Клаудия Голдин признаётся, что всегда чувствовала себя детективом — ей действительно пришлось организовать большое расследование, чтобы найти преступника, который виноват в экономических проблемах мира. Преступником оказались дети (ну, мы с подружками так и говорили! мы знали!) — Клаудия собрала данные о представленности женщин на рынке труда за 200 лет и пришла к выводу: все идет хорошо, пока у женщины не появляется первый ребенок. После рождения второго все становится еще хуже. Но в официальном пресс-релизе работу Голдин описали так: предоставила первый всеобъемлющий учет доходов женщин и участия их на рынке труда сквозь века. Ее исследования раскрывают причины изменений, а также основные источники сохраняющегося гендерного разрыва.
Раньше считалось, что женщины меньше получают и меньше представлены на управляющих должностях в любых сферах, потому что долго им было недоступно высшее профессиональное образование. Но Голдин доказала, что все не совсем так: даже когда образование уже было доступно женщинам, никаких серьезных изменений на рынке труда не произошло. Почему? Потому что существовали общественные стереотипы и общепринятые правила, например женщины почти никогда не возвращались на работу после замужества. Если вы знаете, что в 20–25 лет выйдете замуж и больше никогда не будете работать, станете ли вы поступать на какие-то сложные факультеты, например на медицинский или химический? Женщины строили свой образовательный маршрут, опираясь на то, что поработать им придется всего несколько лет, до замужества, а дальше — дети и домашний очаг. Все поменялось с изобретением оральных контрацептивов: теперь женщины сами решали, когда им рожать детей, возраст замужества рос, женщины стали уделять больше времени и внимания своему образованию, а потом и карьере. Кроме того, в 1960-х движение в поддержку равных прав было в самом расцвете, общественные стереотипы лопались на глазах, как сумки после шопинга на голодный желудок. Женщины перестали думать «выйду замуж и не буду никогда больше работать» и стали принимать больше собственных решений. Две мировые войны также способствовали тому, что женщины выбирали «мужские» занятия и занимали «мужские» места на рынке труда, а потом не хотели оттуда уходить, хотя их иногда просто вынуждали это делать, увольняя целые отделы и заменяя сотрудниц сотрудниками, вернувшимися с войны. В великолепной книге Мэрилин Ялом «История жены»33 есть целая глава о женщинах США во время Второй мировой войны; я не буду пересказывать ее подробно, главное — изменения действительно произошли. Женщины почувствовали, что значит иметь собственное дело, свои деньги. И как отмечает Клаудия Голдин в своей работе, количество женщин на рынке труда стало расти. Здесь роль сыграли и другие факторы: возможность самостоятельно решать, когда заводить ребенка и заводить ли его вообще, доступ к высшему образованию, перемены общественных стереотипов. Что мы имеем сейчас — 60% американских женщин работают (данные на 2022 год). В России эта цифра немного меньше — 49%. Но это тоже половина населения.
Голдин продолжала свое расследование: если у женщин есть образование, есть доступ к контрацепции, есть примеры других работающих женщин, почему разрыв в оплате труда и количество женщин на управляющих постах так и не меняется? Мне нравится думать, что Голдин могла читать и мою любимую Шерил Сэндберг, ведь та — пусть и не научным языком, но так, как видела в своей сфере, — поднимала этот вопрос в своей книге «Не бойся действовать» еще в 2013 году: «В 1970 году американкам платили 59 центов на каждый доллар, заработанный их коллегами-мужчинами. К 2010 году женщины протестовали, боролись и изо всех сил старались поднять эту компенсацию до 77 центов на каждый доллар, заработанный мужчинами. Как иронично пошутила активистка Марло Томас в День равной оплаты труда в 2011 году, “40 лет и 18 центов. Дюжина яиц выросла за это время в цене в десять раз”».
Шерил также делится своими мыслями о том, почему женщин так мало на управляющих постах. Ведь уже количество женщин с высшим образованием давно превысило количество мужчин, но при этом девочки учатся и получают красные дипломы, а мальчики — управляют компаниями и странами. У меня есть и хорошие новости: Шерил пишет, что из 195 независимых стран только 17 управляются женщинами. Сейчас я проверила статистику — их стало 29. Но женщин на управляющих должностях по-прежнему меньше мужчин: всего 21% премьер-министров и 26% членов парламентов, 36% локальных управляющих органов.
Как же так? Почему не помогает уровень образования? Много лет Клаудия Голдин анализировала данные, собранные за два века: никто никогда не поднимал еще такой большой пласт данных. И она пришла к выводу: все дело в детях. Ровно до момента появления ребенка мужчина и женщина идут примерно одинаковым маршрутом: образование, собеседование, стажировка, должность, карьерный рост. А потом женщина уходит в декрет. И здесь начинается самое интересное: чаще всего вопрос о выходе мужчины в отпуск по уходу за ребенком даже не обсуждается, хотя во многих странах такая возможность есть (например, в России отец может уйти в декрет, причем с пособиями по уходу за ребенком). Но обычно женщины слышат вопрос: «И как ты планируешь теперь совмещать карьеру и ребенка?» Причем задающие его выглядят так, как будто кое-что знают, но расскажут тебе только после родов. И они действительно знают — то, за что Клаудия Голдин получила Нобелевскую премию. После рождения ребенка жизнь уже не будет прежней.
