— Он предложил, стал нагло шарить по нашему холодильнику, тут я и попытался его вырубить...-Виталик насупился, сжал кулаки. — Не получилось.
— Этот тип мог запросто убить тебя!
— Он мне сказал об этом.
— Он мог убить без предупреждения.
— Да я понял.
Марта разогрела картошку, достала мясо, быстро отбила два куска и пожарила. Виталик все умял в одну секунду, такой зверский аппетит у него обнаружился. Марта с завистью смотрела на мужа. Он набивал poт картошкой, рассказывая попутно обо всем, что случилось с ним до ее прихода.
Часов в пять Виталий вернулся из института и хотел сесть за работу, как вдруг звонок в дверь. На пороге стоял невысокий худенький кавказец со шнобелем, злыми глазками и блуждающей змеиной улыбочкой .
— У меня холодок пробежал по спине — настолько лицо отвратное. Не страшное, но жутковатое. Он говорит: «Марта Сергеевна меня пригласила в гости просила обязательно дождаться. Можно я пройду, а то меня шатает?» Пришлось впустить. Он разделся, прошел в твою комнату, лег сразу на кровать. Я ему сказал: «Встаньте и пересядьте на стул». Вежливо ска-зал. Он отвечает: «Марта Сергеевна мне должна триста тысяч долларов, вся ваша мебель не стоит и десяти,а значит, она моя и я могу делать с ней, что хочу!» Виталий помолчал и добавил: — Только тогда я начал соображать, что это вовсе не твой знакомый, а это наезд и дело дрянь!
Он доел картошку и мясо, налил себе и Марте чаю,принес конфеты «Сливочная тянучка», которые она очень любила.
— Я подумал: его надо вырубить, связать, дождаться твоего прихода, а там разбираться; сдавать нахала в милицию или выпустить на волю, коли он окажется безобидным. Но он явно повел себя не как гость, а как последний хам, улегшись на твою кровать прямо в грязных ботинках. Это было намеренное оскорбление, вызов. И что оставалось делать?
— И что дальше? — спросила Марта,
— А дальше он захотел поесть и выпить. Потребовал, чтобы я выкладывал все на стол, но не стал дожидаться, сам полез в холодильник и стал там рыться, доставая все, что ему приглянулось: масло, яйца, сыр, сметану, соусы, рыбу. Потом полез в морозильник. Я схватил пассатижи, больше в прихожей ничего не было, и с воплем — для устрашения — ринулся на него В общем, повел себя глупо. Он врезал мне ногой в пах. Я согнулся, он мне ударил бутылкой с кетчупом по голове. Я упал, потерял сознание. Очнулся уже привязанный к стулу.
Виталик взял сигарету, закурил. Закурила и Марта.
— В детстве я классно дрался, а тут вижу: все навыки растерял. Так обидно за себя стало! Он ведь тля болотная, мизгирь, блоха со шнобелем! Я по сравнению с ним Геракл! А бойцовского ума ноль!
Виталик так горячо переживал свою неудачу, что Марте захотелось успокоить его.
—Ты просто растерялся, так бывает, — сказала она.
Он хмуро глядел в одну точку.
— Ты-то не растерялась. Уложила его так, что теперь врачи не сразу приведут в чувство, — помолчав, проговорил он. — Знаешь, я столько грязи, унижений претерпел за те три часа, что тебя не было, даже рассказывать не хочу!
Губы у Виталика задрожали, он отвернулся, стараясь скрыть слезы.
— Извини, — Марта положила руку мужу на плечо. — Это из-за меня, точнее, даже не из-за меня,
у него война с генеральным, а пострадал почему-то ты! Извини!
— Да ладно! — Виталик шумно выдохнул. — Иногда надо окунаться головой в дерьмо, чтобы не слишком впадать в эйфорию. Особенно когда долго живешь иллюзиями.
Они разошлись по комнатам. Марта слышала, как Виталик защелкал по клавиатуре. Работа его успокаивала. Она разделась, легла в кровать, взяла в pyки Торнтона Уайлдера и принялась перечитывать «Мост короля Людовика Святого». Но успела пробежать глазами лишь несколько страниц, постепенно забывая весь ужас прошедшего вечера, как резко затрещал телефон. Марта взглянула на часы: двадцать минут двенадцатого. После одиннадцати частенько звонил сын, — придя с работы, справлялся о ее здоровье. Но сегодня они уже разговаривали днем. Изредка в такое позднее время звонили безголовые студентки Виталика, для которых что восемь вечера, что два часа ночи — без разницы.
Земская сняла трубку и хотела уже сурово отчитать распутную девицу, но услышала то самое дыхание, которое напугало ее недели три назад. Незнакомец дышал громко, не скрывая его. Марта замерла, не в силах спросить наглеца, что ему нужно. И он чувствовал это. Понимал, что страшное тяжелое дыхание ее гипнотизировало. Главбухшу бросило в жар, душное облако накрыло ее с головой. Опомнившись, она нажала на рычаг, потом резко поднялась, выдернула телефонный шнур, ибо знала, что негодяй опять станет названивать всю ночь.
Марта вышла на кухню, налила себе сначала холодного чая, но, помедлив, достала остатки кофейного ликера, наполнила рюмку и залпом выпила.
«Кто это? Кто?!» — мысленно выкрикивала Марта, пытаясь вычислить негодяя. Даже Джаника она не так боялась,несмотря на его садизм.
