- Я думал о Молнии Агаты, - сказал Эрвин.
- Ага, - ответил кузен с видом одобрения.
- Пусть покажет, - шепнула альтесса.
- Продемонстрируешь?..
Роберт оценил пространство комнаты и счел показ безопасным. Поставил канделябр со свечою на край стола; с прежним трепетом обнажил Глас Зимы, сделал несколько пробных взмахов. Потом начал раскручивать клинок перед собой, будто сражаясь с незримым соперником. Вот невидимка рубанул его слева — Роберт парировал и провел ответную атаку. Вот невидимка отбил ее, Глас Зимы отскочил от блока, взметнулся вверх, выписал дугу над головою. Роберт шагнул к столу и хлестнул мечом. Не ударил, не рубанул — именно хлестнул, будто держал не сталь, а кнут.
Клинок исчез. Пропал над головой кайра — блеснул внизу, у самой столешницы, — сверкнул под потолком — и снова внизу. Роберт отшагнул назад, вынул из воздуха возникший заново Глас Зимы, принял защитную позицию. Свеча распалась на три равных части: съехала вбок верхушка, отпала середина, а низ остался в канделябре, срезанный гладко, будто масло.
- Ухххх!.. - Выдохнула альтесса.
Роберт убрал меч в ножны.
- Когда начнем, кузен?
Не теряя времени, Эрвин приступил к тренировкам в тот же день, а продолжил следующим, и следующим, и следующим. Он отдавался учебе с удовольствием — собственно, любое дело во дворце лорд-канцлер Эрвин Ориджин делал в свое удовольствие, либо не делал вовсе. Он выбрал простой, но чертовски изящный тренировочный костюм; ходил в фехтовальный зал не утром и не вечером, а перед обедом — когда придворные барышни точно заметят его в пути. С небрежной учтивостью кланялся, придерживая Глас Зимы (и акцентируя на нем внимание), ронял невзначай что-нибудь о фамильных приемах или традициях Севера.
- Ах, к чему фехтование! Никто не посмеет вызвать вас, милорд! - Отвечали дамы и добавляли с искоркой: - Хотя…
В этом «хотя» заключалось все, что только можно было сказать об умном, красивом, обаятельном, властном мужчине — и к тому же, мастере меча. Эрвин закреплял впечатление после тренировки, за обедом, когда мимолетно замечал:
- Отчего-то так разыгрался аппетит…
И какая-нибудь из придворных дам начинала шептаться с соседкой, а леди Аланис метала в нее огненные взгляды, а леди Иона хихикала на ухо брату…
Словом, тренировки приносили Эрвину массу внимания, укрепляли его образ великого воина - причем невзначай, без особых усилий. Что же на самом деле творилось в фехтовальном зале — знали лишь Роберт Ориджин и альтесса Тревога.
Обнажив меч, Эрвин скидывал маску. Игривость и непринужденность сменялись предельной, почти болезненной концентрацией. Эрвин кусал губы, бледнел от напряжения, рубил воздух так старательно, как бедный ученик приходской школы выписывает каракули в тетради. Роберт исправлял его ошибки с безграничным терпением, не говоря лишних слов, кроме: «Ага...»
У Эрвина не выходило ничего. С прежним своим мечом он достиг уровня среднего грея и мог одолеть если не опытного рыцаря, так хотя бы придворного выскочку. Но Глас Зимы был слишком легок и остер, и смертоносен. Этот клинок не прощал сомнений, не терпел человечности. Он привык ложиться в руку мечника с единственной целью – и цель эта была противна естеству Эрвина. Удары выходили вялыми, бессильными, ничтожными. Даже без «ага» Эрвин знал, что это — стыд.
- Нужны годы тренировок, - вечерами жаловался он альтессе Тревоге. Больше было некому — даже Иона и Аланис ничего не знали.
- Ага, - отвечала альтесса, подражая Роберту.
Она понимала, как и Эрвин: не в годах дело. Он — средненький мечник, но не дитя. Владеет и некоторой силой, и опытом (пусть малым), и пониманием сути. Если дело идет настолько плохо, то проблема — в характере Эрвина, в самой сердцевине души.
- Ты слишком добр, - говорила альтесса. - Тебе не хватает злобы.
- Лучшее состояние для боя — холодная ярость, - Эрвин цитировал отца.
- Холодная, но ярость, - отмечала альтесса. - А в тебе ни ярости, ни гнева.
- Я — сама ярость!
- Мне-то не рассказывай. Все твои мысли — слишком светлые. Думаешь о девушках и рыцарях, и об отце. Думаешь, как все тебя любят и как отец гордится, и загордится еще больше, когда выполнишь Молнию Агаты. Еще думаешь, как убьешь Кукловода и прославишься на века, и все будут счастливы, кроме Кукловода. А Кукловод в твоих мыслях — некий абстрактный злодей без души, которого совсем не жаль.
- Прекрати, я тебе не овца! Я выиграл войну и взял столицу. По моему приказу умирали тысячи. Я сам убивал, и не раз. Казнил безоружных пленников. Меня боится половина Империи!
- Это все — внешнее. Внутри тебя живет доброта. Глас Зимы ее чувствует и хочет другого.
- Чего? Жажды трупов? Чтобы я представлял себе мясо, мозги, кровищу и возбуждался от этого?
- Да нет… Представь, что ты в джунглях, и лианы мешают пройти. Или, скажем, дверь в твой дом завалило снегом. С каким чувством будешь рубить лианы, отбрасывать снег?
- Но люди — не снег!..
Альтесса грустно качала головой:
- Вот в этом твоя беда.
- И что же делать?
