Солнце уже стояло почти в зените, когда вопли прекратились — Винс сорвал голос. Но он был всё ещё жив, когда нож вскрыл ему грудь, и сильные пальцы Ицкоатля вырвали ему трепещущее сердце.
Бросив сердце в разведённый костёр и повернувшись наконец к своим людям, Ицкоатль увидел суеверный ужас в их глазах.
Ни единого вопроса, впрочем, не прозвучало.
Удовлетворённый Ицкоатль вымыл руки у колодца, отдал распоряжения и вместе со своими людьми отправился собирать тела, добивать оглушённых, а потом развешивать трупы вдоль границы. Ободранное тело сына барона Бертока привязали к его лошади вместе с содранной кожей, хлестнули коня плетью и предоставили бежать на родную конюшню. Добычей отряда Ицкоатля стали оружие, лошади и некоторое количество денег и украшений, которые Ицкоатль распорядился собрать в одну седельную суму, чтобы передать барону Баласу. Ни одного возражения не последовало.
Задержавшись ровно на столько, чтобы накормить людей и лошадей, отряд отправился в обратный путь.
До Ботонда Ицкоатль и его люди добрались уже глубокой ночью. Лошади звонко цокали подковами по мощёной улице, ведущей к замку, за заборами заполошно лаяли собаки, из домов выглядывали встревоженные жители, разбуженные внезапным переполохом. Услышав от замыкающих слово "победа", успокаивались и шли досыпать — утром всё равно всё станет известно от замковой прислуги, которая придёт на рынок.
Барон не спал. Сдав на попечение конюших утомившегося Серко, Ицкоатль потрепал его по взмокшей шее, узнал, что барон Балас требует его к себе, забрал седельную суму с собранным добром, и отправился к своему господину.
— Ваша милость, — он вручил суму вошедшему вместе с ним стражнику, — здесь деньги и ценности, собранные с убитых врагов.
Похоже было, что Ицкоатлю удалось по-настоящему удивить барона.
— И никто не захотел ничего присвоить? — поражённо спросил тот
— Нет, ваша милость. Здесь всё до последнего медяка.
Стражник поднёс суму к столу барона, опрокинул её. Монеты, кольца, цепочки с амулетами дождём посыпались на столешницу. Среди побрякушек мелькнуло дорогое золотое кольцо с печаткой. Барон поймал его, поднёс к масляной лампе, чтобы лучше рассмотреть.
— Это кольцо я снял со среднего сына барона Бертока, — пояснил Ицкоатль. — Его звали Винсом.
— Звали? — барон поднял голову. — Как он умер?
— Я снял с него кожу и вырезал ему сердце, — с гордостью ответил Ицкоатль.
Барон побледнел, тяжело сглотнул, словно его замутило.
— Но… зачем?! — вырвалось у него. — Такая жестокость…
Ицкоатль мысленно вздохнул. Эти люди ничего не знали о ценности крови для богов и о жертвоприношениях. Их пределом было зарезать для духов курицу, в особых случаях — овцу или телёнка, но принести в жертву человека — об этом даже не думали.
— Этот человек сжёг ваше село, ваша милость, и пытался сжечь ещё одно. Это бунт против воли короля и недопустимая жестокость по отношению к вашим людям, — заговорил он. — Зато теперь, когда с этим человеком поступили столь сурово, ни один ваш сосед не решится послать своего сына грабить и жечь ваши земли. И ни один из их людей не согласится на попытку захвата ваших земель. Никто не захочет вернуться домой без кожи или не вернуться вовсе, как не вернулись люди барона Бертока.
— А что вы сделали с ними? — глухо спросил барон.
— То, что приказал сделать маршал Бартос, — спокойно ответил Ицкоатль. — Развесил их тела вдоль границы, чтобы остальным было неповадно.
— Он в самом деле приказал тебе именно это?! — вырвалось у Баласа.
— Вы можете вызвать шамана, ваша милость, и пусть он спросит у духов, лгу ли я, — отозвался Ицкоатль. — Это если маршал скажет, что не приказывал мне ничего подобного.
Вызвали маршала. Пока его поднимали с постели, пока он одевался и шёл, барон разглядывал добычу на своём столе. Наконец сделал знак стражнику, тот сгрёб всё обратно в суму.
— Отдай это тем, кто был с тобой, — сказал барон. — Это ваша добыча, подели её поровну на всех. Кольцо Винса я оставлю у себя. Возможно, барон Берток захочет за ним прийти… с войском. Что ты тогда будешь делать, Саркан Джеллерт?
Ицкоатль пожал плечами.
— Убью барона Бертока, если он перейдёт границу без вашего дозволения. Вам нужны его земли?
У барона Баласа поднялись брови и вытянулось лицо. Потом выражение крайнего изумления на его лице сменилось на задумчивое. И тут наконец появился маршал.
— Вызывали, ваша милость? — спросил он.
— Саркан утверждает, что ты велел ему развесить трупы напавших вдоль границы, — ответил Балас. — Это правда?
— Да, ваша милость, — с некоторым недоумением проговорил маршал. — А что случилось?
— Случилось то, что их развесили вдоль границы, — Балас переводил взгляд с него на Ицкоатля и обратно. — Всю сотню или сколько их там было. Кроме Винса, сына Бертока. С него живого содрали кожу.
