– Что это было?
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что в конце концов, выяснилось, что валун был несчастным случаем. Ни Джиневра Экс, ни ее приспешники, ни Каро, мрачные мыли о причастности которой терзали меня, не делали этого. Может быть, я все-таки выдумываю все свои подозрения. Может быть, все мои страхи лишь у меня в голове.
Если только русский парень не солгал. Если только он не помощник Джиневры и намеренно не поднял эту тему, пытаясь ввести меня в заблуждение. Я перевожу взгляд на него – он смотрит на меня украдкой, болтая со своей девушкой.
Я сбита с толку.
– Что? – Нейт поддерживает меня, его плечи напрягаются.
– Кажется, я немного пьяна, – наконец заявляю я, решив, что не хочу говорить о камне. Хочу забыть обо всем этом.
Нейт улыбается.
– Я тоже. Это напоминает мне о…
Я подхватываю.
– Боже, я тоже только что об этом подумала!
– Ночь Erewhon[76], – повторяем мы в унисон.
Мы с Нейтом определенно не приверженцы магазина Erewhon, мы скорее предпочитаем Kroger[77]. И мы также не из тех людей, которые часто напиваются ночью, но однажды мы действительно очень хорошо провели время и изрядно выпили в Olive Garden[78]. (Обожаю неограниченное количество хлебных палочек). По дороге домой мне так захотелось пить, что мы остановили Uber в первом попавшемся месте, которым оказался магазин Erewhon, самый модный продуктовый магазин с невероятно завышенными ценами, настоящая Мекка для того множества жителей Лос-Анджелеса, приверженцев Goop[79], которым доставляет невероятное удовольствие платить двенадцать долларов за минеральную воду.
Нейт неудержимо хохочет.
– Я никогда этого не забуду. Ты так много выпила, что принялась общаться на улице с белкой. Я купил тебе воду – самую дешевую из тех, что имелась в магазине.
Я смеюсь.
– Спасибо, хоть не минеральную. Но та белка была такой милой. И явно проголодалась.
– Я помню. Ты заставила меня вернуться за морковкой.
– Боже мой, и правда! Я действительно это сделала! – Я сгибаюсь пополам, но успеваю заметить фиолетовую вспышку и резко выпрямляюсь, внезапно насторожившись. Но вспышка – ткань сливового цвета с перьями, развевающаяся в холле, – исчезает в купе. Я трясу головой, сбитая с толку.
– Что случилось? – Нейт останавливается.
Я продолжаю идти по коридору, переводя взгляд с одной двери на другую. В какую же она вошла?
Это была?..
Нет. Не может быть.
– Рори? – настаивает Нейт.
Я качаю головой.
– Ничего. Мне показалось, я видела…
– Что именно?
– Кого. – Я прокручиваюя в голове два слова, которые вертятся у меня на языке. Я вот-вот выпалю их, но мне удается сдержаться и не произнести их вслух. Не позволить им испортить мне настроение этой ночью. Я в таком беззаботном, счастливом, наконец-то расслабленном настроении, мои проблемы далеко, наконец-то не кидаются на меня, как свора собак, требуя моего внимания и решения.
– Что… я имею в виду, кто там? – Нейт следит за моим взглядом, но уже слишком поздно. Кто бы это ни был, он исчез.
– Неважно. Давай пошли. – Я тяну его в другую сторону, но не могу удержаться, чтобы в последний раз не оглянуться через плечо. В коридоре по-прежнему пусто – никакого движения. Только глянцевое дерево, шум разговоров и радостные возгласы, доносящиеся из вагона-бара.
Я качаю головой, пытаясь избавиться от наваждения. Это однозначно невозможно. Должно быть, мой разум сыграл со мной злую шутку.
Но когда Нейт целует меня в щеку и тянет меня в сторону купе «Рим», я все еще чувствую легкую тревогу.
Если бы я не была так пьяна, если бы я не знала, что это невозможно, я бы почти поклялась, что только что видела Джиневру Экс.
Глава тридцать четвертая. Кэролайн
Я подскакиваю на кровати, вздрогнув от внезапного ощущения движения подо мной.
Через несколько секунд до меня доходит: это поезд снова в пути. Должно быть, сейчас полночь, время отправления в Позитано, если я правильно помню предусмотренный для нас бессмысленный маршрут. Мой взгляд скользит по часам, встроенным в стойку, и задерживается на толстой черной стрелке, показывающей двенадцать.
Поезд дергается вперед, вскоре набирая ровный темп. Проходят секунды, и вы уже почти не замечаете этого – движение стало постоянным, частью реальности, которую вы больше не подвергаете сомнению.
Я провожу рукой по глазам, счищая корку от застарелых слез. Высохших. Прошедших.
Я понимаю, что мне больше не грустно и я не в отчаянии. Я – нечто совершенно иное.
Я сажусь, и у меня перед глазами проносится картина: я стою в Колизее на краю уступа, на головокружительной высоте. Пинаю камешек и наблюдаю, как он летит вниз. Очень долго, пока не врезается в землю. Делаю шаг назад, мое сердце бешено колотится, панорама Рима простирается до самого горизонта. Чувствую за спиной Макса, его рубашка касается моей кожи.
Так же близко ко мне, как мой следующий вздох.
