на выбрала именно меня?
Я рассказываю Максу предысторию. Он медленно выдыхает, явно настроенный скептически.
– Хм-м.
– Она даже никогда не жила в Мичигане. Не может быть, чтобы она…
– Все равно это странно, МС.
– Тогда почему она рассказала мне о моем удочерении таким непонятным образом? Если она отдала меня на удочерение, если она подстроила мою роль главной героини, потому что ей – не знаю – любопытно узнать обо мне или она хочет воссоединиться, так почему бы ей просто не сказать мне об этом?
– Тут я теряюсь, – Макс пожимает плечами.
Я тоже ни в чем не уверена.
– Я могла бы спросить папу.
– Ты могла бы. Но, Рор…
– Знаю. Вряд ли он сможет что-то прояснить.
Макс какое-то время молчит, потом произносит:
– Иногда мне кажется, что он прежний папа. На несколько минут он полностью в нашем распоряжении. Но такая невероятная и эмоциональная ситуация, секрет, который он явно хранит по определенным причинам, – полагаю, надо быть осторожнее, идя к нему с чем-то подобным.
– Да, я знаю. Мне все равно нужно ему позвонить. Боже, хотя иногда… Иногда я боюсь. – Макс кивает. Он, как никто другой, понимает это – легкий укол, который я ощущаю в груди, когда замечаю, что состояние папы ухудшилось, что навыки, которыми он когда-то владел, теперь просачиваются сквозь его пальцы, как песок. Или когда у нас с ним завязывается разговор, который я нахожу почти шокирующе приятным и содержательным, а затем, когда мы прощаемся, он улыбается и говорит: «Вы замечательная женщина. Кто же вы такая?»
– Я не разговаривала с ним с тех пор, как уехала, – признаюсь я.
– Ну, если тебя это как-то утешит, он этого не вспомнит, – Макс улыбается улыбкой человека, который постоянно видит папу и который способен шутить на такие темы.
Я морщусь.
– Думаю, человеку, который всегда далеко, приходится труднее.
– Сомневаюсь, Рор. – Тон Макса резкий. – Возможно, труднее тому, кто рядом. Кому приходится мчаться домой, когда папа уходит на прогулку и не возвращается. Кому приходится носиться по всему Фармигтону, как сумасшедшему, пытаясь найти его.
Я пристыженно киваю. Это было пару месяцев назад. Макс рассказал мне об этом только после того, как нашел папу в парке, где мы играли детьми.
– Прости. Я понимаю.
– Нет. На самом деле ты не понимаешь, нет.
Я возмущена, но не хочу спорить.
– Я ценю, что ты находишься с ним рядом. Действительно ценю. Если бы тебя не было…
«Если бы не ты, мне пришлось бы делать это вместо тебя. А я не думаю, что смогла бы».
Вслух я говорю:
– Я позвоню папе позже.
Возможно, это не решит никаких вопросов. Возможно, он даже не узнает меня. Но я знаю, что мне это нужно.
Некоторое время мы гуляем в тишине, время от времени срываем фиолетовые виноградины со свисающей лозы и жуем их. Двое детей, хихикая, идут перед нами. Дети, потому что на вид им чуть за двадцать, на их бледных руках нет пятен и веснушек, которые, кажется, накапливаются с годами.
– Мы когда-нибудь были такими молодыми? – спрашиваю я.
Он смеется, затем фыркает – классический прием Макса.
– Я-то был. А у тебя душа восьмидесятилетней с самого рождения.
Ты не знал меня, когда я была новорожденной, чуть было не произношу я, но выбираю более дипломатичный путь.
– Я всегда все понимала, да?
– Всегда.
– Наверное, в какой-то момент у меня случился нервный срыв, – шучу я.
– Это и есть «нервный срыв»? – Он указывает на мой наряд. – Если да, то он выглядит неплохо.
Я смеюсь.
– Спасибо. Хотя бы это у меня получается.
Мы почти догнали Нейта и Каро. Они остановились у террасы со смотровой площадкой на утесе, возвышающемся над Риомаджоре и береговой линией. За их спинами – бесконечные виноградники, втиснутые в горы, поросшие кустарником средиземноморской маккии. У них, похоже, серьезный разговор, об этом свидетельствуют скупые движения рук и напряженные лица. Когда Каро замечает нас, она внезапно замолкает на полуслове.
– Что… э-э-э, ребята, у вас все в порядке? – интересуюсь я.
Каро кивает. Ее губы растягиваются в широкой ненатуральной улыбке.
– Все отлично.
– Да, все хорошо. – Нейт отряхивает руки от невидимой грязи и подходит к ограждению, чтобы выглянуть наружу. Интересно, говорили ли они обо мне.
Через несколько мгновений Нейт возвращается, изучая карту.
– Ладно, я предлагаю доехать до Корнильи на поезде. В противном случае это три мили, большая часть которых в гору. Или вы, ребята, хотите пройти пешком?
– На поезде, – произносим мы с Каро в унисон.
– Хорошо. Считается, что это наименее примечательный город, расположенный в отдалении от моря, но с потрясающими видами. Затем мы отправимся в Вернаццу. Там проще – местность равнинная. Мы можем осмотреть замок, пообедать в заведении, которое Джиневра включила в маршрут – ресторан Belforte. Затем мы снова сядем на поезд до Монтероссо, быстро осмотрим город и проведем остаток дня, отдыхая в bagno. – Он с гордостью произносит итальянское название пляжного клуба голосом Фабрицио. – Что скажете, ребята? – Затем в его глазах появляется беспокойство. – Как дела, Рор? Я даже не спросил.
