Утверждено Верховным Советом
Всероссийской фашистской партии
25 октября 1936 года, № 69
§1. Партийное приветствие российских фашистов заключается в поднятии правой руки от сердца к небу с возгласом полным голосом – «Слава России!»
§5. Поднятие руки для приветствия без возгласа «Слава России!» называется салютом, фашисты салютуют друг другу вместо полного приветствия, если их рот занят или если в данном месте нельзя громко произносить «Слава России!» Фашисты салютуют национальному или партийному флагу – при виде флага. Фашисты салютуют при исполнении фашистского или национального гимна, или гимна приютившей страны, причем по окончании партийного гимна старший по иерархии фашист провозглашает «Слава России!», подхватываемое всеми присутствующими. Фашист салютует начальнику и держит руку поднятой при рапорте. Фашисты салютуют всякой команде «Смирно!», отданной для них или находящихся в данном месте воинских частей.
§6. Приветствие В.Ф.П. является также общим приветствием и для Российского женского фашистского движения, Авангарда, Союза юных фашисток, Союза фашистских крошек – и данные правила полностью распространяются на членов данных организаций.
Заключение
Как фашисты оболванивают молодежь
Нельзя оставить без комментария тот вопрос, почему адепты героев этой книги являются столь восприимчивыми к идеологии гламурного фашизма. О своем взгляде на эту проблему рассказывает социолог Евгения Тараненко. Е. Тараненко участвовала в несанкционированном митинге в приемной администрации президента вместе с членами национал-большевистской партии 14 декабря 2004 года. Во время акции, где она, по ее собственным словам, проводила исследование методов активности радикальных политических организаций по теме своей диссертационной работы, была арестована, после чего провела год в следственном изоляторе 77/6 в качестве обвиняемой в совершении тяжких и особо тяжких преступлений.
Мотив уничтожения неоспоримо присутствует в социокультурной атмосфере любого движения и часто, переплетаясь с обратной смерти динамической тенденцией к воспроизводству, является движущим и возбуждающим началом. Уничтожение реальности как идеальный выход из ситуации. Множество поддерживающих боевой дух революционных текстов выстроено на заигрывании с естественным, как продолжение рода, инстинкте смерти. Мотив уничтожения также кроется в неисчезающих околотанатологических фетишах – изображениях оружия, цепей, орудий пыток и прочей дребедени.
Выше, выше, черный флаг – государство главный враг! Революционные инверсии все об одном и том же – попытка призыва к «убийству убийц» или разрушению разлагающейся политической системы. Ведь менты – это же «убийцы народа», поэтому хочется «смерти серых оккупантов» и сердце разбито «оттого, что нет автомата». Такое побуждение к разрушению испорченного мира легко оборачивается в обратное желание самопожертвования, самоуничтожения для лучшей действительности. И здесь рассматриваемое стремление может трансформироваться в прямые и латентные формы.
Наиболее экстремальна в данном случае возникающая сверхценность героизма с обязательными коннотациями погибели под символическим или реальным обстрелом из оружия врага, красивая жертва за «правое дело». Из рассуждений национал-большевиков, с которыми я сидела в тюрьме, становилось все яснее, что для них «лучше смерть, хотя бы социальная, чем такая жизнь». Но так спекулировать на смерти – это то же самое, что пытаться продать ее за большие деньги.
Латентное же стремление к самоубийству присутствует постоянно и обнаруживается в повсеместном желании растворения своего «я» в чужом «мы». У революционеров нет ничего своего, даже никакого mein kampf, только «наша борьба» и «наши будущие победы». Растворить свой одинокий страх в коллективном мужестве, свою непривлекательную внешность в привлекательном для видеофокуса строю молодых и цветущих, несогласных, отрицать слабое «я» для созидания силы оппозиционного движения.
В этом же смысле характерна тенденция отказываться от себя и скрываться за символами, вымышленными именами и ролевыми позициями в организации. Политическая символика, как и любая реклама, поверхностная демонстрация жизни, никогда не связана с товаром и изображает отсутствующее. Все эти звезды, ирокезы, вздернутые кулаки и милитаристские прикиды, средства причастности к движению вплоть до погружения в коллективное бессознательное – жертва не только измененной телесности, но и всего себя во имя публичного выражения заданных кем-то идеалов.
Таким образом, реализуется пассивное влечение к смерти как трансформация живого в неживое, желание прекратить, возможно мучительное, «здесь и сейчас» существование и стать символом, куском текста в газете, частью истории или даже камнем – памятником себе самому. С другой стороны, оттенки религиозности, присутствующие в культурных настроениях радикальных движений, нередко аналогичны образам потустороннего, загробного мира – совсем другой, новой России, в которой другие порядки, другие люди с другим сознанием.
