— И вот этого достаточно, чтобы посадить растения и больше ничего не делать, пока не созреют? — недоверчиво спросил Андрис, смывая с себя болотную грязь вместе со всеми.
— Сам посуди, — Ицкоатль с головой окунулся в прохладную воду, встал, расплёскивая мутные струи. — Полив не нужен. Сорняков нет. Посеял — занимайся другими делами. Убрал — посеял другое что-то и снова занимайся другими делами.
— Так вырасти же не успеет, — как вчера крестьяне, возразил кто-то из недавних разбойников.
— Смотря что сажать, — Ицкоатль пошёл одеваться на берег, люди потянулись за ним. — Если посеять, скажем, горох, а за ним просо — вызреет и то, и другое.
— А что такое просо? — удивились будущие земледельцы.
— А вот это весной покажу, — пообещал Ицкоатль. — Кого гонцом определили по вашим родным?
— Меня, — вперёд выступил один из его людей. — Корнелем меня зовут.
— Добро, — Ицкоатль кивнул. — Сюда всех шли, пусть идут и пожитки забирают, инструмент у кого какой есть. Особенно топоры, пилы — дом без них не поставить.
— А кормить чем? — спросил Андрис.
— А вот об этом я с тобой отдельно хочу поговорить, — негромко отозвался Ицкоатль. — Поплыли на остров, по дороге побеседуем.
Когда лодка оказалась далеко от берега, и разговор уже никто не мог подслушать, Ицкоатль заговорил:
— Где-то в долине Алгеи есть золото.
Он поймал недоверчивый взгляд друга.
— В заметках землемера прочитал, — пояснил он.
— Тоже в библиотеке? — уныло спросил Андрис.
Ицкоатль кивнул.
— Так что будете чинампы ставить — поглядывай, вдруг где-то блеснёт. Найдёшь россыпь — добытое нам с тобой пополам.
— Но людей надо будет кормить сейчас, а не когда я найду золото, которое ещё найти надо, — возразил молодой барон.
— Ты на стены пещеры смотрел? — Ицкоатль улыбнулся. — Здоровенные кристаллы, с кулак. Наколоть их седельную суму и как диковинку сбыть камнерезу — хватит до урожая продержаться. Я этим и займусь. Сегодня ещё у тебя заночую, запасусь камнями, а утром поедем в город. На следующее утро отнесу на рынок, договорюсь о цене…
— Не боишься, что обманут? — Андрис сощурился на него, работая веслом.
— Побоятся, — отозвался Ицкоатль, подправляя рулевым веслом ход лодки.
— Чем же ты их так напугал? — весело спросил молодой барон.
— Знаешь сыновей барона Бертока? — вопросом на вопрос ответил Ицкоатль.
— Ну да, трое их вроде было, — припомнил Андрис.
— Было, — согласно кивнул Обсидиановый Змей. — Теперь двое осталось, старший и младший.
— Таааак, — протянул Андрис. — А ну-ка, рассказывай, в чём дело.
Ицкоатль рассказал. О том, как люди Бертока сожгли спорную деревню Абошар. О погоне за ними, о короткой кровопролитной схватке, о развешанных вдоль границы телах убитых — и о страшном подарке, который отвёз в замок Берток конь Винса, среднего сына барона.
До самого острова Андрис молчал. Заговорил, только когда они спустились в пещеру.
— Что с тобой случилось, Саркан? Ты всегда был отважным, порой даже чересчур. Но таким жестоким — никогда… Твой взгляд, когда ты очнулся — у меня до сих пор от него мороз по коже. Как будто змее в глаза посмотрел… И эти твои планы — то дядюшке меня покойником представил, то теперь ешь из его руки и планируешь его убить… Тебя словно подменили, друже. Что с тобой?
В пещере никого не было, кроме них. И богов.
— Когда-нибудь я тебе расскажу, — пообещал Ицкоатль. — Сейчас не могу, прости. Но можешь быть уверен в одном — я не замышляю против тебя ничего, что могло бы тебе хоть как-то повредить. Я очень дорожу нашей дружбой.
