Мне было страшно, но потом, слава богам и богиням материнства, я нашла книгу Гленнон Дойл25 и ее рассказ о дочери:
Тиш родилась обеспокоенной. В детстве она постоянно плакала. В детстве она по умолчанию была недовольна. Первые несколько лет ее жизни я проводила весь день, каждый день, пытаясь сделать ее счастливой. К тому времени, когда ей исполнилось шесть, я уже отказалась от счастья. Каждое утро я сидела на полу перед дверью ее спальни и держала в руках доску, на которой было написано: «Доброе утро, Тиш! Мы сегодня повеселимся!» Когда она выходила, нахмурившись, я указывала на доску и объясняла, что «повеселимся» означает: веди себя счастливо. Просто притворись. Это наш социальный контракт с миром, малыш: БУДЬ СЧАСТЛИВА. Страдайте молча, как и все мы, бога ради.
Тиш отклонила мою записку. Она не будет веселиться. Она отказалась быть приятной. Однажды, когда Крейг пришел домой с работы, я встретила его у двери в слезах. Тиш была наверху и тоже плакала. Я сказала ему: «Она безнадежна. Неисправима. Я не могу с ней справиться. Откуда взялась вся эта драма???» К его чести, он не ответил словами. Он просто посмотрел на меня, сидевшую на полу и плачущую, и дал мне достаточно времени, чтобы до меня дошло: «О, я поняла. Тиш — это я».
Наверное, этот текст тогда спас меня и мою материнскую самооценку. Потому что я тоже поняла: ну да, моя дочь — это же я и ее папа. Мы оба тревожные, все время напряженные люди. Почему я ждала, что она будет легкомысленной бабочкой? Почему я ждала, что мы будем веселиться каждый день, как в рекламе йогурта?
Когда я рассказала мамам одноклассниц дочери, что больше не жду от Марты радости и веселья, хорошего настроения, не пытаюсь ее сделать счастливой, одна из них сказала: «Спасибо. Я тоже пыталась сделать счастливым своего недовольного сына. Я думала, что надо просто сильнее пытаться».
Первые дни нашего с мамой и дочерью путешествия по Франции мы постоянно ссорились. Я понимала: мама делает то, что описывает Гленнон, и то, чем так долго занималась я: пытается развеселить Марту и сделать ее счастливой. Как-то, уже устав от постоянной драмы, я сказала: «Мам, а чего ты пытаешься добиться?» Она ответила: «Мы во Франции, мы едем в Диснейленд, мы ели сыр восьми видов и невероятное мороженое, почему она не счастлива? Я пытаюсь сделать ее счастливой! Почему у нее не хорошее настроение?»
Тогда я объяснила маме, что это нормально, просто у нашего ребенка такое нормальное психоэмоциональное состояние — не радостное. Она радуется, ей почти все нравится, что-то нет — но это ее жизнь и ее настроение. Это не наша ответственность — постоянно ее развлекать и плясать перед ней, чтобы она хохотала.
Мама удивилась: «Я думала, что ты переживаешь из-за ее настроения, я хотела ради тебя помочь ей развеселиться».
Но я давно не переживаю, я знаю, что мой ребенок из тех, кто на «Доброе утро!» отвечает: «Нет» (как и на все остальное, просто всегда — «нет»). Я знаю, что с моим ребенком все в порядке (как мама Шелдона26, я отвела ее к врачу и все проверила). Я понимаю, что она просто такая — своя. И это ее право — не жить жизнью ребенка из рекламы йогурта.
Как преподаватель, сестра, человек я видела много детей и теперь понимаю, что они разные. Потому что дети — такие же люди. И люди тоже разные.
Конечно, семья, общество, в котором ребенок существует, влияют на него. Мне кажется, мы многого ждем от детей, как минимум — чтобы они «соответствовали», а то «что люди подумают». Помню, когда я работала в детском клубе преподавателем английского, у нас был мальчик-британец. Его папа, тоже британец (вот совпадение!), приводил его по утрам, помогал переобуться и уходил, сказав на прощание сыну: «Have a good day!» То есть «Хорошо проведи день». Что говорили другие родители, не британцы, прощаясь с ребенком с утра? «Хорошо себя веди. Слушайся воспитателя. Не шуми. Не прыгай. Не забудь про футбол вечером».
Мой ребенок не обязан быть удобным мне, не обязан изображать радость, когда не чувствует ее. Мне кажется, когда позволяешь ребенку быть собой, из него может вырасти счастливый человек, который знает, кто он, независимо от ожиданий общества.
Например, мама Амелии Эрхарт поощряла ее совершенно «не девочковые» игры с сестрой. Амелия с Мьюриел занимались конным спортом, стреляли из винтовки, лазили по крышам, что-то все время мастерили, а Амелия была главной заводилой района. Увидев первый самолет в 10 лет, она решила, что станет пилотом; родители не были против, мама даже финансово поддерживала ее. В итоге Эрхарт вошла в историю как первая женщина-пилот, перелетевшая Атлантический океан, и установила еще много других рекордов. Она говорила: «Женщины должны стараться делать то, что пытались делать мужчины. Когда они терпят неудачу, та должна стать вызовом для других»27.