Навязчивое стремление к новому скрывает суицидальную склонность. Смерть и изменение тесно переплетены в области сновидений, поскольку смерть и является самым радикальным изменением жизни. Мотив сна двойственно присутствует в культурной жизни революционеров. С одной стороны, сон является наиболее распространенной метафорой окружающей действительности, от которой нужно пробудиться для последующей борьбы. Мир это ложь и иллюзия. Все элементы искаженной реальности, мешающие обывателям «осознать все как есть», сводимы примерно к следующему ряду, в котором политическое коварство, мебель, шуба, муж, двойня, тройня, домашний очаг и работа. По этому поводу часто присутствует призыв не проспать революцию.
На таком фоне любопытна характерная для современных революционных движений редукция четких политических установок к эмоционально насыщенным образам, прямо как во сне отражающая регресс мысли и превращение его в картинку. Мотивы растворяются в пространстве грез, провозглашаемое желание бороться за правду внутренне осуществляется как желание соединиться со смутно осознаваемым идеалом и стать мифологическим объектом суперменом-супергерлом. Внутри движения создается упрощенное замкнутое пространство, очищенное от внешних примесей и связей, насыщенное колоритным символизмом, где есть только друзья и враги, плохие и хорошие, черное и белое, где не может быть сомнения и противоречий, где маленький может, не впадая в бред величия, сказать большому «уходи» и он уйдет.
Белорусский антинацизм – характеристика здорового общества
Неприятие фашизма как консенсусная идеология для государства и общества кажется нормой. Но зачастую попытки романтизации фашизма не встречают должного отпора. Это означает, что общество больно. В соседней Белоруссии с тревогой смотрят на попытки оправдания нацизма и на наступление гламурного фашизма, происходящие в России. В той самой Белоруссии, которую «цивилизованный мир» привык упрекать в потакании «диктатору», в установлении «фашистского режима», невозможны были бы такие проявления настоящего фашизма, с которыми читатель познакомился на страницах этой книги. Для Белоруссии антинацизм как одна из основ идентичности нации является естественным. Тем более странно нашим соседям видеть, что в стране – победительнице фашизма происходит его постепенная реабилитация. О том, что такая ситуация может привести к серьезному ухудшению отношений между Россией и Белоруссией, рассказывает Юрий Шевцов, директор белорусского Центра по проблемам европейской интеграции.
В мире есть две страны и две нации, для которых противостояние нацизму во Второй мировой войне является принципиально важным источником их современной идентичности и государственной идеологии – Израиль и Белоруссия. Феномен и история Израиля хорошо известны. Как ни странно, меньше известно про Белоруссию и белорусов, которым память о войне с нацизмом также принципиально важна для определения современной системы духовных и политических координат. В ходе войны с нацизмом белорусы понесли колоссальные потери в населении и народном хозяйстве. Потери составили около трети довоенного населения, были разрушены почти все города, значительная часть деревень, был уничтожен почти весь довоенный промышленный потенциал.
Фактически современное белорусское государство и белорусская нация начинают отсчет своего нового исторического времени именно со Второй мировой войны. Довоенная история в идентичности современных белорусов имеет небольшое значение, во всяком случае историческая память о довоенных эпохах не положена в основу идеологии нынешнего белорусского государства. В этом смысле противостояние нацизму для идентичности белорусов имеет даже большее значение, чем для евреев. Все-таки в современной еврейской идентичности занимают огромное место иудаизм, сионизм, иврит и историческая память про несколько тысяч лет этнической истории, которая предшествовала Холокосту времен Второй мировой войны.
Для белорусов антинацизм, память про войну против нацистов является частью современного национального сознания. Национальная память формируется в ходе решения общенациональных задач. Противостояние нацизму было именно такой общебелорусской национальной задачей. В принципе речь шла о физическом выживании белорусов, о противостоянии попытке геноцида со стороны немцев. Противостояние геноциду или иному пути исчезновения – это максимально возможное проявление исторической субъектности народа.
Белорусы в ходе Второй мировой войны столкнулись с угрозой геноцида со стороны идеологии, которая на основе нацистских расовых критериев выделила белорусов в отдельный народ и определила особую политику по отношению к ним. Представление белорусов о себе и их собственная идентичность особого значения для нацистов не имели. Имела значение в основном расовая оценка белорусов на их соответствие арийским параметрам и стратегическая заинтересованность немцев в освоении занимаемой белорусами территории. Белорусы столкнулись не с