И вот теперь, уже давно ханша, девушка действительно не знала что делать! И проблема перед ней стояла не одна, а целых две! Во-первых, даже после примитивного анализа ситуации, основанного на том факте, что это испытание, но она при этом сохранила свою память, становилось понятно, что это каким-то образом связано с исполнением задачи. А учитывая время, в которое она очнулась, можно было легко предположить, что девушке, пользуясь постзнанием, следовало спасти родичей в малом замке от неминуемой смерти.
Другое дело, что ей снова было пять лет, и она ещё даже близко не сихерче, то бишь не чародейка. Но хуже того, отец и браться ещё живы, и она не ханша, а значит, никто не побежит выполнять любой её приказ, если тот не связан с сиюминутными капризами. Она женщина, хоть уже и успела отвыкнуть от того, что это имеет хоть какое-нибудь значение для её статуса. Поэтому, даже устрой она истерику с криками, что она не желает видеть Бажобановых на своём празднике, над ней просто бы посмеялись, сочтя это умилительной детской блажью.
Но куда хуже был тот факт, что в качестве испытания для неё вообще был использован один из самых тёмных секретов казанской ипокатастимы! А это значило, что тайное стало явным. Что тщательно скрываемый секрет о том, что в Казани зеленоглазые спокойно резали друг друга, стал достоянием общественности Тайного посада. Один факт её присутствия сейчас в этом месте и теле подтверждал это утверждение. И как это скажется на её репутации и шансах получить в свои руки бразды правления всем большим кланом, особо гадать не приходилось.
В общем… это была катастрофа! Её можно было бы даже оправдать внутренним бунтом и восстанием ветви, если сравнивать с обычным кланом… но Абызбика сама себя не обманывала. В тот день Бажобановых вырезали под корень. Детей, мужчин, женщин и стариков! Не разбираясь, кто прав, а кто виноват, просто мстя даже не за нападение, в котором погибло в разы меньше человек, а за сам раскол, произошедший два столетия назад, и за то, что эти люди позволили себе желать жить по-другому.
Да… это было в традициях Казани. Вот только традиции «их» родного полиса, пусть, по мнению Абызбики, они и являлись единственно верными и приемлемыми, никак не были традициями Большого Клана Бажовых или других ипокатастим, не привыкших к абсолютной власти хана и к другим естественным порядкам жёсткой казанской дисциплины.
Тяжело вздохнув, Абызбика вновь взглянула в окно, в котором с наступлением вечера начало отражаться её по-детски суровое лицо, которое вполне можно было бы назвать «мило надувшимся». Выход из сложившейся ситуации она видела только один, а потому, поправив платьице, девочка подошла к своему рабочему столу и, выдвинув ящик, достала оттуда подаренный ей когда-то дорогой слегка изогнутый нож с костяной рукоятью и практически бритвенной заточкой лезвия.
Сегодня, решила для себя Абызбика, всё сложится по-другому! Пусть даже она застряла в этом теле и не способна творить чары…
Как и в прошлый раз, банды встретились на пустующей в ночное время рыночной площади. Перед массовой дракой должен был состояться бой, на который я подписался, однако, увидев вышедшего вперёд Валялу, просто примёрз к одному месту, во все глаза глядя на своего противника.
Это был не тот Сидор, с которым я дрался в прошлый раз. То есть это, по-моему, даже не было человеком! Раздвигая торсом толпу васильковской уличной шпаны, на меня двигался гигант метра в два с половиной ростом, абсолютно лишённый кожного покрова, с тёмно-красными, словно пульсирующими, бугрящимися мышцами, причём только бицепсы на его руках был раза в два толще, чем моё бедро.
Из одежды чудовище, способное посрамить анатомические модели, носило только массивные ржавые доспехи, совершенно непривычного вида кирасу, наручи и сапоги. На голове оно имело шлем-каску, словно сросшуюся с черепом, из дырок для глаз которой лился мерцающий призрачно-голубой цвет. Из лишённого губ рта, украшенного внушительными человеческого вида зубами, потоком стекала фосфоресцирующая слюна, а с каждым выдохом вырывался синеватый светящийся пар.
Остановившись и глухо зарычав, словно паровой котёл огромного вездеезда, монстр пару раз ударил заточенным рельсом, который сжимал в паровой руке, по неаккуратно оторванной бронеплите, как-то прикрученной в левому локтю вместо щита, и выжидающе посмотрел на меня. А затем вдруг набрал в грудь воздуха и, нагнувшись к нам, издал дикий рёв.
Меня словно в грудь ударило, заставив отступить на пару шагов. А кого-то из бугровской шпаны и вовсе повалило на землю. Причём толпа васильковских за спиной у монстра тут же разразилась свистом и хохотом, однако мне сейчас было плевать на них даже больше, нежели в тот первый раз, когда я тянул время, игнорируя все оскорбления.
Если настоящий Сидор-Валяла раньше вызывал у меня оторопь, но с ним, даже под дурью, можно было сражаться… То, что делать с подобным чудовищем, полностью лишившись живицы, имея в распоряжении только коротенькую колотушку, я просто не представлял. И это при том, что мне было откровенно страшно! А от того, чтобы развернуться и просто свалить отсюда, меня удерживало только осознание того факта, что это всё не реальность, а часть дурацкого испытания!
