Гламорама — страница 25 из 122

и отношения с Лорен Хайнд в Кэмдене и были ли у нас вообще какие-то отношения, как будто сейчас, в этом лофте на Бонд-стрит, это имеет хоть какое-то значение.

— Виктор, — изрекает Конрад, уперев руки в боки, — огромное количество групп приходит в шоу-бизнес с совершенно ложными намерениями: зарабатывать деньги, спать с кем попало…

— Стой, погоди-ка, Конрад. — Я вытягиваю руки вперед и принимаю сидячее положение. — Ты называешь это совершенно ложными намерениями? Ты серьезно? Я просто хочу уточнить.

— На репетициях, Виктор, — говорит Конрад, склоняясь надо мной, — ты только пьешь пиво да перечитываешь журналы, в которых есть что-нибудь о тебе или твоей подружке.

— А ты все еще живешь в легендарном прошлом, брат, — говорю я устало. — Записи Капитана Бифхарта? Йогурт? Что за херня здесь творится, а? И кстати, Ацтек — ты когда-нибудь подстрижешь ногти на ногах? Мать вашу так, где ваша сила духа? Что вы вообще делаете на этом свете, не считая того, что таскаетесь на дурацкие поэтические чтения в «Fez»? Почему бы вам не начать ходить для начала в гребаный тренажерный зал?

— Мне и без того физических нагрузок хватает, — неуверенно заявляет Ацтек.

— Забить косяк — вот и все твои физические нагрузки, парень, — чеканю я. — И сбрей чертову щетину с морды. Ты выглядишь как натуральный козел.

— Мне кажется, тебе пора немного остыть, Виктор, — говорит Ацтек, — и занять свое место в среде избранных.

— Я просто подсказываю вам, как вырваться из всего этого затхлого хиппанского нафталина.

Ферги смотрит на меня и как-то странно ежится.

— Ты ставишь под удар нашу дружбу, — говорю я, хотя эти слова сами срываются у меня с языка без особого напряжения.

— Ты никогда не бываешь здесь достаточно долго, Виктор, — выкрикивает Конрад, — чтобы было что ставить под удар!

— О, я тебя умоляю, — бормочу я, готовясь встать и уйти.

— Иди, иди, Виктор, — вздыхает Конрад. — Ты никому здесь не нужен. Иди открывай свой большой занюханный клуб.

Я хватаю свой портфолио и сумку с компактами и направляюсь к двери.

— Вы все такого мнения? — спрашиваю я, останавливаясь возле Фица, который вытирает нос об свитер от хоккейной формы, служащий ему подушкой. Глаза его закрыты, он явно безмятежно спит и видит во сне полные упаковки с таблетками метадона.

— Могу поспорить, что Фиц не хочет, чтобы я уходил. Правда, Фиц? — спрашиваю я, склоняясь над ним и тряся за плечо. — Эй, Фиц, проснись!

— Не стоит даже пытаться, Виктор, — зевает Ферги.

— Что случилось с нашим синтетическим мальчиком? — изумляюсь я. — Если не считать, разумеется, того, что он прожил десять лет в Гоа.

— Он перепил «Jдgermeister» прошлой ночью, — вздыхает Конрад. — А сейчас он закинулся ибогаином.

— Ну и что? — спрашиваю я, по-прежнему пихая Фица.

— А на завтрак — экстази, разбавленный слишком большой дозой героина.

— Слишком большой дозой?

— Героина.

— Вместо…

— Правильной дозы героина, Виктор.

— О Боже, — бормочу я себе под нос.

— Ну и ну, Виктор, — ухмыляется Конрад. — Тебе бы в деревне жить.

— Лучше я буду жить в деревне, чем водиться с людьми, которые сосут сами у себя кровь, вы, гребаные хиппующие вампиры.

— Фиц также страдает бинокулярной дисфорией[69] и ущемлением лучезапястного нерва.

Сияй же, безумный бриллиант![70]

Я роюсь в карманах, извлекаю оттуда купоны на бесплатную выпивку и раздаю их ребятам.

— Ну что ж, я пришел сюда исключительно чтобы сообщить вам о моем уходе из группы — да, кстати, купоны действительны только в период от 23:46 до 00:01 сегодня вечером.

— Так вот в чем дело, — говорит Конрад. — Ты просто уходишь?

— Я благословляю вас продолжать наше дело, — говорю я, возлагая два купона на бесплатную выпивку на бедро Фица.

— Как будто это тебя волнует, Виктор, — бурчит Конрад.

— Я думаю, Конрад, что это хорошая новость, — говорит Ферги, тряся в руке «Волшебный шар». — Я бы воскликнул по этому поводу: «С ума сойти!» Надо заметить, что «Волшебный шар» придерживается того же мнения — посмотрите, он говорит: «С ума сойти!» — и он поднимает шар так, чтобы всем было видно.

— Короче говоря, весь этот ваш инди-рок — это один большой пшик, — говорю я. — Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

Конрад молча смотрит на Фица.

— Конрад, послушай, может, нам стоит сходить на выходных попрыгать с «тарзанки» вместе с Дуэйн и Китти? — говорит Ацтек. — Что ты на это скажешь, Конрад? Конрад? — Пауза. — Конрад?

Конрад продолжает взирать на Фица, а затем, когда я уже выхожу за дверь, он говорит:

— Понимает ли хоть кто-нибудь из вас, что в нашей группе у барабанщика самая дурная голова?