– Прекрасно. Но можем ли мы в обозримом будущем добавить в маршрут кофейную паузу?
– Да, синьорина. – Затем Нейт снова поет Dipinto di blu. Я издаю стон, но он подмигивает мне, как делал это много раз. И все же я чувствую, как во мне что-то затвердело там, где обычно смягчалось.
Затем Нейт, Макс и Каро направляются к поезду. Я останавливаюсь на мгновение, сосредотачиваю внимание на своем теле, как нас учили на ретрите, и наблюдаю за ними – Макс и Нейт болтают, Каро стоит в стороне, листает что-то в своем телефоне, выражение ее лица странно мрачное.
– Идешь, Рор? – Нейт оглядывается, и остальные тоже.
– Да. – Я медленно подхожу к ним.
– Рор, – Каро стоит рядом со мной. – Привет. – Она произносит это тихо, почти испуганно.
– И тебе привет.
– Послушай… может, я и ошибаюсь, но все равно скажу. Если бы я не знала тебя лучше, подумала бы, что ты меня избегаешь. – Я слышу в ее тоне намек на то, что мы ведем себя не как обычно. Мы не похожи на себя, на обычных Рори и Каро.
– Я не избегаю тебя. Просто это… слишком. Эта поездка. Нейт. – Я думаю, как подвести итог нашему общению за завтраком, но у меня нет на это сил. – Тот валун. Откровенный разговор с Максом. Боже, мне нужно тебе кое-что рассказать. Но не сейчас.
И еще мне есть о чем ее спросить.
– Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать.
– Да? – Я наклоняю голову набок, пытаясь понять, о чем речь.
Она переводит взгляд на мужчин.
– Не здесь.
– Ладно. Тогда позже.
Она сжимает мою ладонь, пока мы ждем посадки на поезд до Корнильи. Я пожимаю ее руку в ответ и оценивающе провожу пальцем по изумрудам в кольце с пантерой.
– Оно новое? – уточняю я. – Я в диком восторге!
– Хочешь? – Она снимает его и кладет мне на ладонь.
– Брось! – смеюсь я.
– Нет, я серьезно. Ты можешь взять его. Я хочу, чтобы оно было у тебя.
– Но я не хочу этого. – Я надеваю ей кольцо на кончик пальца. – Ты сумасшедшая. Ты слишком щедрая.
Она пожимает плечами и надевает его до конца.
– Что мое – твое. И у тебя сейчас нет работы, вот я и подумала…
– Ну так купи мне сэндвич, а не кольцо от Cartier!
– Я буду рада купить тебе и то и другое. – Затем Каро улыбается мне своей широкой, теплой улыбкой, и тысячи воспоминаний, словно маленькие подушечки, подпирают мое сердце. Каро, девять лет: девочка из моего класса, которую я плохо знала, тихая, с вечно опущенной головой, единственная, кроме меня, у кого никогда не было денег на горячий школьный обед. Однажды она подошла ко мне на игровой площадке и застенчиво произнесла: «Мне нравятся твои шорты». Я смущенно опустила глаза. Они были из коричневой ткани с выцветшими маргаритками и пятном от отбеливателя сзади. Потом я увидела, как она с надеждой вздернула подбородок, и поняла, что она выбрала меня. Я была нужна ей. Позже я поняла почему. Отец Каро постоянно играл в азартные игры за границей, в Виндзоре, а мать Каро была помешана на лошадях. Как-то зимой ее мама решила оплатить содержание лошади, вместо того чтобы оплатить счет за отопление. Каро однажды подслушала, как ее мама призналась подруге, что любит свою лошадь больше, чем дочь.
Каро всегда говорит, что она такая, какая есть, и все, чего она достигла в жизни, – это заслуга папы, Макса и меня. Мы взяли ее к себе. Мы подарили ей семью, когда та, в которой она родилась, оказалась невероятно отстойной. В свою очередь, она стала самым верным другом для меня, Макса и папы. И самым продуманным – например, сделать мне на день рождения альбом с корешками билетов, которые она сохранила с тех пор, как нам было по двенадцать, организовать потрясающую вечеринку-сюрприз на мое тридцатилетие и неожиданно купить мне такую же футболку, как себе, потому что знала, что она мне понравится. А еще она невероятно щедра. Для нее типично отдать свое кольцо от Cartier. Возможно, это одна из причин, по которой ее финансы не бывают в полном порядке. Но дело не только в деньгах – она заботится о самых незначительных потребностях тех, кого любит. Всякий раз, когда я приезжаю в Мичиган, она встречает меня в аэропорту с бутылкой воды и моими любимыми закусками. Она настаивает на том, чтобы заранее приготовить в нашем домике все мои любимые блюда, а потом остается с нами у папы, расставляя на прикроватном столике свежие пионы и вафли, которые я так люблю. Она готовит все это для папы, даже когда меня нет дома, – пополняет его запасы, покупает халву, водит его к своему давнему парикмахеру. Она присылает мне видео с папой, обнимает его за меня.
Каро – лучшая. Джиневра просто обязана быть неправой. Каро не может быть против Макса. Она просто не может – и все!
Поезд подъезжает к станции, и как только мы оказываемся внутри в толпе туристов, болтающих на разных языках, я непроизвольно обнимаю свою лучшую подругу.