И пока что прошлое – прошлое Джиневры – находилось в спячке. Оно, конечно, оставалось мучительным, но к счастью, больше не беспокоило.
Очень многие читатели говорили ей, что она изменила их жизни. Вдохновила их. Доставила удовольствие. Отвлекла от забот. Осветила их комнаты, погруженные в темноту.
И все же, сколько Джиневра себя помнила, она всегда считала, что мир без нее был бы лучше. Она чуть было не попыталась предпринять шаги в этом направлении, когда ей было чуть за двадцать. Но ее читатели убедили ее остаться в этом мире.
И, кроме того, была Орсола. Джиневра всегда будет заглаживать свою вину перед сестрой. Она заслужила такое наказание – остаться жить и заботиться об Орсоле, обеспечивать ее. Остаться жить и попытаться загладить свою вину перед ней.
Джиневра всегда влюблялась в своих главных героев. Иначе и не бывает, когда видишь людей целиком – их гордость, а порой их ненависть к самим себе. Мимолетные, мерцающие тени, создающие их невинные детские образы. Секреты, о которых не знали даже их родители или супруги. Когда человек показывает тебе все, выворачивает себя наизнанку, его невозможно не любить. Джиневра научилась этому за свою долгую жизнь.
За одним исключением. Это правило не распространялось на нее саму.
Джиневра осознавала, что она сделала. Осознавала, кто она есть. И это не вызывало любви. Да, она жила, раскаиваясь в этом каждую минуту, но одной жизни для этого было недостаточно.
Джиневра смотрела, как Рори осторожно, неуверенно пьет воду. Это было начало их сотрудничества. Им еще многое предстояло сделать, и это не всегда должно быть весело. Главные герои, как правило, ожидали этого, взволнованные прибывали в квартиру Джиневры и соглашались на предложенные дополнительные порции лимончелло. Но Рори предпочла воду, и Джиневра зауважала девушку еще больше – за то, что той не нужно было сдерживать эмоции в страхе перед тем, что последует дальше.
– Пусть это будет весело, – всегда заявляла Джиневра. Она говорила серьезно, но при этом прибегала к алкоголю как к лекарству.
Джиневра, конечно, пила. Итальянцы в целом не очень любят напиваться. На самом деле, в итальянском языке нет слова для обозначения похмелья. В этом смысле Джиневра не соответствовала итальянским стереотипам. Иногда, после бутылки вина, она чувствовала себя почти счастливой.
Конечно, во всем остальном Джиневра была настоящей итальянкой. Взять, к примеру, персонажа итальянской детской сказки – Пиноккио, полюбившегося во всем мире. Не в версии Уолта Диснея, а в версии Карло Коллоди. Это история не об опасности лжи, как думает большинство. На самом деле, в оригинальной истории Пиноккио несколько раз солгал, но ни разу его нос не вырос ни на йоту. Дисней добавил моральную составляющую. Но версия Коллоди воплотила в себе итальянский подход – в Италии ложь забавляет, она не вызывает такого презрения или осуждения, как в других странах.
Джиневра спокойно относилась ко лжи. Особенно о себе.
– Тебе что-нибудь нужно? Тебе комфортно? – спросила она Рори, очень беспокоясь об ответе.
– Да, спасибо. У вас такой красивый дом!
Джиневра с гордостью огляделась по сторонам. Ее жилище было прекрасно, это правда. Стены украшали фрески, сельские пейзажи с деревьями были написаны вручную известными итальянскими художниками. В гостиной стояли диваны, обитые серебряной парчой; золотая люстра в стиле барокко, витые серебряные лампы с красными абажурами, а на обеденном столе из нефрита, за которым они сидели, стояла жардиньерка, заполненная дикими маками. Джиневра мало кого приглашала к себе – это было безопасное пространство, где она могла отгородиться от мира, поделиться им со своими главными героинями и сестрой, когда Орсола приезжала в гости из Позитано.
– Спасибо. Декор вдохновлен Софи Лорен. В детстве она была моим кумиром и остается им по сей день. – Рори вежливо кивнула. Конечно, она не принадлежала к поколению Софи Лорен. Джиневра тоже, но, хотя ей было всего пятьдесят девять, она всегда чувствовала себя старше своего возраста.
– Ну что, начнем?
– Конечно, – с волнением ответила Рори. – С чего вы хотели бы начать?
Джиневра задумалась. Она предпочитала действовать спонтанно, следуя своим инстинктам. Теперь она обдумывала вопрос номер один. Это должно быть легко. Первый день бывает простым. Несмотря на то, что от этой новой книги многое зависело. Она обязана была стать успешной. Джиневра остро осознавала, какая на ней и Рори лежит ответственность – им нужно создать запоминающуюся главную героиню. Это было основополагающим.
Но это всего лишь первый день, напомнила себе Джиневра, пытаясь справиться с узлами в груди.
– Что вдохновило тебя стать ведущей новостей? – наконец спросила она.
– О-о! – Рори улыбнулась так, что Джиневра не смогла разобрать, то ли это улыбка, то ли гримаса. – Забавно, но я думала об этом совсем недавно. После того как…
Фраза повисла в воздухе. После того как ее уволили, подумала Джиневра, но ей не хотелось продолжать эту тему, не сейчас. Для этого будет время, много времени, чтобы изучить каждую трещинку в жизни Рори.