— Вот этого я точно не приказывал! — маршал даже руки вперёд выставил, открещиваясь от такого чудовищного обвинения. — Только казнить раненых, кто не успеет уйти, чтобы другие задумались.
— И что они подумают теперь, после такой расправы? — спросил барон. — А главное — что они сделают?
Маршал вздохнул и ответил:
— Объявят нам войну.
Глава 11
После обеда барду пришлось играть, как он обещал за завтраком. Как и следовало ожидать, слухи о предстоящем концерте успели разлететься по всему замку, и на кухне Халлара встретила чуть ли не вся замковая прислуга. Почти все женщины и девушки принарядились, заново переплели и красиво уложили косы, подвели угольками брови, надели свои лучшие платья и передники, чинно расселись по кухонным скамьям и приготовились слушать.
Мужчин и парней было мало, как и мальчишек — этим всегда находилась работа во дворе замка, которую нельзя было оставить. Но те, кому повезло, тоже постарались не ударить в грязь лицом — свежие рубахи, расчёсанные волосы и поблёскивающие каплями воды серьёзные лица выдавали подготовку к маленькому празднику.
Им всегда приходилось слушать музыку для господ из-за дверей, а тут целый бард согласился для них играть — и это было событием, которое запомнится на долгие годы.
Особенно выделялась Аранка — она явилась последней, в ярком зелёном платье, которое необыкновенно шло к её рыжим локонам, оставленным свободно струиться по спине и груди, и села ближе всех к барду, посылая ему лучезарные улыбки и призывные взгляды. Она очень гордилась собой — ведь это ради неё господин бард согласился играть для простого люда!
Огорчало её только отсутствие Саркана. Она надеялась, что сын барона Джеллерта тоже придёт — на него у неё тоже были планы. С одной стороны, Саркан был знатным человеком, не её полёта птицей. Но с другой — у него уже был пусть крохотный, но свой клочок земли. И если повезёт накинуть на него шёлковый аркан, то Аранка могла бы стать женой пусть небогатого, но всё-таки барона.
С другой стороны, бард был тоже почётным призом. Перекати-поле, конечно, ни кола, ни двора, сегодня здесь, а завтра невесть где. Но зато он был весел, умел играть и петь, и у него всегда водились деньги — в этом Аранка была совершенно уверена. Господа всегда хорошо платили бардам — да и не только господа, горожане тоже любили побаловать себя музыкой и весёлой песней.
Манёвры Аранки не остались незамеченными её товарками.
— Бесстыдница! — прошипела старшая кухарка, больно ткнув её локтем под рёбра. — Вот прознает его милость…
— Да если и прознает! — шёпотом ответила девушка. — Что мне теперь, совсем ни на кого не смотреть? Подумаешь, платье подарил…
— Тебе-то ничего не будет, — не унималась кухарка. — А господину барду он плетей прикажет дать из-за тебя, а то и голову отрубить!
— А я ему улыбнусь вот так, — Аранка послала кухарке сияющую улыбку, — и барон всё простит, и никому ничего не будет! А теперь дай послушать, не шипи, ровно змея на сковородке!
Халлар слышал эту тихую перебранку, но и ухом не повёл — ни Аранка, ни любая другая девушка в этом замке и городе не смогла бы заставить его обратить на себя хоть сколько-нибудь пристальное внимание. У барда появилась новая любовь, и ей он отдавал весь пыл своей души без остатка.
Ни с одной женщиной в мире он не мог быть столь же ласков и нежен, как с новой гитарой. Пальцы летали по ладам, перебирали струны, и с них неслась мелодия, полная такой страсти, что у слушателей перехватывало дыхание, женщины заливались стыдливым румянцем, а мужчины ближе придвигались к ним, и мужские руки как бы невзначай обвивали упругий женский стан…
Только закончив своё нежданное выступление среди непритязательной публики, Халлар узнал, что отряд его брата сорвали куда-то из-за стычек на границе баронства. А значит, надо было действовать быстро, чтобы не навлечь неприятностей ещё и на него. Поэтому, напомнив про два настоя, и сказав, чтобы их принесли сразу после ужина к целителю, он направился туда же. Здесь побратим или нет его, а шаману всё-таки надо помочь. Никогда не знаешь, как и когда откликнется его помощь. Да признаться и захватила Халлара эта идея — восстановить неизвестный ранее заговор.
На этот раз работа шла лучше. Непонятно было лишь, что послужило тому причиной: более широкие возможности нового музыкального инструмента, а может, количество попыток начало переходить в качество. Но то один, то другой уже начали чувствовать знакомый отклик пусть и неудачного, сорвавшегося заговора, но это уже были не пустые попытки безо всякого отклика. Нынешние попытки говорили, что они на верном пути, и что рано или поздно орешек расколется.
Ужин прошёл своим чередом. После него бард сыграл ещё несколько мелодий, чтобы подбодрить кухарок и, если быть совсем честным с самим собой — нравился ему новый инструмент. Хоть он и был чуть больше лютни, и гриф возвышался над плечом куда как выше, чем прежде, но полукруглый корпус больше не перекатывался по спине, норовя сползти в совсем уж неподходящий момент. Да и звучание без вечного дребезжания двойных струн вызывало совсем другие эмоции.