Во взгляде Андриса сквозило сомнение.
Ицкоатль ткнул в костёр длинную сухую ветку, подождал, пока она разгорится, и отошёл с этим факелом ко входу.
— Посветишь? — попросил он, передавая ветку подошедшему молодому барону. — Мне нужны обе руки.
Подобрав с земли небольшой овальный камень-окатыш, Ицкоатль примерился и ловким ударом сбил сразу несколько мелких кристаллов со стены над лазом наружу. За ними — ещё пару покрупнее. Потом пришёл черёд самых больших, с мужской кулак. Их Ицкоатль отбивал осторожными, экономными ударами, чтобы не повредить гладкие блестящие грани. Ветка прогорела, и Андрис отошёл за следующим факелом. Не прошло и четверти часа, как у входа громоздилась горка превосходных камней, которые осталось только собрать в сумку и отвезти камнерезу.
Вдруг в свете пламени что-то сверкнуло маслянистым жёлтым блеском.
— Стой, — резко сказал Ицкоатль отошедшему было Андрису. — Ну-ка, посвети здесь…
Тот поднял почти догоревшую ветку — и чуть не выронил её. В сиянии огня отчётливо была видна мощная, с руку толщиной, золотая жила, уходящая вверх, под прикрытие из кристаллов.
— Ниже жила должна продолжаться, — тихо сказал Ицкоатль. — Но рыть сейчас не будем… И это надо затереть грязью, чтобы не увидели.
Андрис больше не задавал вопросов. Он прекрасно понимал — если станет известно, что на острове нашлось золото, не только Саркану — Баласу не оставят его владений. Будут ходить в набеги, пока полностью не обескровят, и потом станут грызться между собой. А в конце концов придёт король и заберёт эти земли под свою руку.
В четыре руки золотую жилу быстро замаскировали, забив её влажной землёй. Валяющиеся повсюду обломки агатовой скорлупы, когда-то закрывавшие вход, внимательно рассмотрели. Несколько из них оказались с самородным золотом. Их спрятали в суму вместе с кристаллами. Припомнив просьбу побратима привезти ему агатов, Ицкоатль ещё раз просмотрел россыпь мелких камешков, выбрал вреди них подходящие, с отчётливым красивым рисунком, и добавил к своей добыче — как раз хватит заполнить пустоты между большими кристаллами в сумке, да и камнерез от таких не откажется, видел у него Ицкоатль агатовые бусы и ожерелья.
Закончили они вовремя: с берега острова уже слышались голоса вернувшихся людей.
Остаток дня заняли неотложные дела. Возвращаясь, люди Андриса подстрелили несколько уток. Теперь их ощипали, выпотрошили, обмазали глиной и сунули запекаться в углях — на ужин. Выстиранную, но мокрую одежду развесили на просушку. На обед разогрели на плоских камнях оставшуюся с завтрака рыбу и кашу.
До самого вечера Ицкоатль играл на флейте для людей и богов — и люди и боги слушали его и были им довольны.
Ночь он провёл под сводами пещеры, и ему снились Теночтитлан посреди озера Тескока, родной дом, жена и дети, и проснулся он с тянущим чувством печали по безвозвратной потере. Хотя должен был бы радоваться — ведь все они однажды снова будут вместе.
Обратный путь проделали быстрее — домой кони бежали веселее, чем от родной конюшни, да и дорога была им уже знакома. Солнце только начало склоняться от зенита, когда впереди показались стены Ботонда, а вскоре по мощёной Замковой улице зазвенели подковы коней вернувшегося отряда.
Ицкоатль передал Серко в руки конюхов и собирался идти проверять, как занимаются его люди, когда к нему кинулся вывернувшийся из-под плетня Матьяс.
— Господин Саркан, господин Саркан! Вас господин барон кличет!
— А что на этот раз нужно его милости? — устало спросил Обсидиановый Змей.
Вместо поварёнка ответил конюх:
— Батюшка и брат ваши пожаловали, господин Саркан.
Конец первого тома