– Мой отец всегда говорил, что из меня получится отличный ведущий новостей. Я любопытная, мне интересны истории о людях, интересно, что скрывается за масками, которые все носят. И, честно говоря…
Джиневра улыбнулась, стараясь, чтобы девушка чувствовала себя непринужденно.
– Да, пожалуйста, будь откровенна. Предельно.
Рори кивнула.
– Наверное, мне нравится быть звездой. По крайней мере, мой брат всегда так говорил. Возможно, частично в этом причина выбора работы ведущей или репортера. Но, возможно, настоящая причина в том, что папа вложил эту идею в мою голову, когда я была ребенком.
Джиневра кивнула, продолжая записывать. Ансель. Она расспросит о нем побольше – определенно расспросит. Но не сейчас.
– В этом есть смысл. – Джиневра кивнула. – Ты красивая. Очень динамичная. Прекрасно ладишь с людьми, находишь к ним подход, умеешь задать правильный вопрос. У меня есть личный опыт общения с тобой. Ты была проницательна. Это не пустые слова. Я почувствовала это на себе.
Рори покраснела.
– Спасибо. Наверное, меня всегда интересовали люди. Их истории. Что делает их такими, какие они есть. Некоторым ведущим нравятся громкие заголовки, адреналин, но я предпочитаю интервью, особенно с кем-то новым. Делаю все, чтобы им было комфортно. Беседую о мелочах, которые на самом деле являются важными вещами. И мне нравится суета в студии… я теряю всякое представление о времени, забываю о самой себе.
Джиневра записала это и подумала: «Забавно, как мы все по-разному пытаемся заставить себя исчезнуть».
– Но в этой работе были и отрицательные моменты. Мне важно, чтобы вы знали не только о положительных сторонах. Потому что тогда вы упустите из виду, что я практически не отходила от телефона, бесконечно просматривая жуткие истории со всего мира в нашей сети Slack[31].
– Это было сложно?
– Не так сложно, как утомительно, все эти плохие, печальные новости высасывают из вас энергию. Хотя, я думаю, также можно сказать, что это была трудоемкая работа. Потому что я делала пятьдесят дел одновременно, впитывала все известия, которые сыпались на меня, совещалась со своими продюсерами, изучала сюжеты, искусно сплетая их во что-то приемлемое для нашей аудитории, и в это же самое время продюсер кричал, что мне нужно заняться прической и макияжем. А потом, выходя в эфир я, разумеется, широко улыбалась. – Рори продемонстрировала обворожительную улыбку, за которой, как впервые заметила Джиневра, не было ничего настоящего. – Важно было улыбаться правильно. Привлекательно, ради высоких рейтингов и убедительно, чтобы наши зрители чувствовали, что могут на меня положиться.
Джиневра записала это, впитала в себя – элементы, которые Рори не нравились, которые не вызывали у нее радости. Джиневра была солидарна с ней по-своему. Даже писательство, которое она обожала, включало в себя неизбежное зло в виде интервью и социальных сетей.
Джиневра задумалась, как повести разговор дальше. Новый вопрос вертелся у нее на кончике языка, более провокационный, чем она обычно задавала в первый день, но это было необычное интервью, а Рори была необычной главной героиней. И Джиневра поняла, что больше не может ждать – она сгорала от нетерпения.
– Расскажи о своем детстве, про отца и Макса. Каким оно было?
– О-о. – Рори покраснела, затем широко и, как показалось Джиневре, искренне улыбнулась. – У меня было лучшее детство на свете.
Джиневра ощутила, как кусочек пазла, об отсутствии которого она не подозревала, вернулся в ее сердце.
– Ты чувствовала себя любимой?
– Очень. – Голос Рори дрожал, как обычно у главных героев, когда Джиневра задевала кого-то или что-то важное. – Не поймите меня неправильно, я хотела, чтобы у меня быламама. Иногда без нее было тяжело. – Девушка замолчала, вспоминая, и Джиневра почувствовала, как у нее в груди разливается волна боли. Джиневра хотела спросить, когда Ансель сообщил Рори, что ее удочерили? Каково это было – примириться с таким знанием? Тосковал ли Макс когда-нибудь по своей матери?
«Piano, piano, – напомнила себе Джиневра. – Постепенно». Она не хотела пугать собеседницу или причинять ей боль. По всей вероятности, Рори по собственной воле заговорит о своем удочерении. А если нет, то через несколько недель Джиневра осторожно спросит об этом. Не сейчас. Она глубоко вздохнула, загоняя слова обратно в горло.
Не сейчас.
– Конечно, бывали моменты, когда я тосковала по маме, например, когда у меня начинались месячные или когда я видела, как другие девочки после школы бросаются в объятия своих мам. Они заплетали дочерям косички, растрепавшиеся за время уроков, делая их идеальными. А мои волосы выглядели ужасно. Они были коротко подстрижены. Папа отвел меня к украинскому парикмахеру, – Рори тихо рассмеялась.
Рука Джиневры заметалась по странице, записывая каждое слово. Она знала, что позже, в тот же день перечитает эти строки и насладится ими. Она пока не представляла, как будет выстраивать роман, какую выдумку она сделает из правды о Рори, но эти вещи были менее важны, чем то, что она получит из беседы. Она с большим нетерпением ждала тот день, когда сможет поговорить об Анселе. Она перевела дыхание. Ей не следует показывать своего нетерпения.