Стеллаж профнастила теперь поражал чистотой. Ржавчину ножами соскабливали в чашки, старательно измельчали и жарили. Потом мешали с тёртым алюминием в подсказанных капитаном пропорциях и прессовали кружкой в форме, изготовленной на сверлильном станке.
Термитными шашками обложили два соседних прута решётки, растущих прямо из палубы, и посыпали сверху смесью йода и алюминия. Тихон уверял, что остаётся добавить несколько капель воды, чтобы безобидная труха вспыхнула и пережгла арматуру.
Зарядов хватило бы на всю решётку, но Тихон настоял на экономии:
— Не баре, отогнём прутья и проползём под ними. А термит ещё пригодится. Мы же не знаем, что там дальше, за люком?
Настя забеспокоилась:
— А что выделяется при горении? Мы не отравимся?
— А ведь верно! — воскликнул Серж. — Я точно помню, что костёр всегда с дымом.
Тихон в очередной раз горестно покачал головой.
— Термит не дымит. А вот запал — обязательно. Это будут пары йода, едкие и ядовитые. Вентиляция понесёт дым вдоль решётки, так что опасности никакой. Мы просто отойдём подальше. И ради Бога, берегите зрение! Не смотрите на пламя!
Мы снова понадеялись, что он знает, о чём говорит, и промолчали.
Со словами «к делу!» Тихон окунул пальцы в чашку с водой и прокапал каждый из зарядов. Мне очень хотелось заметить начало реакции, но «пожарник» был неумолим:
— Немедленно уходим!
Он буквально протащил нас шагов двадцать — двадцать пять. Разумеется, мы не шибко упирались, но ведь нас было четверо!
Когда я повернулся к решётке, из-под неё уже валил густой фиолетовый дым. На полу у оснований приговорённых прутьев искрило что-то ослепительно белое. «И ничего страшного», — подумал я. Но тут полыхнуло так, что глаза закрылись сами собой. Рядом охнула Настя, и замысловато выругался Серж.
Когда тёмные пятна в глазах рассеялись, я увидел грустное лицо Тихона:
— Неужели так интересно? — спросил он. — Почему не поверить и не отвернуться?
— Получилось? — крепко зажмурившись, спросил Серж. — Прутья испарились?
— Пойди сам посмотри, — съехидничал Тихон, но тут же смягчился: — Я припас воду и ветошь. Положите на веки мокрый платок и поморгайте. Сейчас пройдёт.
Но прошло минут десять, прежде чем мы пришли в себя и вернулись к решётке. У Тихона получилось: два прута сосульками смотрели в пол, а под ними лежали лепёшки расплавленного металла.
— Ну, теперь моя очередь! — сказал Сашка и протянул руки к уцелевшей арматуре.
Он хотел разогнуть прутья, но Тихон его ударил. Ударил и оттолкнул.
— Ты представляешь, какая сейчас температура у стального прута? — спросил он.
Сашка, недовольно ворча, встряхнулся и приблизился. Выражение его глаз мне не понравилось, а когда он подхватил огрызок трубы, неудачно оказавшийся под ногами, я просто испугался.
Но Тихон только вздохнул и плеснул на прутья из кружки. Казалось, вода с коротким шипением испарилась, даже не долетев до решётки.
— Принесите ещё воды, — распорядился он. — Несите все кружки!
Мы носили воду и поливали прутья. Когда они перестали шипеть и только парили, Тихон сказал: «Хорошо» — и указал Сашке на брошенный огрызок трубы:
— Попробуй им разогнуть огарок, — сказал он и направил палец на ячейку нижнего ряда между целым прутом и «сосулькой». — Здесь.
Сашка покорно просунул трубу в ячейку, упёр её в целый прут и надавил на рычаг. «Сосулька» немного приподнялась, а труба согнулась.
— Прекрасно! — оценил Тихон.
Он отобрал у Сашки трубу, насадил её на приподнятый конец «сосульки» и скомандовал:
— Ну-ка, вместе!
Мы ухватились за трубу и легко отогнули «сосульку» кверху.
— Повторяем процедуру…
Когда освободили проход, Тихон протолкнул через лаз свой мешок с термитными шашками, прополз на ту сторону и тут же направился к люку. Мы поспешили за ним. То, что произошло дальше, будило зыбкие воспоминания о поздравлениях в день рождения. Тёмное помещение, в которое привёл нас люк, осветилось множеством люстр и настенных светильников. Нам аплодировали человек десять. Они изо всех сил изображали радость, но я видел их смущение. Немудрено, мы ведь тоже обалдели от прыти Тихона: спрямить дорогу мусором, случайно подвернувшимся под руку, не всякому по плечу…
— Молодцы! — воскликнул усатый дядька, — вы установили сразу несколько рекордов прохождения лабиринта. По нашим правилам, ваш лидер становится Админом.
— Я — капитан, — веско сказал Тихон.
Новое слово показалось тревожным. У меня подкосились колени, и почему-то припомнились слова о шхерах и нычках. Нарочитая радость встречающих моментально сменилась внимательным сочувствием.
— Я — капитан, — повторил Тихон. — Доложите обстановку!
— Не горячись, друг, — сказал высокий блондин, кладя руку на плечо Тихону. — «Капитан» — это жестокий, не терпящий возражений персонаж из сказочной книги под названием «Вахтенный журнал». Мы же стараемся жить цивилизованно, что значит — в тепле, роскоши и терпимости к суевериям друг друга.
