Ее рука дрожит, когда она переворачивает последнюю карту.
И облегченно вздыхает.
— Колесница, — говорит она, и бросает карту на стол. — Ты уже очень скоро выберешься с Арены, Маркус.
Улыбается.
Но как-то грустно.
— А что еще они говорят?
Опускает глаза в стол.
Ставит палец на одну из карт. Там нарисовано некое чудовище.
— Берсерк, — говорит она. — Безумный монстр. Он станет очень важным этапом для тебя. Ты выживешь… но многое потеряешь.
Ее взгляд падает на сердце, пронзённое мечами.
Я догадываюсь о смысле этой карты.
— Эбби убьют?
— Эбби? — Алиме улыбается, глядя на меня. — Я рада, что твой выбор пал на эту красоточку, а не ту шалапендру, которую ты водил в таверну.
— Я тоже, — признаюсь честно. — Так ее убьют?
— Не знаю, — пожимает плечами. — Возможно, вы просто расстанетесь. Но одно точно — сердце твое будет разбито.
Хорошего в раскладе было мало.
— И как скоро, по-твоему, все это должно произойти?
— Они… — Алиме смотрит на карты, — не видят дальше двух недель. Так что…
— Я понял, — почему-то мне кажется, что в этом мире подобным вещам нужно верить. Почти уверен.
— Прости, что скинула тебе. Не нужно было…
— Я сам попросил, — говорю я и откусываю пирожок. Ранее очень вкусный, теперь он стал каким-то… пресным.
— Давай чай поставлю, — предлагает она и удаляется к печи.
Когда она встает, я беру в руку одну из карт, ближе всего лежащую ко мне. Некий шут. Он идет вперед, не замечая, что перед ним обрыв. В зубах у него зажата какая-то палочка, и мне даже кажется, что это сигарета, или даже самокрутка, но я прогоняю эту мысль, так как вряд ли в этом мире они существуют… но лицо шута… очень уж оно напоминает мне Эла… особенно эти волосы, торчащие из-под типично шутовской шляпы с бубенчиками.
Волосы, напоминающие дреды…
***
— Нужно поговорить, Маркус, — говорит Элеонор, едва я успеваю переступить порог нашего дома. В гостиной находятся практически все. Кроме Марии, запертой в подвале.
И эти самые все смотрят на нас. Особенно Эбби.
— Наедине, — произносит мисс Флауэрс.
После этих слов Эбби как-то ежится.
Я бы улыбнулся от мысли, что она начинает ревновать, но только не после того, что узнал несколько часов назад в доме Алиме.
— Ну… хорошо, — киваю, а затем иду за Элеонор наверх по лестнице. Она ведет меня в свою спальню, которую практически не использовала ни по одному из ее назначений. — Рад, что ты вернулась.
Она закрывает за собой дверь.
Теперь стоит и смотрит на меня.
И молчит.
— Элеонор? — произношу я в попытке разбудить ее.
— Мой месячный цикл не нарушался ни разу за всю мою жизнь, — выпаливает она. — Всегда ровно двадцать восемь дней. Всегда!
— Типы ты заболела?
Она усмехается. А я отгоняю от себя ту мысль, что атакует мой мозг.
— У меня задержка.
Сглатываю.
Я прекрасно понимаю, что она пытается мне рассказать.
— В нашем мире, — она улыбается, — я сказала бы что-то вроде: «Дорогой, я была у врача».
И я сажусь на кровать. Вернее даже, падаю.
Как-то… странно это всё…
— Ты побледнел, — замечает она.
— Правда? — вопрос риторический. Мне нехорошо, и я это знаю. Первая мысль: «Эбби точно меня бросит!» Вторая… — Не обязательно ведь я отец, верно? Бруно тоже с тобой спал, и…
— То время, когда я могла залететь, приходится именно на те дни, когда я была только с тобой. И тот единственный раз, когда ты в меня кончил. Помнишь?
Я помню. Она даже тогда испугалась. Говорила, что может забеременеть.
Я помню это…
В горле сушит.
Вот как же так-то а?! Некоторые пытаются! Стараются! Долго стараются, но у них не выходит. А тут… один-единственный раз, когда я не сдержался, был настолько возбужден, что…
— Да и… я уже типа сделала тест ДНК, — закатывает она глаза. — Мне доктор сообщил и про беременность, и про то, кто отец. Я и сама догадывалась о беременности, а о том, кто отец, и вовсе была уверена, но…
— Какой еще доктор?
Элеонор некоторое время молчит, раздумывая, как ответить.
— Хейзел, — сглатывает.
А я усмехаюсь.
— Он предложил мне сбежать, — присаживается на кровать рядом со мной. — Говорит, что пойдет на этот риск ради меня. Мастер его поддерживает. Говорит, что поможет с побегом.
— Но у них же бой…
— Хейзел говорит, что этот бой — чистое самоубийство. Подбивает Мастера тоже на побег…
— А он что?
Элеонор тяжело вздыхает.
— Мастер сказал, что не будет бежать ни от драки, ни от смерти. Сказал, что уже давно готов умереть.