- Брось затею. Я люблю тебя таким, как есть. Добрый герцог Ориджин — чудо природы, словно белый рубин или синий изумруд! Глас Зимы отдашь Роберту — сделаешь его счастливым навеки. А Кукловода убьешь как-нибудь потешнее. Согласись, смерть от меча — это проза. Вот вставить в каждый глаз по оку и вместе разрядить, чтобы мозги закипели…
- Ты омерзительна! Фу же!
Эрвин продолжил тренировки.
Успехи оставались прежними.
Пришел месяц март...
* * *
- Милая, мне лень вчитываться. Не перескажешь ли вкратце, о чем тут?..
Альтесса Тревога глядела через плечо Эрвина, пока тот листал сорокастраничный отчет о следствии. Капитан Хайдер Лид из отряда Лидских Волков и агент протекции Итан Гледис Норма дожидались реакции герцога.
- Лентяй, - альтесса лизнула его за ухом. - Здесь говорится, что эти двое по твоему приказу взяли сотню греев да сотню агентов и прочесали берега Бэка на тридцать миль вниз от графского замка. Подобрали девяносто два трупа (идет список). Опознали двести шестнадцать трупов, найденных среди обломков поезда (приложен список). В поезде на момент крушения было триста двадцать человек, это значит — если не поленишься вычесть — что двенадцать покойников они не нашли. На пяти страницах изложено оправдание, почему эту дюжину можно уже не искать. Понимаешь - разложение, рыбки… Да и вообще, у недостающих трупов были дурацкие фамилии — взять, например, сира Сандерса Салли Сатерзвейта. Такое смешно писать на могиле.
- А Адриан?
- Странный вопрос, любимый. Адриана привезли две недели назад! Ты еще заставил Мими понюхать его останки. Хотел подержать волосы владычицы, когда ее стошнит?
- Я имею в виду… как бы сказать… не нашли они кого-нибудь, еще более похожего на Адриана?
- Тебе нужен второй труп императора?! А чем плох был первый? Зубы, метки на костях, эфес на поясе — все ж при нем! Выглядел скверно — ну так смерть никого не украшает. Посмотришь на себя через месяц после похорон…
Эрвин поцеловал ей руку и поднял взгляд на визитеров.
- Господа, я желаю побеседовать с вами раздельно. Кайр Лид, сперва вы.
Итан покинул комнату, кайр вытянулся в струнку:
- К вашим услугам, милорд.
- Как полагаете, почему я послал вас с этой задачей?
- Милорд, Лидские Волки служили вашему роду шестнадцать поколений и не запятнали себя ни одним мятежом. Мало о ком из ваших прим-вассалов можно сказать подобное. Кроме того, милорд, моя рота проявила исключительную доблесть в ночном Лабелине и в погоне за Серебряным Лисом. Придя в столицу, мы сложили к вашим ногам триста трофейных искровых копий!
- Я горжусь вашими успехами, Хайдер. Благодарю Агату за то, что создала вас моим вассалом. И добавлю одну похвалу, которую вы из скромности опустили: вы — лучший дознаватель в моем войске.
- Это не то качество, которым должен гордиться кайр.
- Но то, которое чертовски было нужно на берегах Бэка. Скажите: вы допросили этих… ммм… рыбаков, видевших крушение поезда?
- Так точно, милорд.
- И людей графа, первыми прибывших на место?
- Так точно, милорд.
- Расскажите.
- Их показания в точности изложены на бумаге. Позвольте мне освежить память, чтобы не упустить ни одной детали.
Кайр потянулся за отчетом, герцог покачал головой.
- Я спрашиваю не о том, что они сказали. Их слова известны всем, даже напечатаны в «Голосе Короны». Мост дал трещину, в нее просочилась вода, в стужу замерзла и усилила разлом... Честные альмерские рыбаки на рассвете удили карасей, как тут услыхали жуткий грохот, и — о мои боги! - поезд упал в реку. Один побежал в замок, другие хотели помочь, но не знали, как добраться до раненых. Вагоны лежали грудой, царил хаос, что-то горело. Пытались потушить, да было нечем — имели только пару ведер с рыбой. Прибежали люди графа, только сунулись в вагоны — как тут из верхнего, горящего, вылезает сам владыка. Они ему: «Прыгайте в воду, ваше величество! Мы вас спасем!» Адриан только прыгать — как шут подошел к нему сзади и кинжалом в спину… Верно я запомнил?
- Так точно, милорд.
- А вас, Хайдер, спрашиваю о другом. Сами эти рыбаки — они-то хорошо помнят свои показания?
- Виноват, милорд?
- Они, значит, ловили рыбу... А успели кого-нибудь поймать перед крушением? Кого конкретно – карася или щуку? Вот такого или вооот такееенного? А какую выпивку с собой взяли — косушку аль винцо? А жены им что сказали: «Снова пьяный вернешься» или «Кормилец мой любимый»? А когда поезд грохнулся — кто из них сотворил спираль, кто ругнулся, кто убежал со страху?.. Уловили, кайр, о чем я?
Лид кивнул с глубочайшим пониманием.
- Милорд, я себе месяц кусал локти за то, что не попал с вами во дворец, а потом война кончилась. Мечтал, чтобы нашлось у вас для меня достойное задание - а тут Бэк! Будьте уверены: я все сделал на славу. Каждого чертова рыбака мы допрашивали в три захода. День протрясли — взялись за других. Потом вернулись к этому, сверили показания, еще потрясли, еще вопросов добавили. И снова к другим, и по третьему кругу. Все они складно говорят, все сходится. Кто во что одет, кто кого поймал, кто как закричал, кто побежал, где споткнулся — все накрепко сковано и склепано.