– Это КГБ? – прошептала Орсола.
– Нет, – ответил Доменико. – Будь он из КГБ, не стал бы это афишировать, не сомневайся. Но мы недавно проехали Лубянку.
– Что такое Лубянка? – поинтересовалась Орсола.
Джиневра знала, что это такое – улица, где находилась штаб-квартира КГБ. Туда забирали врагов государства, которых потом больше никогда не видели.
– Мы скоро подъедем к отелю, – сказал Доменико, уклоняясь от ответа на вопрос дочери. Джиневра наблюдала, как к ее сестре возвращается улыбка. Как хорошо, что жизнь так благословила Орсолу, что все ее неприятные мысли мгновенно улетучивались.
Неприятные мысли Джиневры накапливалась и тлели.
– Мы на месте, – объявил Доменико. – Отель «Метрополь».
Дождь прекратился, и все вокруг стало более четким, открывая неожиданное очарование старины. Джиневра почувствовала, как ее охватывает трепет. Москва! И «Метрополь» – грандиозный исторический отель в центре города, который стоял там еще в царские времена.
Когда Джиневра сообщила своим коллегам в библиотеке, что собирается в Москву, они в замешательстве наморщили лбы. Одни поинтересовались, безопасно ли это. Другие уточнили: «А Москва так же далеко, как Сицилия?»
Целый батальон швейцаров уже направился к машине Эфрати. Водитель снова что-то сказал по-русски резким тоном. Джиневра уже знала, что он, вполне вероятно, был информатором КГБ.
Перед отъездом из Италии Доменико усадил девочек рядом и рассказал им о жизни в Советском Союзе и мерах предосторожности, которым они должны следовать. Чтобы иностранцы могли получить визы, они должны были зарегистрироваться как организованные туристы, которых обязательно сопровождал гид «Интуриста[65]», который также был информатором КГБ. За каждым шагом Эфрати будут следить. КГБ, скорее всего, установит жучки в их гостиничных номерах. Доменико был еще недостаточно здоров, чтобы совершать регулярные поездки, но девочки смогут поочередно выходить из отеля – одна будет оставаться с отцом, другая отправится на разведку для помощи всем евреям, которых они смогут найти. Свободное время без гида «Интуриста» было ограничено, но Доменико слышал, что взятки могут смягчить это правило, что особенно полезно, если близнецы захотят пообщаться с евреями в синагоге. С этой целью Эфрати набили свои чемоданы сигаретами «Мальборо» (на случай, если их гидом будет мужчина), духами, губной помадой и колготками (на случай, если это будет женщина) – всем тем, что было практически невозможно купить в Советском Союзе, разве только из-под полы или если ваш отец занимал высокий пост в правительстве и у вас был доступ к специальным магазинам. Доменико попыхивал сигарой, объясняя девушкам, что, хотя они и могут обойти некоторые правила, им не следует недооценивать КГБ. За девушками в отеле будет вестись наблюдение – все, от швейцаров до дворецких, являются осведомителями. К счастью, у Эфрати было небольшое преимущество, потому что они были итальянцами, надзор за ними был не такой пристальный, как за американцами. Но если по какой-то причине одна из девушек познакомится с евреем…
Доменико не рассматривал кого-либо, кроме еврея, в качестве подходящего мужа для своих дочерей.
– Если вы встретите еврея, – сказал он, – вполне может оказаться, что КГБ установило за ним слежку, а это будет означать, что и за вами слежка усилится. Евреев всегда подозревали в том, что они сионисты, поэтому советский режим преследует их.
Когда швейцар протянул руку, чтобы открыть им дверь, отец схватил обеих девушек за предплечья с силой, удивившей Джиневру. Он прошептал:
– Помните, что мы здесь для того, чтобы наслаждаться и сделать хорошее дело, piccoline. Но мы должны постараться не навлечь на себя неприятностей. Мы здесь не для того, чтобы заводить друзей.
– Конечно, babbo[66], – согласилась Джиневра.
Доменико кивнул.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, Орсола? Niente scherzi.
Никаких забав.
– Какие еще забавы? – спросила Орсола, невинно хлопая ресницами.
– О, я не знаю, – ответил Доменико. – За исключением… – Он строго посмотрел на нее, но затем в его взгляде появилась нежность, как это всегда происходило при общении с дочерью, которая была его отрадой. Зависть всколыхнулась в Джиневре, грозя вырваться наружу. Огромным усилием она сдержалась. – …как насчет того, чтобы не влюбляться? Только не в Москве, – рассеянно произнес Доменико, роясь в бумагах в кармане пиджака.
По лицу Орсолы пробежала тень.
– Ладно, – бодро сказала сестра. – Не волнуйся, babbo. Ты придумываешь такие дикие, невероятные сценарии!
Доменико нахмурился, и Джиневра подумала, что он собирается сказать что-то суровое о том, что эти сценарии вовсе не были дикими, а Орсола – довольно наивна, но он лишь слегка улыбнулся, очевидно, успокоенный.
Джиневру, однако, слова сестры не убедили. Когда Эфрати вышли из машины и оказались в отеле с его потертой роскошью, великолепными красными бархатистыми дореволюционными коврами и мебелью, с портье в униформе с золотым шитьем, она задумалась о словах отца. Эта вероятность беспокоила ее.
Джиневра знала свою сестру, и она знала – по крайней мере теоретически – мужчин. Она бессчетное количество раз выгораживала Орсолу, когда та задерживалась допоздна, катаясь на заднем сиденье мопеда какого-нибудь парня, или в те бесконечные выходные, когда сестра уехала в Геную с молодым профессором, и Джиневра соврала отцу, что Орсола сверхурочно работает волонтером в больнице.
