юки не просто осуждались, а были законодательно запрещены. Хотя некоторым достаточно общественного осуждения и постоянных насмешек: например, Амелия Блумер, в честь которой теперь называются свободные брюки-блумеры, вернулась к платьям после нескольких лет насмешек над ее брюками. Была еще история художницы Розы Бонёр, которая ходила в полицейский участок, пока ей не выдали официальное разрешение носить брюки. Но это скорее исключения, а так важно запретить всем девочкам носить то, в чем реально играть с мячом. Не дай бог они перестанут носить корсеты и начнут ездить на велосипедах. Можно уволить тех, кто занимается такими непотребствами, а женщин, которые вышли на демонстрацию в поддержку коллег… э-э-э-э… ну давайте тоже уволим.
Что может быть еще хуже? Это если начнется война и заменившие ушедших на фронт мужчин работницы фабрик начнут гонять мяч в перерывах между сменами. Это может кончиться плохо: например, работницы фабрики «Дик, Керр и компания» так втянулись в игру с мячом, что организовали любительскую футбольную команду. Такое в наши планы не входило в начале этого рассказа — правда? Даже если хозяин фабрики поможет девушкам создать команду, назвав ее Dick Kerr and Ladies и начнет продвигать ее. Даже если эти странные девушки в смешных шортах начнут собирать больше зрителей, чем приличные мужчины, играющие в футбол, даже если к ним начнут приходить спонсоры и газеты и радио заинтересуются женскими командами, даже если женское футбольное движение начнет вот так, как сорняк, без подкормки, быстро расти по всей стране, собирая на некоторые матчи до 67 тыс. зрителей (стадион «Спартак» в Москве насчитывает более 45 тыс. мест в 2023 году и, говорят, теперь редко наполняется целиком), — вы знаете, что делать.
Просто возьмите и запретите женский футбол на законодательном уровне. Все просто: сначала обязываем все (мужские, других не было) футбольные клубы, которые проводят на своих полях женские матчи, заниматься бухгалтерией женских команд. Кому это надо? Половина женских команд так и развалятся… Если остались еще дамочки, которые желают побегать по полю, как бы «неприлично» это ни было для «прекрасного пола», делаем вот что: запрещаем женским командам играть на профессиональных полях, а всем официальным лицам, включая судей, — сотрудничать с ними. Дальше подключаем врачей — они говорят, что футбол невероятно вреден для женщин и «может помешать им исполнить свой материнский долг»43.
Все, мы покончили с женским футболом.
Пройдет больше 100 лет — и появятся такие футболистки, как Эбби Вамбах, Меган Рапино, Алексия Путельяс. И даже женщины-рефери, например Анастасия Пустовойтова, которая в 2012 году станет первой женщиной-судьей мужского матча и покажет красную карточку одному из игроков за нецензурную брань в свой адрес. Но в любом случае мы всегда будем платить им меньше, чем их коллегам-мужчинам, и всячески дискриминировать — уж как сможем. Пусть эти девчонки попляшут, если не хотят выполнять свой заложенный природой долг материнства, а мы пока направим все наши время, внимание и деньги на мальчиков.
Видите разницу в истории развития мужского и женского футбола? Понимаете, почему я готова идти на женские игры и даже обещаю не брать с собой книжку?
Я не люблю футбол, он не интересует меня, но я буду всегда поддерживать тех женщин, для которых он стал важной частью жизни. Потому что, кажется, нас таких, желающих их поддержать, не так уж и много. Надо держаться.
Вот, например, я с удовольствием всегда поддерживаю информационно футбольную команду Girl Power — был ли у меня выбор, учитывая, что я пишу книги под названием Use your Girl Power? Конечно, я сразу согласилась! Они создали спортивную футболку с 300 именами выдающихся женщин и нанесли их серым цветом на черную ткань. Такой выбор цветов символизирует то, «как несправедливо, что до сих пор нам приходится вглядываться, чтобы узнать имена великих женщин прошлого и современности».
И если я слышу об успехах спортсменок или проектов, их поддерживающих, мне уже вообще не важно то, что я не люблю футбол.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОРЕФЛЕКСИИ
Какое место занимает спорт в вашей жизни?
Для чего человеку спорт?
Почему люди любят смотреть спортивные мероприятия? Что вы получаете от такого просмотра?
Какие качества развивает спорт?
Каких знаменитых спортсменок вы знаете?
Терапия
У меня есть страшный секрет — или давайте назовем его лучше guilty pleasure (либо попросту «слабость»), звучит приятнее: я обожаю реалити-шоу. И вот недавно смотрела одно про любовь: героям и героиням предлагают встретиться в специальных комнатах, где они могут слышать друг друга, но не видеть. Шоу называется Love Is Blind — «Любовь слепа». Девушки и молодые люди общаются друг с другом, задают другу другу вопросы, чтобы лучше познакомиться, рассказывают о себе, делятся сокровенным, иногда, конечно, врут — всё как в жизни. По итогам этих разговоров они должны выбрать, за кого хотят выйти замуж или на ком жениться, основываясь только на том, что услышали от потенциальной второй половинки, не видя ее ни разу в жизни. И вот в одном из эпизодов девушки собрались в своей гостиной (молодые люди и девушки живут отдельно, понятное дело, чтобы друг друга не видеть) и стали обсуждать, какие вопросы точно стоит задавать потенциальному мужу: «Ты когда-нибудь изменял своей девушке/жене?», «У тебя есть кредиты?», «Ты хочешь детей, и если да, то сколько?». И вдруг одна девушка говорит: «Я бы обязательно спросила, ходил ли он на психотерапию!» Остальные восхищенно аплодируют: да-да, ты права, точно, это обязательно надо спросить!