Интересно, что представление о женщине — хранительнице очага на самом деле не такое устаревшее, как мне казалось когда-то на первый взгляд из моего информационного пузыря. Я думала: «Ну неужели кто-то действительно верит в то, что после рождения ребенка женщина не планирует возвращаться к работе? Ну, может, в каких-то совсем уж отсталых сообществах». И тогда я как раз прочитала рассказ Мелинды Гейтс о том, как она сообщила Биллу, что не планирует возвращаться к работе после рождения первенца, и было это в 1995 году, не в 1895-м и не в 1795-м! Мелинда пишет34:
— По пути домой из Китая мы с Биллом отделились от группы, чтобы побыть наедине. Во время одной из наших бесед я шокировала Билла, сказав: «Послушай, я не собираюсь продолжать работать после того, как у меня родится ребенок. Я не вернусь». Он был ошеломлен: «Что значит ты не вернешься?» И я сказала: «Нам повезло, мы не нуждаемся в моем доходе. Речь идет о том, как мы хотим воспитывать детей. Ты точно не начнешь меньше работать, а я не представляю, как я могла бы совмещать работу с семьей, если я хочу заниматься и тем и другим на хорошем уровне». Я предлагаю вам откровенный отчет об этом разговоре с Биллом, чтобы с самого начала подчеркнуть важный момент: когда я впервые столкнулась с вопросами и трудностями жизни работающей мамы, я не очень хорошо представляла, о чем идет речь. Моя личная модель тогда — и я не думаю, что это была очень осознанная модель, — заключалась в том, что, когда у пары родились дети, мужчины работают, а женщины остаются дома.
Честно говоря, я считаю, что это здо́рово, если женщины хотят оставаться дома. Но это должен быть выбор, а не то, что мы делаем, поскольку думаем, что у нас нет выбора. Я не жалею о своем решении. Я бы сделала это снова. Однако в то время я просто предполагала, что именно так действуют женщины.
У меня же, наоборот, не было даже мысли о том, чтобы не работать после рождения ребенка. Мне очень повезло: я ни дня не работала ни в какой компании, всегда сама на себя. Я сама составляю свое расписание, выбираю количество рабочих часов и когда они будут — утром, вечером, ночью. Это мое личное дело и моя привилегия, я ее полностью осознаю́ и знаю, что не все работающие мамы находятся в такой ситуации. Многие вынуждены совмещать совершенно невозможный рабочий график с совершенно невозможным детским. Помню, как между тремя и четырьмя годами дочь болела примерно каждые две недели: то кишечная палочка, то отит, то гайморит, то вши (в кипрских садиках и школах — обычное дело), то фебрильные судороги и двое суток в больнице на нурофене (в кипрских больницах — обычное дело). Я не представляю, каким образом я могла бы совмещать работу в офисе или даже из дома, но с фиксированным графиком, с таким весельем и поездками по врачам и больницам. Потом начинаются утренники, детские дни рождения, кто-то из родителей (очевидно кто — мамы) должен поехать на школьную экскурсию и так далее. А сколько стоят услуги няни — видели? Неудивительно, что многие женщины решают: да я лучше буду сидеть дома с ребенком и не нестись ни в какой офис и не извиняться перед шефом, отпрашиваясь забирать ребенка из сада с очередными соплями.
Здесь и начинает расширяться разрыв между оплатой женского и мужского труда. Потому что пока женщины вытирают сопли детям (а часто и себе, от усталости и бессилия, ну и просто это всегда очень страшно, когда болеет ребенок), мужчины учатся, ездят на конференции, заводят полезные знакомства и поддерживают их неформальными посиделками в ресторанах после работы, участвуют в самых новых и масштабных проектах своей компании, даже уезжают в многомесячные командировки. Все это недоступно работающей маме.
Даже если она пытается, всегда есть добрые родственники и знакомые (те самые, которые спрашивали тогда: «А как ты собираешься совмещать?»), которые говорят: «Ты-то на работе, а дети с кем?»
Тина Фей рассказывает в своей книге Bossypants, как она ездила по Америке с презентацией их со Стивом Кареллом фильма The Date Night и в каждом городе журналисты задавали ей вопрос: «А с кем ваши дети?» А Стиву не задавали. Почему-то.
В общем, здесь целый коктейль из внутренних и внешних препятствий, который в итоге выливается (он же коктейль) в большую разницу в оплате труда и в то, что миром управляют мужчины.
И что же делать? Не рожать? Ведь дети — это цветы жизни и, в конце концов, шанс на стакан воды перед смертью… Обидно.
Научная журналистка Ирина Якутенко в своем обзоре Нобелевс