— Но ведь мне Хейзел сказал…
— Это чтобы ты не волновался за них, — Элеонор опускает взгляд. — Хейзел говорит, что мы сможем сбежать, и будем ждать тебя там, снаружи. Хейзел верит, что когда-нибудь ты выберешься с Арены. И просит прощения, что не смог помочь и тебе с побегом. И… это…
Она кладет свою руку на мою.
Я решаю не шевелиться.
— Ты мне и правда нравился, не смотря на разницу в возрасте, — она улыбается. — Ты не будешь против, если мы… с Хейзелом…
— Ты мутишь с Волком? — я улыбаюсь.
Она тоже улыбается, обнажая белоснежные зубы.
— Типа того, да, — она кивает. — Мы как бы вместе, если я все правильно понимаю. Он назвал меня своей самкой при разговоре с Мастером. Как я поняла, значить это может лишь одно.
Я пожимаю плечом.
— Наверное.
Элеонор облизывает губы.
— У нас будет мальчик.
— Это тоже Хейзел узнать может?
Она кивает.
— И он не против, чтобы мальчик знал, кто его настоящий отец.
— Я думаю, — ощущаю неловкость, — пока рано говорить… о таком…
— А ты уверен, что будет еще возможность?
И тут я немного озадачен.
— Я ведь даже не знаю, увижу ли тебя и правда снова. Может, нам придется бежать так далеко, что больше мы не пересечемся. А может, кто-то из нас и вовсе не доживет до этой встречи. Не исключено, что нас с Хейзелом поймают. А тогда…
Она опускает взгляд. Печально смотрит себе под ноги.
— В любом случае, я здесь, чтобы попрощаться. Ты всегда нравился мне на уроках, но в этом мире… — улыбается, — здесь мне даже показалось, что я в тебя влюбилась. Сейчас, конечно, понимаю, что это не так…
Я и рад ее словам… и не рад… и…
— Надеюсь, у вас с Уэбстер всё сложится. Она — хорошая девочка. Хоть и списывала постоянно у тебя. Вернее, заставляла тебя делать ей домашку и решать контрольные.
— Так ты знала?!
— Конечно, — усмехается. — А почему, как ты думаешь, я ставила тебе «А», а ей «А» с минусом?
И до того, как я успеваю что-либо сказать, она впивается в мои губы. В поцелуе нет страсти. Лишь нежность. Нежность и тепло.
Прощальный поцелуй.
Когда она отрывается, тут же кладет на мои губы свой указательный палец.
— Это, — шепчет она, — будет наш маленький секрет.
И затем она встает с кровати и покидает свою спальню.
Навсегда.
Глава 37. Причины и следствия
— Эбби!!! Спички!!! — фиолетовая самокрутка уже готова. Я подношу ее к горящей серной головке, которую практически сразу поджигает Эбби после моего крика.
И тут…
…спичка гаснет.
Еще до того, как я успеваю поднести к ней сигарету.
— Еще одну!!!
Поджигает следующую, но гаснет и она тоже.
Практически сразу.
— Маркус, я не знаю, в чем дело!!! — орет Эбби.
— Твою мать, так и знал, что ничего не выйдет! — слышу голос Бруно, и краем глаза замечаю, как он ныряет навстречу Муромцу. Я, тем временем, забираю у Эбби спички и поджигаю одну из них сам. Всё надо делать самому!
Но она гаснет и у меня. Сразу же.
Не веря своим глазам, я целую секунду пялюсь на спичку, и лишь затем поднимаю голову. На нас смотрит лишь один человек. Анна и Корделия наблюдают за Бруно. А вот Мария… Мария смотрит на нас.
Глядя на нее, я поджигаю спичку.
И вижу, как Мария тушит ее коротким жестом руки.
Хренова магесса огня просто не дает мне ее поджечь.
— Ах ты чертова сука! — ору на нее я, поднимая копье.
В ее глазах появляется страх.
Я реально хочу проткнуть эту шалаву за подобное предательство.
Но возникает небольшая проблема — в нас с Эбби летит огромный камень, который был брошен в Бруно Берсерком, но тот успешно отпрыгнул в сторону. И камень летит вовсе не на меня.
Бросая копье и роняя на землю спички, я бросаюсь на Эбби, чтобы убрать ее в сторону.
Перед тем, как бой левый бок встречается с этим булыжником, размером с человека, я вижу, что Эбби находится в полной безопасности.
И уже затем наблюдаю, как фиолетовая так и не зажженная самокрутка, смешиваясь с кровью, вылетает из моего рта. И, кажется, я даже слышу хруст костей…
***
Тремя днями ранее…
— Нам не победить, — говорит Бруно, усаживаясь рядом со мной на траву после того, как Мастер объявил перерыв.
— Не бойся, — я лежу, глядя на облака. В зубах — сорванный минутой ранее колосок. — Есть у нас козырь, только не распространяйся.
— Что за козырь?
— Один старый друг подогнал. Большего сказать не могу.
Он кивнул.
— Сто процентов?
— Не могу знать. Но это лучше, чем ничего.