Мама Агаты Кристи сказала ей: «Поезжай», когда та сомневалась, отправляться ли в кругосветное путешествие с мужем. Они отсутствовали несколько месяцев, и мама взяла на себя заботу о внучке, поддержав желание дочери увидеть мир. Сама Агата очень сомневалась, стоит ли оставлять дочь на такое долгое время, но мама убедила ее, что справится. Это путешествие стало одним из самых ярких событий в жизни королевы детектива, вдохновило ее на многие книги и легло в основу «Большого путешествия».
Мама Мишель Обамы понимала, что их район Чикаго не лучший. Школы тоже вызывали сомнение. Плохое финансирование, сегрегация, общая безынициативность руководства школы — Мариан Робинсон это не устраивало. Не такое образование она хотела дать Мишель и ее брату. Мариан водила детей в библиотеку, а еще принимала активное участие в жизни школы, организовывала дополнительные занятия, чтобы дети получили максимум от учебы.
У меня вообще теперь появилась привычка всегда искать информацию о маме какого-то выдающегося человека. Каким было его детство? Что повлияло на него и что сделала мама? Много интересной информации я нашла в книге «Русские опыты воспитания гениев»28: автор Юлия Ященко рассказывает много историй о том, как мамы (и, конечно, папы) воспитывали известных личностей.
В общем, пока я учусь не ожидать от своего ребенка улыбки как с картинки, я изучаю истории других матерей. Я вижу, каким разным может быть материнство, и перестаю ожидать чего-то конкретного от себя. Я рядом, я учу ребенка говорить со мной и доверять мне, стараюсь не подводить ее. Наверное, этого пока достаточно.
А закончить хочу вообще тем, что материнство — не единственная цель, роль и миссия женщины. Это даже звучит странно. Как если бы мы сказали, что единственная миссия и главная цель мужчины — выносить мусор или чинить машину. Почему вдруг надо выбирать «главную» миссию и задачу? Люди — сложные существа и очень разные: кому-то хочется детей, кому-то нет. Кто-то не может иметь детей, а кто-то еще не определился. Но я часто слышу истории о репродуктивном давлении — когда женщину спрашивают: «А когда дети?» или «А когда за вторым?» (меня спрашивали позавчера, я клянусь).
Дженнифер Энистон, которая не первый десяток лет видит свои фотографии на обложках журналов под заголовком «Неужели Джен наконец беременна?», говорит: «Это просто безумие. Никто не знает, что происходит за закрытыми дверями. Никто не задумывается, насколько это может быть деликатной темой для меня и моего партнера. Они не знают, через что я прошла в медицинском и эмоциональном плане. На женщин оказывается давление, чтобы они стали матерями, а если они этого не делают, то их считают испорченным товаром. Может быть, моя цель на этой планете не в том, чтобы производить потомство. Может быть, у меня есть другие дела, которыми я должна заниматься?»29
Юмористка и блогер Екатерина Варнава говорит30: «Был период, когда я это [когда дети?] слышала каждый божий день. Это не просто разрывает мое личное пространство, в него плюют! Когда вы задаете подобные вопросы женщине, не родившей до 36 лет, то, скорее всего, у нее на это были какие-то причины. Может, она не хотела быть мамой. Возможно, у нее есть какие-то проблемы со здоровьем».
В общем, я рада, что разговоров о бестактности и некорректности таких вопросов все больше. Давайте спрашивать женщин про то, про что им хочется говорить, и про то, что не является их личным делом! Ее тело — ее дело.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОРЕФЛЕКСИИ
Что такое для вас мама? Что вы чувствуете, когда слышите это слово?
Если вы мама, что стало для вас неожиданностью в этой роли? А к чему вы были готовы?
Какое самое классное воспоминание у вас про вашу маму?
Нет
Когда мне было лет тринадцать, мы с родителями поехали в путешествие на корабле по нескольким городам России. Там точно был Углич, вероятно, Рыбинск; больше я названий городов не помню, помню только, что везде покупала себе расчески из вкусно пахнущего можжевельника — до сих пор их люблю. На корабле по вечерам была развлекательная программа для туристов, и в один из таких вечеров я познакомилась с девочкой, примерно моей ровесницей, из США. Папа у нее был русский, а мама — американка, и лето они проводили в Москве. Мне кажется, больше никого из наших ровесников на корабле не было, и мы быстро стали лучшими подругами, проводили вместе время, объясняясь на не очень хорошем (моем) английском и (ее) очень старательном русском.
Когда мы вернулись в Москву, родители моей новой подруги пригласили меня к ним домой в гости. За мной приехал ее папа на красивой и, вероятно, очень дорогой машине (я тогда совсем в машинах не разбиралась, тем более дорогих: мы жили в общежитии квартирного типа в Бирюлёво и на парковках у нас дорогих машин не было), повез меня к ним домой, в большой красивый дом с огромными железными воротами и охраной. В общем, опыт был сам по себе очень новый.
Но потом случилось совершенно невероятное. Я зашла в комнату Мэри и увидела книжный шкаф. Сейчас надо немного объяснить, что здесь такого невероятного: я читала всегда, с каких-то там трех лет, как гласит семейная легенда. Мои бабушка и дедушка называли меня «маленькой старушкой», потому что я могла сидеть в кресле с книгой часами, молча («Вот же повезло», — думаю сейчас я, отвечая на 300 вопросов моей дочери одновременно).