Барон Балас ожидал своего наёмника в кабинете. Резное дерево мебели, потемневшей от времени и свечной копоти, живо напомнило Ицкоатлю каменную резьбу его родины, но, увы, не несло в себе никакого скрытого смысла. Это было просто украшение, в котором прихотливый ум мастера не зашифровал никаких тайных знаний.
— Вы звали меня, ваша милость, — остановившись на пороге, Обсидиановый Змей наклонил голову в лёгком полупоклоне.
— Звал, — барон Балас указал на свободное кресло. — Садись.
Ицкоатль не заставил себя упрашивать. В конце концов, он сидел в присутствии бога войны, что ему какой-то человек, не соблюдающий законов?
— Занимался со своими людьми? Как они? — спросил барон.
— Их придётся многому учить, — честно ответил Обсидиановый Змей. — Это в основном крестьяне, им вилы привычнее меча. Но они сметливы и быстро учатся. У вашей милости есть для меня задание?
Барон покачал головой.
— Пока нет. Твои люди изранены, им нужно залечить свои раны, а в одиночку ты ничего не сделаешь. Я звал тебя для другого.
— Я слушаю, ваша милость.
— Вчера ты говорил о том, что хочешь получить болотистую долину, с которой нечего взять. Зачем она тебе нужна?
— Она не нужна вашей милости, — Ицкоатль позволил себе лёгкую улыбку. — Я безземельный младший сын. Даже клочок болота в собственности придаст мне веса, и не нанесёт при этом ущерба вашей милости.
Барон приподнял брови.
— Ты умён. А твой отец слеп. Но это не мои проблемы… Итак, если ты не передумал, то вот наш договор, — он протянул Ицкоатлю лист желтоватой волокнистой бумаги. — Прочитай и подпиши, если тебя всё устраивает.
Обсидиановый Змей взял лист в руки, провёл по нему пальцами. Совсем не похоже на аматль, бумагу его народа… Он внимательно прочитал текст, про себя радуясь. что Саркана обучили грамоте. Без этого ему пришлось бы трудно — письменность в этом мире слишком отличалась от письменности мешикатль. Договор между бароном Баласом Ботондом и Сарканом Джеллертом предусматривал передачу долины реки Алгеи и Топозера с прилегающими болотами в вечное пользование последнему и его потомству в обмен на предоставление воинских и прочих услуг.
— Что ваша милость имеет в виду под прочими услугами? — уточнил Ицкоатль.
— Мне донесли, что твои люди обсуждали вчерашний бой, — ответил барон. — Якобы ты в одиночку справился с дюжиной врагов. Если ты действительно настолько хорош и окажешься хорош также в обучении воинским умениям — я доверю тебе учить моих людей. Мне нужны такие бойцы.
— Тогда это необходимо вписать в договор, — Ицкоатль вернул бумагу барону Баласу. — Я не могу подписать то, что можно истолковать, как угодно.
Барон снова приподнял брови, но не стал возражать. Он аккуратно соскоблил острым кончиком ножа спорное место и внёс поправку в документ.
Только после этого Ицкоатль поставил свою подпись.
— Я передам этот договор королевским писцам, — сказал барон, ставя собственную подпись, — чтобы они переписали его на пергамент. Когда переписанный договор вернётся ко мне, мы оба снова его подпишем, и я скреплю его своей печатью под печатью короля. Тогда он будет считаться вступившим в силу, и ты станешь хозяином этих болот. Теперь можешь заняться своими делами.
— Есть ли в замке библиотека? — спросил Ицкоатль, поднимаясь из кресла.
— Разумеется, — барон с некоторым удивлением посмотрел на него.
— Позволит ли ваша милость посещать её и читать ваши книги?
Удивление стало заметнее.
— Почему бы и нет? — решил наконец барон. — Я распоряжусь. Ступай.
Глава 7
В библиотеке Ицкоатля больше всего интересовало то, чем никогда не увлекался Саркан. Младшему сыну незачем было вникать в тонкости политических отношений и географии. Обсидиановый Змей же так погрузился в изучение карт и историю взаимоотношений государств, что едва не пропустил ужин.
Вечером его уже вряд ли допустили бы в покои барона, и он решил заняться другим неотложным делом: получить немного денег. У барона их просить было бесполезно, раньше выплаты жалованья не допросишься. Грабежом заниматься было противно самой природе Ицкоатля.
А вот поискать грабителей и облегчить их карманы — почему бы и нет?
Укрытый сумерками город утратил краски и приглушил звуки. Ицкоатль шёл по вечерним улицам, поглядывая на тёплый свет чужих окон. За каждым — чья-то жизнь, удачливая или нет, но своя, с семейным очагом, пушистым зверьком-мышеловом, похожим на ягуарунди, на коленях, с детьми…
Ицкоатль простился со своей семьёй, восходя на пирамиду к жертвеннику. Его жена и дети — они остались в том мире, их судьбы в руках богов. Но здесь он был одинок, как никогда в жизни… Отец и брат Саркана не в счёт — тёплых отношений между ними не было никогда.
Всю отцовскую любовь барон Залан Джеллерт сосредоточил на старшем сыне, Милане. Саркану даже имя дал злое — Змей… Считал, что жена прижила младшего сына от любовника, что сын — змеёныш, заползший в его дом. И хоть доказать не мог ничего, но Саркан рос как бездомный щенок, и в доме своего друга Андриса видел больше тепла, чем в отчем доме.