Может быть, Гриневич решил подобным образом изводить ее? Что ж,этот мерзавец мог придумать такую пытку!
- Нервы у меня стали ни к черту! — прошептала |она вслух и налила себе еще рюмочку.
— Понятно, чем тут некоторые занимаются, — неожиданно проговорил за ее спиной Виталик.
Марта вздрогнула, поперхнулась и долго не могла откашляться. Она была готова убить мужа и в другой ситуации непременно бы так поступила, но, отдышавшись, выговорила лишь одно слово:
— Придурок!
— Понял! — Виталик тут же попытался ретироваться к себе в комнату, но она его остановила:
— Извини, поставь чаю!
Ей не хотелось оставаться одной. Виталик это понял, поставил чайник, налил себе ликера, усевшись напротив. Он уже отошел от бандитского налета и готов был отпускать свои шуточки.
«Мужики не бабы, — подумала Марта, — на них все зарастает, как на собаках!»
— Что-то случилось? — спросил Виталий.
— Да нет.
— А кто звонил?
— Не назвались.
— А, это тот молчун? — усмехнулся он.
Главбухша и забыла, что, когда Виталик вернулся,она сама рассказала ему о странных ночных звонках.
— Давай поставим определитель, — предложил муж.
Марта кивнула.
— Завтра позвоню, придет приятель и все сделает в наилучшем виде, он дока в таких вещах! Ты только денежку оставь, — Виталик стал грызть ногти. Когда он нервничал, то всегда грыз ногти. — Мне из Перми звонили. Приглашают снова на постановку...
Марта бросила на мужа недоуменный взгляд, неужели Стас ее не послушался и пообещал-таки денег этим провинциалам, чтобы снова сбагрить ее муженька на пару месяцев. Он совсем слетел с катушек!
— Я не хотел сегодня об этом говорить, но так получилось. — Виталик сделал кислую мину.
— Ты же говорил, что спектакль не совсем получился...
— Да, когда я уезжал, то с руководством мы попрощались более чем прохладно. Пьеса была трудная, сложная, мне отдали двух придурочных актрис, и попробуй-ка с ними два с половиной часа, да еще на большой сцене держать зрителя в напряжении. Это тебе не годовой баланс начирикать!
— Ой, шустрик!
— Вот тебе и шустрик! А тут звонит сам синьор директор, кричит, что мой спектакль идет на «ура», его собираются записывать на телевидении, пресса восторженная. А дальше выдает: выбирай любую пьесу, приезжай и ставь! Словно я Питер Брук или Том Стоппард, — Виталик не выдержал и рассмеялся. — До сих пор не могу поверить! Что скажешь?
— А что мне говорить? Тебя же приглашают, а не меня.
— Это я понимаю. Но ты ведь у нас умная. Скажи, что мне делать. Тут бандиты косяком пошли, как тебя оставить?
— Бандитов мы присковородим! Когда надо ехать?
— Как всегда — вчера.
Марта задумалась. Раньше она с удовольствием оставалась одна, любила, когда никто не нудел над душой и она могла делать все, что ей заблагорассудится: лежать, пить чай, прыгать, смотреть телевизор, читать или ковырять в носу. Виталик, правда, занудством не отличался, разговорами и кулинарными требованиями ее не донимал, но, оставаясь одна, Марта чувствовала себя все же комфортнее. Однако сейчас Земской вовсе не хотелось оставаться одной, странная тревога все не покидала ее.
Она молчала, и Виталий, понимая ее настроение, проговорил:
— Ты всегда сама говорила, что одной тебе даже спокойнее. — Мне же жить в цирковой общаге и питаться тамошними щами действительно нелегко: я без соды обходиться не мог, изжога замучила. Дома нeделю пожил, и все прошло. А со вторым спектаклем я точно себе язву заработаю! Но я хочу поставить пьесу об одном талантливом парне, которому не везет, no тому что он родился не в свое время. Он пытается бороться против судьбы, но его никто не слышит. Ни мать, ни возлюбленная, ни дядя. Никто. Они слышат себя, других, а его — нет. Это страшно, когда тебя никто не слышит и не понимает. От этого можно сойти с ума. И чтобы не стать сумасшедшим, он стреляется. И при этом это будет очень смешной спектакль. Потому что всем хочется веселиться, распирает жажда удовольствий и вовсе не хочется слушать про творчество, про новые формы, про великую любовь.
— Что это за пьеса?
— «Чайка».
— И когда ты думаешь отправляться?
— Через неделю. Договорюсь с приятелем, чтоб он довел курс за меня, и поеду.
Марта погрустнела.
— Ты чем-то недовольна?
— Да нет, но... Не знаю. Настроение хреновое.
— Тебя эти звонки так достают? — удивился Виталик. — Да брось ты! Мало ли придурков расплодилось!Ничего, поставим определитель, и он звонить перестанет.
Они почаевничали, выпили еще по рюмке ликера.
Марта спохватилась: половина второго, а завтра она в десять собиралась быть на работе.
— Полежи со мной немного, — попросила она, Виталик лег с женой, обнял ее, приласкал, и снова у них все произошло так,как ей нравилось. Из всех ее мужчин только Виталик умел доставлять ей такое сильное удовольствие.
Неожиданный прилив нежности заставил главбухшу позабыть обо всем на свете.— Может быть, ты отложишь свою постановку?