17

Пешком по Лафайет, не в силах отделаться от ощущения, что за мной кто-то следит, и останавливаюсь на углу Четвертой Ист, заметив свое отражение в стекле, покрывающем рекламу Armani Exchange, которое сливается с изображением мужской модели, выдержанном в светло-коричневых тонах, таким образом, что оба мы сливаемся в единое существо, и мне до такой степени трудно оторвать от этой картины взгляд, что на мгновение шум города вокруг стихает, если не считать попискивания пейджера, а сухой воздух вокруг меня начинает потрескивать, но не от статического электричества, а от чего-то другого, более трудноуловимого. Мимо беззвучно проезжают такси, кто-то, одетый в точности как я, пересекает улицу, три красивые девушки проходят рядом и смотрят на меня, им всем не больше шестнадцати, а за ними плетется какой-то бычара с видеокамерой в руках, приглушенная, звучащая диссонансом музыка Моби доносится из открытой двери гимнастического зала «Crunch» на другой стороне улицы, а над дверью на самой крыше здания возвышается огромный рекламный щит, на котором печатными черными буквами написано «ТЕМПУРА». Но тут некто кричит «Стоп!», и все оживает — шумит стройка нового магазина сети Gap у меня за спиной, пищит пейджер — на нем по какой-то странной причине высвечивается телефон ресторана «Indochine» — этот-то звук и заставляет меня направиться к телефонной будке, где, перед тем как набрать номер, я представляю себе обнаженную Лорен Хайнд, которая идет ко мне через холл номера люкс отеля « Delano » с намерениями столь серьезными, что даже я не способен оценить до конца всю их серьезность. Элисон снимает трубку.

— Я хочу заказать у вас столик, — говорю я, пытаясь изменить свой голос.

— Мне нужно сказать тебе что-то важное, — говорит Элисон.

— Что? — Я делаю вид, будто сглатываю слюну. — Т-т-ты раньше была мужчиной?

Элисон ударяет трубкой по какой-то твердой поверхности.

— Ах, извини, меня вызывают к столику, мне пора идти.

— По звуку не похоже на, эээ, вызов, зайка.

— Это новый звонок такой. Он симулирует звук, который возникает, когда женщина, уставшая поддерживать отношения с бестолковым идиотом, в гневе бьет трубкой по стене.

— Ты очень доходчиво объясняешь, солнышко, очень доходчиво.

— Я хочу, чтобы ты явился сюда в течение двух минут.

— Я в запарке, зайка, я в дикой запарке!

— Что у тебя там такое? Обращение к нации, что ли? — отрезает она. — Подними задницу и будь здесь немедленно.

— У моей задницы, эээ, совсем другие планы.

— О Господи, Виктор, эта многозначительная пауза, наполненная мычанием, означает только одно: у тебя свидание с этой твоей идиоткой.

— Зайка, увидимся вечером, — изображаю я натужное мурлыканье.

— Слушай, я отлично знаю номер Хлое и могу позвонить прямо сейчас и…

— Ее нет дома, Горгона.

— Ты прав, ее нет дома, она в баре «Spy» снимает рекламу для японского телевидения, и…

— Черт тебя подери, Элисон, ты…

— …я в настроении испортить всем нам жизнь по-крупному. И меня необходимо срочно вывести из этого настроения, Виктор, — предупреждает Элисон. — Иначе я действительно испорчу все по-крупному.

— Ты такая стерва, зайка, что слушать тошно, — вздыхаю я. — Ой-ой-ой! Последнее восклицание, типа, подчеркивает мою мысль, — разъясняю я.

— Ах, Хлое, это был сплошной ужас! Он набросился на меня. Он вел себя как последняя un animate[71]! Он говорил мне, что он тебя даже вот ни чуточки не любит!

Что ты от меня хочешь в конце-то концов, зайка?

— Я просто больше не хочу ни с кем делить тебя, Виктор, — говорит Элисон с безразличным вздохом. — Я на сто процентов уверена, что пришла к этому заключению во время показа коллекции Alfaro.

— Но ты ни с кем меня не делишь, — говорю я, понимая всю бесполезность своих слов.

— Ты спишь с ней, Виктор.

— Зайка, но если бы этого не делал я, это делал бы какой-нибудь больной СПИДом подонок, и тогда…

— О Боже!

— …мы все влипли бы по самые уши.

— Заткнись! — вопит Элисон. — Немедленно заткнись!

— А ты что, собралась бросить Дамьена?

— У нас с Дамьеном Натчесом Россом…

— Зайка, прошу тебя, не называй его полной кличкой. У человеческого существа не может быть такого имени.

— Виктор, я пытаюсь тебе кое-что объяснить, а ты ведешь себя так, словно меня в упор не слышишь.

— Что? — делаю я снова вид, будто сглатываю слюну. — Т-т-ты раньше была мужчиной?

— Без меня, а следовательно, и без Дамьена, у тебя бы не было никакого клуба. Сколько еще раз я должна напоминать тебе об этом? — Пауза, во время которой слышно, как Элисон выдыхает дым. — И тогда у тебя не было бы ни малейшего шанса открыть тот, другой клуб, который ты собираешься открыть…

— О!

— …в тайне от всех нас!

Мы оба молчим. Я вижу мысленным взглядом, как верхняя губа Элисон расплывается в торжествующей ухмылке.

— Уж не знаю, откуда тебе в голову приходят такие мысли, Элисон.

— Заткнись! Продолжать беседу с тобой я намерена, только если ты явишься в «Indochine». — Повисает пауза, которой я даже не пытаюсь воспрепятствовать. Поэтому последнее слово остается за Элисон: — Тед, не можешь ли ты набрать для меня телефон бара «Spy»?