Погружённый в свои размышления, Ицкоатль не сразу заметил, что у него появились спутники. Ноги сами завели его к таверне с самой недоброй славой, а от неё за ним увязались трое проходимцев самого зловещего вида — и с каждым шагом становились всё ближе.
Именно этого Обсидиановый Змей и хотел, только не ожидал, что получится найти грабителей так быстро.
— Эй, добрый человек! — окликнули его сзади. — Погоди, не торопись! Дело есть к тебе!
— И какое же? — спросил Ицкоатль, останавливаясь и поворачиваясь к преследующим его грабителям.
— Видишь, мы плохо одеты, — затянул один из них. — А у тебя справа новая, ещё после ручек швеи не остыла, так ты её нам отдай…
— Боги велят делиться с нуждающимися, — согласился Обсидиановый Змей. — Но вот беда, из нас четверых самый бедный — это я. Так вы уж поделитесь со мной тем, что имеете…
Не сговариваясь, грабители бросились к нему — и даже удивиться не успели тому, что жертва не побежала, не стала звать на помощь — а просто шагнула навстречу, и мир закружился и померк…
Несколько монет, которые перекочевали в кошель Ицкоатля от незадачливых разбойников, он решил потратить на то, чего ему не хватало больше всего: странное приспособление, найденное в памяти Саркана, которое позволяло держать в порядке ногти, волосы и бороду. Ножницы. У народа Ицкоатля не было ничего подобного, они пользовались текпатлями, но в этом странном мире негде было взять подходящий камень, а железный нож плохо справлялся с ногтями. Ицкоатль чуть не отрезал себе подушечку пальца, когда пытался справиться с обломанным ногтём.
В железном ряду его встретило оживление. Покупатели и кузнецы обменивались новостями, и одна из них заставила Ицкоатля навострить уши.
— А слыхали, с прошлым обозом барда захватили разбойники, — басил кто-то, — так он отбился и дошёл-таки до города! Весь поколоченный, а уже выступает с артистами, которые о той неделе пришли.
Ицкоатль нахмурился. Речь могла идти только о том барде, который учил шамана правильно петь заклинания. Но кто мог его избить? Когда барон Андрис уходил, бард был целёхонек. Его собственные люди не могли — просто не успели бы, да и на виду были всё время, драку он бы не пропустил. Ещё одна ватага под городом? Тогда можно ожидать, что барон Балас отправит новичков искать возмутителей спокойствия… и они, конечно, пойдут. И найдут. И накажут так, чтобы другим неповадно было.
Но для начала стоило найти самого барда и узнать у него, что произошло.
Присмотрев подходящие ножницы и с неохотой расставшись с половиной своих денег, Ицкоатль отправился искать артистов.
Долго искать не пришлось. Два бродячих жонглёра расположились тут же, на рыночной площади. И им, то подыгрывал, подавая снаряжение, то брал на себя главное выступление тот самый бард. Только — сверкая новыми синяками на скуле и под глазом. А когда жонглёры уставали, над собравшейся толпой, то взлетали куплеты новых частушек, то вдумчивые куплеты старых баллад. К счастью толпы — без слов.
Наконец артисты отдохнули, привели в порядок свою раскраску и начали натягивать между двух столбов канат. Словно ожидая того, бард отложил лютню, взял из их запасов три мяча и начал их подбрасывать по одному в воздух. Потом в ход пошла вторая рука — только тут стало понятно, что и бард умеет жонглировать. И только когда наверху, на канате заплясал один из жонглёров, а бард начал передавать ему один за одним мячи, что попадали ему в руки, люди осознали, что в воздухе бард держал не меньше десятка мячей.
Но представление на этом не закончилось. Видимо, это был давно отрепетированный момент — как только бард отправил верхнему жонглёру последний мяч, нижний жонглёр кинул в сторону барда несколько колец. Толпа ахнула — кольца летели мимо.
Но тут, словно размазавшись в воздухе, бард перехватил руками три… Два последних поймав на уши.
В толпе послышались первые смешки, под которые Халлар, не снимая повисших на ушах колец, раскланялся и отошёл за ширмочку — привести себя в порядок.
Аккуратно пробираясь сквозь толпу, которая отвлеклась на следующее выступление, Ицкоатль двинулся туда же. Кто бы ни разукрасил барда, тот явно не слишком серьёзно пострадал, иначе не смог бы выкидывать такие финты. Но расспросить его стоило в любом случае.
Вскоре он уже заглядывал за ширму, за которой скрылся бард.
Халлар визитёру не удивился. Можно было даже сказать, что он его ждал. Однако, едва заметная гримаса говорила о том, что визитёр пришел не вовремя. И не туда, куда следовало бы.
— Саркан? Давно тебя жду. Только расспросы давай в таверне "Под мостом", я там буду через час. Выступление только отыграем — совсем денег не осталось.
Ицкоатль кивнул ему — услышал, понял. И тут же исчез.
Этот час он потратил на то, чтобы найти таверну, изучить её окрестности, убедиться, что там нет ничего подозрительного, и наконец устроиться за столом в углу, взяв кружку пива. Конечно, никакого сравнения с октли у этого мутного пойла не могло быть. Но так он не привлекал к себе внимания. Да и к местным напиткам стоило привыкать.