Я думаю: «Ничего себе, вот это мы сделали виток за последние 50 лет — от того, чтобы скрывать поход к психологу и стесняться его, до того, чтобы обсуждать это на первом же свидании, да еще и вслепую».
Но это, кажется, и правда важный вопрос — то, насколько человек психически и психологически устойчив, несомненно, повлияет на ваши отношения. Правда, раньше «истеричками» были только женщины.
Когда читаешь репортаж Нелли Блай о десяти днях, которые она провела в психиатрической клинике в качестве репортера под прикрытием, волосы шевелятся на голове44. Одних описаний условий, в которых жили пациентки, было бы для этого достаточно. Безобразная, а иногда просто отсутствующая еда, унизительные условия проживания, жестокое обращение и фактически пытки — все это в медицинском учреждении, которое должно было помочь женщинам с психическими заболеваниями.
Но когда понимаешь, как Блай попала в психиатрическую клинику, становится еще страшнее.
Вообще-то журналисткой она стала почти случайно: прочитав в 1885 году заметку «Для чего нам девочки» в газете Pittsburgh Dispatch, Нелли пришла в ужас. Девочкам предлагали прожить жизнь домашнего персонала: автор заметки утверждала, что они хороши только для того, чтобы рожать детей и убираться в доме. Разгневанная Блай написала в газету письмо. И оно так понравилось редактору, что ее пригласили писать для издания. Началось все хорошо: Нелли писала о необходимости большего разнообразия работы для женщин, лучших условиях труда, несправедливых законах о разводе и других важных социальных вопросах. Например, однажды она сделала репортаж об условиях труда женщин на одной из фабрик. Это не понравилось хозяину фабрики (еще бы), и он потребовал от руководства газеты прекратить всю эту свободу слова для молодой журналистки. Редакция перевела Нелли на статьи о светской жизни, моде и косметике.
Тогда она ушла. Она не хотела писать о вечеринках, а желала «сделать что-то, чего не делала еще ни одна девушка».
Отправившись на полгода в Мексику, Нелли стала зарубежным корреспондентом. Она создала цикл статей о жизни в Мексике, что, конечно, тоже не понравилось правившему тогда Порфирио Диасу. Нелли стала получать угрозы, и ей пришлось покинуть страну.
Вернувшись в США, она отправилась в Нью-Йорк, к человеку, который подарил свое имя Пулицеровской премии, — Джозефу Пулитцеру. Именно в его газете, New York World, она решила писать дальше и взялась за настоящее журналистское расследование женских психиатрических клиник. Она отправилась в небольшую гостиницу, где не спала всю ночь, чтобы выглядеть немного нестабильно, и начала вести себя странно при других постояльцах, например говорила: «Вокруг так много сумасшедших» — и отказывалась отправляться спать. Вызвали врача. Вот на этом моменте я уже ловлю мурашки от ужаса: то есть женщине надо просто отказываться спать — и уже можно попасть в психиатрическую клинику? Страшно. Нелли освидетельствовали полицейский, судья и врач и постановили отправить ее на остров Блэквелл, в психиатрическую клинику закрытого типа — такую, куда привозят женщин и там их оставляют. Врач вообще сказал: «Эта девушка безнадежна, ей уже ничего не поможет».
Вот это быстрое решение, будто женщина сошла с ума просто потому, что ведет себя как-то не так, ужасает больше всего. Так просто взять и отправить ее на остров, с которого ей никак не выбраться, в клинику, которая больше похожа на тюрьму. И это середина XIX века, уже изобретены фотография, граммофон и даже джинсы. Но женщине так просто оказаться в психиатрической клинике.
Дальше начинается самое страшное. Если в гостинице и на осмотре врача Блай еще изображала странное поведение, то, попав на остров, она начала вести себя как обычно. Но было уже поздно — на ней поставили клеймо «сумасшедшая», и все ее действия, какими бы разумными они ни были, персонал воспринимал как новый симптом ее заболевания. Пообщавшись с другими пациентками, Блай поняла, что и многие из них вполне себе в своем уме. У одной женщины, видимо, была послеродовая депрессия, у другой — травма после потери ребенка, третью на остров привез сын, чтобы занять ее дом. Но персонал это не смущало. Впрочем, лечить пациенток они тоже не собирались, в основном им просто приказывали помалкивать и били, если кто-то не слушался, особенно буйных связывали друг с другом веревкой. Блай пишет в своем репортаже: «Что, кроме пыток, могло бы вызвать безумие быстрее, чем такое обращение (как в клинике)? Вот группа женщин, отправленных на лечение. Я бы хотела, чтобы врачи-эксперты, осуждающие меня за мои действия, взяли совершенно вменяемую и здоровую женщину, заткнули ей рот и заставили сидеть с шести утра до восьми вечера на скамейках с прямой спиной, не позволяя ей говорить или двигаться в эти часы, не разрешая ей читать и запрещая что-либо знать о мире и его делах, давая ей плохую еду и жестокое обращение, и потом посмотрели, сколько времени потребуется, чтобы свести ее с ума. Два месяца сделают ее моральной и физической развалиной».