Причём сейчас мне стала предельно очевидна причина, по которой Хозяйка на этот раз взяла, да и оставила мне все мои воспоминания. Я шёл сюда, можно сказать, поплёвывая по сторонам и ожидая лёгкой победы над Сидором, который мне даже без чародейских возможностей сейчас практически ничего не мог противопоставить. А ведь в прошлый я его опасался… хотя чего уж себе врать, я Валялу боялся, потому как знал, что это за человек, и что умирать мне предстоит долго, на потеху обеим собравшимся здесь бандам. Собственно, тот самый страх и придал мне решительности, заодно практически отключив в тот момент мозги.
Но если бы в реальности в тот момент против меня вышло вот это — я бы, не задумываясь, сбежал, просто плюнув на все свои обязательства перед приютскими бандюками. Причём на другой конец Полиса, вопя по дороге во всю глотку о том, что в Нахаловке живёт настоящее чудовище.
— Это… что? — исключительно для того, чтобы потянуть время, поинтересовался я у стоявшего неподалёку Рябого.
— Тык… Это… Сидор. Валяла, — с непонятным выражением на лице ответил мне бугор и ткнул большим пальцем себе за спину. — Вон — видал, как всех наших повалил!
— Ага, — пробормотал я. — Очень смешно!
— Ты это… Давай драться иди! Ты подписался за десять рублёв, — поторопил меня Рябой.
— Да Уроборос с вами, — огрызнулся я, пытаясь перебороть вновь накатившую волну натурального ужаса перед самой мыслью о бое с подобным чудовищем.
Впрочем, монстр, видимо, потерял терпение, потому как сам рванул на меня на приличной скорости, прямо на бегу замахиваясь рельсом. Пусть меня и сковывал страх при виде горы надвигающейся на меня плоти, а взгляд буквально прикипел к приближающимся голубым огонькам в прорезях шлема, но сработали инстинкты, вбитые в меня наставницей и соклановцами.
В последний момент я каким-то образом ушёл из-под заточенной балки, сумев перепрыгнуть кусок смертоносного железа. А вот Рябому, который так и не сдвинулся с места, не повезло. Парня просто буквально расплескало по площади, настолько велика была сила, вложенная в один-единственный удар.
Чудовище вновь взревело, и в следующий момент я, так и не успев встать с брусчатки, вынужден был откатиться в сторону, чтобы разминуться с вертикально падавшей на меня заточенной балкой противника. И опять же не успел даже подняться, когда носок кованого сапога с размаху впился мне в живот, отбросив метров на двадцать, прямо в стену ближайшего здания.
Рухнув на землю, я понял, что это конец. Я не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, а от боли в явно отбитых, а то и разорванных внутренних органах уже помутилось в глазах. Левая рука лежала, вывернутая под неестественным углом, а затылок подозрительно пульсировал. Но мне, признаться, было уже всё равно.
Я просто смотрел угасающим зрением на медленно приближающееся ко мне и всё увеличивающееся в размерах острие рельса, которое монстр просто метнул в мою сторону, как какое-нибудь копьё… А затем в голове как будто что-то щёлкнуло.
Тело вдруг забыло о боли, словно погрузившись в кипяток, а муть в глазах сменила красная пелена. Панический страх, до сих пор не отпускавший меня, был смыт внезапно накатившей дикой яростью, и я даже не понял, как оказался на ногах метров за пять от с грохотом вонзившегося в кирпичную стену оружия противника.
Монстр, который уже ломился прямо на меня, словно лютобык, теперь уже не казался ни страшным, ни быстрым. От довольно неуклюжего удара кулака размером с мою голову я просто увернулся, тут же засадив костяшками ответку по корпусу в незащищённую область прямо под низом стального нагрудника.
Громыхнул взрыв, и из-под моего кулака разлетелись ошмётки разорванной плоти. Монстр взревел и попытался приложить меня краем своего импровизированного щита, но я быстро отскочил в сторону, совершенно не желая проверять предел своей удачи. Ведь, несмотря на буквально затопившую меня ярость, я до сих пор, как оказалось, прекрасно помнил уроки прошлого года и знал, как управиться с этим состоянием.
На мгновение я даже усмехнулся иронии происходящего… Что бы там ни сделала со мной Хозяйка, уменьшив или откатив моё тело и возраст, а заодно лишив живицы, знала ли она, что это возьмёт, да и вернёт моё аномальное взрывное эго? Ведь по идее у меня сейчас должны были быть неразвитые каналы и медианы, а также два противоборствующих ядра под общей сверхплотной оболочкой.
Вот только это означало ещё и то, что этот бой я должен был закончить как можно быстрее. Пусть я и мог контролировать свою ярость, а она заглушала страх перед тварью, который так никуда и не делся, я всё ещё помнил, какие проблемы у меня возникали при использовании эго. Особенно поначалу, когда я ещё только начал обучаться в новой школе.