Как вы понимаете, сложно было найти желающих стать таким экспертом в суде. Если вы примете сторону Эбби, вас могут больше никогда не позвать в Мюнхенскую филармонию, а приняв сторону филармонии, вы теряете свою профессиональную репутацию среди коллег-музыкантов.
Филармония назначила серию концертов, на которых Эбби должна была подряд сыграть все самые сложные произведения, а потом несколько месяцев переносила их без объяснения причин.
Это продолжалось два с половиной года. Два с половиной года переносов концерта, на котором Эбби должна была сыграть самые сложные произведения, чтобы доказать, что она имеет право занимать свою должность. И Эбби сделала это. Она сыграла все произведения трижды, с разным темпом, в разных стилях, ее исполнение было записано на пленку.
И вот спустя шесть лет в суде Эбби вернули ее должность. Ту самую, на которую ее взяли после прослушиваний.
Но мы с вами уже знаем, что весь процесс занял 12 лет. Что же происходило еще шесть лет? Эбби боролась за равную оплату труда. Да, ей вернули ее первоначальную должность, но платили — внезапно — меньше, чем ее коллегам-мужчинам.
Еще два года судья выносил решение по этому вопросу, и все это время музыкальный директор Челибадаче ущемлял права Эбби как мог. Например, ее обязали ассистировать коллегам-мужчинам, хотя ни один из них не ассистировал другому. Или всем коллегам на этой должности выдавали один вид контракта, а Эбби, лично ей, — другой, с менее выгодными условиями.
Несколько лет борьбы с филармонией и музыкальным директором, бесконечные заседания, тесты и унижения. Я устала не то что писать эту историю; я устала еще когда впервые прочитала ее — какой-то бесконечный бессмысленный круговорот борьбы с женщиной, которую люди сами назначили на должность, просто потому, что она женщина (о чем они и так знали, назначая ее на должность).
Здесь должен быть счастливый конец, и в каком-то смысле он счастливый: спустя 12 лет битвы за свою работу Эбби получила гораздо более привлекательное предложение от государственной консерватории в другом городе и приняла его. Она известна во всем мире, и не только из-за этого бесконечного и бессмысленного судебного дела, а из-за своей игры, своего профессионализма, таланта и трудолюбия.
Как она умудрялась в таком напряженном окружении развиваться и играть по всему миру — загадка для меня лично, но точно повод для восхищения.
Я рада, что теперь вы знаете историю Эбби, ведь она — про предрассудки, предвзятость, про то, как тяжело системе меняться и как смешно и подло она ведет себя, когда перемены уже неизбежны.
Ведь что могла сделать администрация филармонии, если бы она состояла не только из упертых мужчин в возрасте? Например, я бы точно сделала из этого факта целое представление — смотрите, ни у кого нет женщины на должности первого тромбона, а у нас есть! Это необычно (пока), но вы можете прийти на наши концерты и послушать ее, она гениальна! Я бы сделала из Эбби звезду своей филармонии — это было бы прекрасно, и прибыльно, и интересно. И она бы вырастила еще поколение музыкантов-женщин, которым не надо было бы бояться потерять работу просто потому, что они женщины или решили создать семью. И мы бы все процветали, и был бы мир во всем мире.
Когда готовила этот текст, решила рассказать вам про фразу don’t jump to conclusions — «не надо делать слишком поспешных выводов». И сама же попалась на эту удочку.
Интервью про фильм о Хеди с Сьюзан Сарандон, и я такая: а, ну да, Сьюзан, видимо, там играет Хеди.
Почему? Ну, обе женщины, обе не блондинки, обе актрисы.
Так работает наш мозг — стереотипами. Don’t jump to conclusions — сложная концепция, но можно натренироваться не делать слишком поспешных выводов. Давайте вместе пытаться: жизнь гораздо интереснее, если часть стереотипов заменить на открытость к новому.
Don’t jump to conclusions — если женщина красива, да еще и актриса, что мешает ей изобрести технологию, на которой построены GPS, Wi-Fi и Bluetooth? Что? Да ничего.
Так и произошло: мама Хеди, еврейка, застряла в Европе во время Второй мировой и Хеди очень хотелось ее вытащить оттуда в Америку на корабле. Но корабли постоянно попадали под обстрел фашистских войск. Тогда Хеди, пообщавшись с другом-музыкантом, придумала систему передачи данных так, чтобы подводные лодки не могли считывать, где корабли.
Что дальше? Да ничего. Хеди с другом получили патент, а правительство США не сделало эту технологию. Просто не было тогда необходимых систем, людей, знаний. В 1960-е годы патент рассекретили и стали использовать.
Но Хеди ничего не получила, срок патента уже вышел — ни денег, ни признания. Только в 2014 году ее имя поместили в Зал славы изобретателей, а в 2017-м вышел документальный фильм Bombshell, перевели «Взрывная красотка»; я пока не решила, что думаю об этом.
Don’t jump to conclusions. Женщины могут быть красивыми и умными. Смелыми и тихими. Судьями и модницами. At the same time.