Тихон строго глянул на Блондина, и тот немедленно убрал руку.
— Чем рассказывать, мы лучше покажем! — широкой улыбкой Усатый попытался сгладить неловкость. — Кино в качестве доклада подойдёт?
— Только фильм о походе вашей группы получился не очень зрелищным, — с сожалением добавил Блондин, — но можем посмотреть кино про другие группы. Что выбираете: кино или сперва пообедаем?
— И много их было? — звонко спросила Настя. — Других групп?
— Полсотни, — гордо ответил Усатый. — Но, сами понимаете, дошли далеко не все. Только лучшие из лучших.
— В полном составе вы первые, — уточнил Блондин. — Бывает, кто-то находит дорогу. Но только один. И, конечно, не в первые сутки. Я, к примеру, две недели плутал.
— А вы, значит, наблюдали? — поднял бровь Тихон. — Снимаете кино про то, как гибнут люди?
— Так ведь естественный отбор… — пояснил Усатый, — теорию эволюции помните?
— Здесь все? — спросил Тихон и откашлялся. — Это весь экипаж?
Мне показалось, что его голос дрогнул.
— Да, — важно ответила статная женщина с длинными чёрными волосами. — Это все победители.
Только сейчас я понял, что мы, новички, совершенно лишены волос. Я провёл ладонью по лысой макушке и встретил одобрительный взгляд Усатого:
— Не волнуйся. У вас тоже вырастет.
— Раса победителей, господа олимпийцы… — с непонятной интонацией сказал Тихон. — Полсотни групп — это двести пятьдесят человек. Но я вижу только восьмерых. Шестеро мужчин и две женщины. Остальные погибли?
— Да, — с достоинством кивнул Усатый. — Господь нам дал равные шансы. Он не виноват, что кто-то сумел воспользоваться и выжил. А у кого-то не получилось.
— Господь не виноват, — с усмешкой повторил Тихон. — А ты?
— Как же мы можем вмешиваться в дела Создателя? — удивилась женщина. — Пусть уж он сам решает, кому жить, а кому умирать.
— Удобная позиция, — согласился Тихон, — ни к чему не обязывает, и всяко оправдывает. Последний вопрос: почему не запустили киберуборщиков?
«Олимпийцы» снисходительно заулыбались.
— Если запустить киберов, они уничтожат лабиринт, — с коротким смешком сказал Усатый. — Решётка, препятствия, пропасти и озёра с кипящим машинным маслом…
— Если не будет лабиринта, что останется из развлечений? — крикнул кто-то из второго эшелона встречающих.
— Только секс, — не оборачиваясь, ответила ему женщина с волосами до пояса.
— А новенькая ничего… — послышалось из задних рядов.
Настя нахмурилась.
— Здесь есть неподалеку небольшое уютное помещение, в котором можно присесть и продолжить беседу? — учтиво спросил Тихон.
— Разумеется, простите! — засуетился Усатый. — Экие мы невежи… извинением может служить только растерянность. Понимаете, вы первые, кто пришли в полном составе. Мы даже праздничный обед не успели сготовить. Ваше прохождение решётки оказалось таким стремительным… теперь придётся ломать голову, как её восстановить.
Мы двинулись сквозь ярко освещённый зал к одной из комнат. Я обратил внимание, что Серж с Сашкой обмениваются улыбками с «олимпийцами», а вот Настя хмурилась и кусала губы. Я тоже пока не мог определиться со своим настроением. С одной стороны, вроде бы, радостно, что всё благополучно закончилось. С другой, как-то непонятно: как можно снимать кино про то, как гибнут люди? Надо бы спросить у Тихона…
Но Тихон был занят: он стоял возле открытой двери и пожимал руку входящим в неё людям. Каждый называл своё имя, Тихон важно кивал и повторял своё: «Очень приятно, Тихон», «Тихон, очень приятно»…
Когда все олимпийцы прошли, я сунулся было следом, но Тихон схватил меня за воротник и грубо отшвырнул от комнаты.
— Куда это ты собрался? — прошипел он.
На этот раз его лицо не показалось злым. Скорее испуганным. Оно было белым и мокрым от пота.
— Ваша цель — мостик, — прошептал Тихон. — Прежде всего, устройство для восстановления памяти. Не ошибётесь: на входе надпись «аккомодация», глубокое кресло, шлем с проводами. Потом киберы! Немедленный ремонт. Настя! Особенно на тебя надеюсь, встреча новорожденных!..
— Эй, Тихон! — крикнули из комнаты, — ждём!
— Валите сюда, ребята, — подхватил другой голос, — и новенькая пусть войдёт!
Я заметил, как Настя отпрянула. Это не укрылось от внимания Тихона:
— Молодец, девочка. Правильно. А вам, бойцы, приказываю заглянуть в эту дверь часа через два. И запомните: я вернусь! Приду обязательно! И если сделаете что-то не так, поступите не по Уставу, гореть вам в геенне огненной…
«Геенна? — подумал я. — Это что за зверь?»
— А что такое «гиена»? — спросил любопытный Сашка.
— Через два часа! — повторил Тихон. — Заглянешь в эту дверь и узнаешь. А теперь, как только я войду, задраивайте люк наглухо. Вот этим штурвалом…
Он постучал пальцем по огромному, в половину двери колесу и ушёл в комнату.
Мы переглянулись, пожали плечами, и Сашка закрутил штурвал до упора.