Я приподнимаюсь на кровати, и в этот момент мое бедро больно задевает что-то металлическое. Я вздрагиваю и дергаюсь.
Ключ Макса. Он отдал его мне, сказав, чтобы я заходила к нему по-соседски, если мне что-нибудь понадобится. Вообще все что угодно. Внезапно, в приступе ярости, я швыряю ключ в сторону двери. Он с легким стуком падает на паркет.
Я мельком замечаю свое отражение в зеркальной панели напротив. Мои волосы растрепаны, кожа красная, вся в следах от наволочки. Но лицо у меня жесткое и непоколебимое. Я непроизвольно отдаю себе честь.
Я глубоко выдыхаю. Смогу ли я это сделать? Я действительно, действительно могу это сделать? Мой крошечный прилив храбрости проходит так же быстро, как и появился. Колизей возвращается ко мне – мое сердце бьется сильнее от ощущения, что я так высоко. Так близко.
Все эти разговоры о самоубийстве, всю эту болтовню я выбросила из головы. Рори перешептывалась с Максом в машине на обратном пути к поезду. Они думали, что я ничего не слышу. Дело в том, что для совершения самоубийства требуется определенная доля мужества. Мужество, чтобы действительно что-то сделать со своими чувствами и проблемами, чтобы их заглушить.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и хлопаю ладонями по столу, намеренно сильно, вызывая раздражение. Хватит. Я смотрю на свои ладони, розовые и покалывающие. В ушах нарастает гул.
Хватит. Я больше не могу этого выносить!
Внезапно я вижу перед собой свой детский образ, словно печальный, кроткий мираж. Он приближается ко мне ближе, еще ближе, пока не оказывается в дюйме от моего носа. Маленькая Каро пугает меня, я теряю ее очертания, отчаянно хочу избавиться от них. Маленькая Каро – теперь я понимаю – она смелая, насколько это возможно. Эта милая маленькая девочка. По моим щекам снова текут слезы.
Я понимаю, что долгое время прятала маленькую Каро. Приказала ей сгинуть. Критически относилась к ней. Придумывала истории, в которых не было ничего от реальности.
Я говорила себе, что, если бы она была другой – хорошей, ее родители тоже были бы другими.
Больше нет. Я встаю, беру ключ Макса, верчу на указательном пальце. И тут я кое-что вспоминаю. Внезапно я начинаю носиться по комнате, ощупывая все поверхности, а мой взгляд мечется по сторонам. Где он?
Я хватаю чемодан, сбрасываю его со стула, переворачиваю и высыпаю все содержимое на пол, роюсь в вещах, отбрасываю в сторону нижнее белье и шелковые платья – но ничего не нахожу. Ошеломленная, поднимаю голову и замечаю нижнее белье на лампе. Страх нарастает в моей груди. Где он, черт возьми?
И тут я вижу его – крошечный кусочек металла на маленьком столике. Я подхожу и беру свисток, который входил в приветственный набор. В первый день Рори носила его.
Теперь я надеваю его на шею.
Мой разум мечется, перемешивая мысли.
Я смелая – или, по крайней мере, попытаюсь такой стать.
Глава тридцать пятая. Рори
Поцелуй с Нейтом именно такой, каким я его запомнила. Крепкий. Решительный. Настойчивый. Его руки так знакомо поглаживают мои бока, сжимают мою попку, перебирают мои волосы.
Долгое время – в течение десяти лет – я думала, что существует только один способ целоваться, только один способ заниматься сексом: так, как это делаем мы с Нейтом. Мне это нравилось, я была готова подписаться на вечность наших испытанных отношений. Но потом я поцеловалась с Габриэлем. Потом я переспала с ним. Не хочу сказать, что Габриэль стал для меня началом и концом, не хочу сказать, что я ставила его выше или ниже Нейта. Просто он был другим. Он был похож на карамельное мороженое с пралине, и я уже была готова отказаться от фисташкового на всю оставшуюся жизнь. Теперь я вспомнила, что фисташковое мороженое невероятно вкусное. Возможно, оно действительно мое самое любимое, хотя карамельное пралине тоже было потрясающим.
Все мысли о мороженом улетучиваются из моей головы, когда Нейт подводит меня к кровати, наши губы соприкасаются, мы явно чувствуем себя победителями в матче, играть в котором даже не ожидали. О, да, мы знаем, как это делается! Быстрыми, скупыми движениями Нейт снимает с меня топ, затем опускает юбку, так что она облепляет мои лодыжки. Затем он еще раз настойчиво целует меня. Я тоже изголодалась. Задираю ему рубашку, раздражаясь, когда она застревает у него на голове. Тяну, тяну, пока его губы снова не оказываются на моих, и он приподнимает меня, притягивая к своей груди. Я обхватываю его ногами, замечая, что он уже снял штаны – я даже не увидела, когда он это сделал. Мы с Каро всегда шутим по этому поводу – что мужчины могут, точно Гудини, управляться со своей одеждой: вот ты ее видишь, а через мгновение – нет. Одно только имя Каро отзывается болью в моем сердце, а затем, к счастью, улетучивается из головы. Я провожу ладонями по рукам Нейта – его бицепсы мне нравятся больше всего, гладкая кожа, легкий загар.