Где бы ни находилась Орсола, за ней следовали романтика и драма. Джиневра, по обыкновению, подумала, насколько другой была бы ее жизнь с такой неотразимой красотой, как у Орсолы, когда можно было бы идти по миру, оставляя след и привлекая внимание мужчин. Как Софи Лорен.
В отличие от человека, чьи шаги практически незаметны, человека с простыми, неправильными чертами лица, на которое никто не обращал внимания дважды.
Было очевидно, почему Доменико беспокоился именно об Орсоле. В конце концов, шанс, что Джиневра рискует навлечь на себя неприятности в любовной сфере, казался весьма призрачным.
Их гида из «Интуриста» звали Ольга – бодрая, лет сорока пяти, в потертых кремовых туфлях-лодочках и коричневом пальто-тренче, с глубокими морщинами на лбу и пухлыми розовыми губами. Ольга, сопровождая туристическую группу, в которой была Джиневра, передвигалась по Москве в ускоренном темпе, постоянно призывая поторопиться и одаривая обаятельной улыбкой. Казалось, она изо всех сил старалась убедить всех в доблести и превосходстве Советского Союза под страхом быть расстрелянной за провал своей миссии.
В потрясающем Большом театре Ольга провела группу по богато украшенному зрительному залу, с гордостью рассказывая, что именно здесь в 1922 году было провозглашено образование СССР. Рядом с Джиневрой шел американский турист по имени Гарольд из местечка под названием Миннесота. Гарольду было за шестьдесят, но они с Джиневрой признали друг в друге не просто попутчиков, а родственные души, и потому держались вместе. Вот и сейчас они с Гарольдом принялись перешептываться.
– Обратите внимание, она не сказала, что вскоре после революции правительство чуть не закрыло театр, – сказала Джиневра Гарольду, когда они проходили мимо красных бархатных занавесей с позолоченной каймой, которые закрывали ложу для первых лиц государства.
– Да, точно. Они хотели уничтожить все элементы буржуазной культуры. К счастью, им это не удалось в полной мере. Хотя они все еще доблестно пытаются переписать историю. Основная задача Ольги, похоже, заключается в том, чтобы не дать туристам ничего увидеть.
Джиневра улыбнулась и кивнула. Она не была полностью согласна, хотя и понимала, что, конечно, им показывали культивируемый образ СССР, который вряд ли соответствовал реальной жизни. Тем не менее, Джиневра была очарована Красной площадью и Кремлем, находившимися в квартале от их отеля, Оружейной палатой с самой большой коллекцией яиц Фаберже в мире, даже очередью в Мавзолей Ленина. Во время экскурсии Ольга существенно исказила влияние почитаемого вождя на мировую историю, не упомянув о множестве людей, убитых во время возглавляемой им революции и после установления большевистского режима. Но для Ольги дедушка Ленин и отец народов Сталин были на уровне Иисуса, а может быть, и выше.
И все же Джиневра восхищалась ее талантом рассказчика. Благодаря ему Джиневре не нужно было любить Ленина, чтобы понять тех, кто выстраивается в очередь, чтобы увидеть его. Ей было несложно проникнуться благоговением к этому обществу, которое так отличалось от ее собственного, наблюдая за людьми вокруг – за мужчиной, который поцеловал свою дочь в лоб и назвал ее zaychonok; за парой, которая ссорилась, их тихие голоса не соответствовали разговору, который казался напряженным, – и представить, как из этих маленьких особенностей складываются истории.
Джиневра разбиралась в людях. Она любила наблюдать за ними, подмечать черты характера, слушать фрагменты разговоров и записывать все это в блокнот, который она всегда носила с собой в сумке. Джиневре нравилось наблюдать за американскими туристами, подслушивать, о чем они говорят. Орсоле же нравилось общаться с симпатичными американцами. Знание английского пригодилось в Москве обеим, поскольку русского они не знали. Между тем Джиневра также увлеченно изучала историю страны. Она читала об ужасах, творившихся при Ленине и Сталине, о заговоре врачей-евреев, о миллионах жизней, уничтоженных в Советском Союзе, – стране, границы которой простирались так далеко и широко, что это было почти непостижимо, если смотреть на нее на глобусе.
Был конец апреля, и воздух был более прохладным, чем в Риме, где на прилавках фермерских магазинов уже начали появляться артишоки и клубника. После десятиминутной прогулки Ольга повела группу к станции метро «Площадь Революции». Джиневре она показалась похожей на театр. Белые стены, темный гранит, бронзовые статуи и даже люстры – девушка была впечатлена всем. Общественный транспорт Рима был совсем не похож на этот. Перед поездкой отец объяснил ей, что советская столица, которую им предстоит увидеть, будет неоднозначной. Москва была достопримечательностью всей страны – все советские люди стремились жить там, потому что ее магазины были менее пустыми, а возможности трудоустройства – более широкими. Однако гражданам требовалось разрешение для того, чтобы постоянно проживать в Москве, если только они не родились там, или не поступили в учебное заведение, или им не посчастливилось создать семью с коренным жителем Москвы. Блестящая столица была создана для того, чтобы радовать правительственную элиту, а также демонстрировать туристам советское величие. Тем не менее идеальная облицовка порой скрывает трещины. Как, например, в отеле «Метрополь» – по-видимому, одном из лучших в стране – иногда не хватало горячей воды.