А недавно я пересказывала реальные разговоры с мужчинами из моей жизни в соцсетях и получила множество комментариев: «О да, у меня так же!»
— Позовите мужа, говорит мастер по интернету.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Он нам покажет, где провода для интернета.
— А как он вам покажет, если он не знает? Все провода тянула я, и где выходы в комнатах, тоже решала я.
Это короткий диалог из серии mansplaining — соединили man и explaining, объяснения, — и он не единственный лично в моей жизни. Другие включают, например, разговор с комендантом поселка:
— Добрый день, можно у вас забрать пульт от шлагбаума?
— Мы в воскресенье с вашим мужем разберемся.
Есть еще такой вариант от мастера по кухне:
— А где у вас духовка, хозяйка?
— У нас нет духовки.
— А как вы будете готовить?
— Я никак не буду готовить, я не готовлю.
Это все, конечно, мелочи. Это не насилие, не дискриминация на работе, не отказ в равной оплате. Просто бытовые диалоги со мной как с женщиной. Ну куда мне пульт от шлагбаума, если у меня даже духовки нет?
Но на самом деле mansplaining [желание разжевать женщине что-то и так очевидное, потому что она либо ужас какая дура, либо прелесть какая дурочка] гораздо опаснее, чем кажется. Если мозг человека воспринимает женщину как существо, которое не может управлять пультом и проводами, и максимум ее способностей — одолеть духовку, будет ли этот человек уважать женщину в других делах? Прислушиваться к ее мнению на работе и дома? Голосовать за нее на выборах? Уважать ее рекомендации, делать или не делать прививки? Позволять ей выбирать, имеет ли она право на аборт?
Конечно нет. Максимум, что можно сделать с таким существом, — попросить ее позвать мужа. А там уж разберемся.
Поэтому я так люблю истории о мелочах, казалось бы, вроде бы совсем не подвигах, которые что-то меняют. Например, факт о том, как Роза Бонёр, выдающаяся художница, ходила в полицию за официальным разрешением носить штаны, — женщинам Франции 1850-х годов это было недоступно. Такая мелочь, но камень предрассудков именно такая вода и точит.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОРЕФЛЕКСИИ
С какими предрассудками сталкивались или сталкиваетесь вы?
Какие предрассудки вы замечаете за собой?
Какие мысли вызвали у вас истории из главы?
Сила историй
В своей книге Bossypants Тина Фей рассказывает, как она ходила на воркшоп Розалинд Вайсман, автора книги нон-фикшн «Королева улья»39, на которой впоследствии были основаны книга и фильм «Дрянные девчонки». Розалинд проводила мастер-классы и встречи с женщинами на тему самооценки и уверенности в себе, и одним из заданий было «Напишите на листочке тот момент, когда вы почувствовали и поняли, что вы становитесь женщиной».
Вот что рассказывала Тина:
— Мы записали свои ответы и делились ими сначала в парах, затем в больших группах. Группа женщин была разнообразной в расовом и экономическом плане, но ответы оказались очень схожими.
Почти каждая впервые осознала, что становится взрослой женщиной, когда какой-то чувак сделал по отношению к ней что-то гадкое.
«Я шла домой с балета, и парень в машине крикнул мне: “Красавица, садись, подвезу”», «Я присматривала за своими младшими кузенами, когда мимо проезжал парень и кричал: “Вот это задница!”».
Примеров типа «Впервые я почувствовала, что я женщина, когда мама и отец пригласили меня на ужин, чтобы отпраздновать мой успех в команде по дебатам» практически не было. В основном мужчины кричали всякую ерунду из машин. У вас что там, есть специальный патруль, посланный, чтобы сообщить девочкам, что они вступили в период полового созревания? Если да, то он отлично работает.
Тина Фей со свойственным ей юмором показывает, что часто наши истории как женщин начинаются со странного. И истории других женщин вокруг, когда мы растем, странные. Мы слышим, что говорят о женщинах наши значимые взрослые, и не можем это не впитывать и не делать частью своего восприятия того или иного пола.
Я помню из детства и юности истории о женщинах-героинях, например о Зое Космодемьянской, или о придуманных хулиганках, например о Пеппи Длинныйчулок, или о трагической и героической жизни Мари Кюри.
Еще я помню, как случайно услышала разговор мамы с дальней знакомой. Ее бил муж, и мама пыталась как-то ее поддержать, а знакомая оправдывала мужа и говорила, что он ведет себя так, только когда выпьет, но вообще он замечательный мужчина и любит их с дочкой, а синяки можно и замазать.
Помню историю про директора нашей школы, когда ее сын умер от передозировки и все в районе шептались: «Ну конечно, променяла сына на работу, недосмотрела…»
В общем, какие-то однобокие истории: либо слишком бытовые, либо слишком осуждаемые; и я как-то не задумывалась очень долго, что женщины бывают (и были всегда) где угодно, в любой сфере жизни.
А еще все время было ощущение, какое-то неуловимое, где-то в воздухе, что это как бы мир мужчин, мы здесь в гостях. Все герои учебников — мужчины, большинство героев книг по школьной програ